Ричард Длинные Руки – ландесфюрст

Орловский Гай Юлий

Он прищурился:

— Ну-ну?

— При Кейдане сможете плясать у него на столе, — сказал я, — а вот Ричард вам сразу же прищемит хвост. А то и пальцы дверью. Не пробовали это удовольствие? Я могу дать ощутить эту радость.

Его лицо дернулось, словно на миг представил себе, как пальцы попали между косяком и закрывающейся дверью, но сразу же сказал уже более ровным голосом:

— Вы так откровенно идете на конфронтацию… Почему?

— Ундерленды, — отрубил я, — это моя земля, как майордома и лорд-протектора

Сен-Мари. И я не намерен терпеть здесь сепаратизм и центробежные настроения. Конфронтация, кстати, бывает только между равными! Вы что же, полагаете себя равным мне?

Я повысил голос и смотрел на него, как лев на козу, нарочито распаляя себя так, чтобы было хорошо заметно даже издали мой вельможий гнев.

Он открыл было рот, явно хотел сказать что-то хлесткое, что не только, мол, но и выше, по морде видно, но затем заколебался, в глазах мелькнула неуверенность.

— Ваша светлость, — произнес он небрежным голосом, — да как я осмелюсь?.. Вы же этот, как его… властелин! А я кто? Всего лишь сенешаль герцога и простой советник герцогини, на досуге увлекающийся магией…

— Магия запрещена, — отрубил я.

— Так для баловства же, — объяснил он нагло. — Это совсем не то, когда человек занимается всерьез!

В голосе его была явная насмешка, но я сделал вид, что настолько туп и все принял за чистую монету, сказал гордо и значительно:

— То-то же! Идите!

Он поклонился преувеличенно низко, повернулся и пошел, я видел, как плечи вздрагивают от сдерживаемого хохота.

Сэр Готмар на заднем дворе придирчиво осматривает молодых коней, что привели в замок из ближайших сел, заглядывает в пасти, пересчитывает зубы, будто собирается пломбировать, задирает им ноги и ощупывает копыта.

— Хорошие кони, — заметил я. — Должен сказать, в остальной части королевства они поплоше.

— У нас все лучше, — ответил он с вызовом, разогнулся, посмотрел мне в лицо. — Что у вас на уме, ваша светлость?

Я поинтересовался:

— Неужели заметно? Когда же научусь смотреть аки правитель?.. Кстати, можете звать меня сэром Ричардом.

Он покачал головой:

— Не пойдет.

— Почему?

— Буду сбиваться, — объяснил он, — на «Сэр Полосатый». А «ваша светлость» привычнее. Герцог — его светлость, герцогиня — ее светлость… Так что вы задумали?

— Успокойтесь, — сказал я, — никаких драк в поднебесье. Это всякие полосатые дерутся, а их светлости творят политику.

Он вздохнул с облегчением.

— Слава господу!.. А то как вас увидел, так сразу накатило… И подземелье, и как соседа грохнули вместе с его дружиной, замком, воздушным флотом и даже горой, где стоял такой прекрасный замок, душа радовалась… Так до сих пор вулкан лавой поплевывает. Даже рассказать некому, все равно не поверят!

— Ну и хорошо, — сказал я, — будет жить мирно и счастливо… Кстати, что скажете насчет

вашего сенешаля?

Он вздрогнул, перекрестился, сплюнул через плечо, скрутил фигу и показал себе из-под колена.

— А я чуть не поверил, — сказал он с укором.

— А что такого? — спросил я в изумлении. — Предыдущего я зар-рэзал… цх!.. за комплимент леди Жозефине. И никто даже ухом не повел. А чем этот лучше?

Он померк, оглянулся по сторонам и шепнул:

— Тот был просто дурак, купленный… противниками герцога. А этот сам себе на уме, а еще в черной магии силен.

— Да хоть в розовой, — ответил я, — или в голубой, что на него больше похоже. Что он еще делает, кроме своей работы?

— Работу он делает, — ответил Готмар шепотом, — хорошо делает! Но еще поставил себя так, что теперь он хозяин как замка, так и всех Ундерлендов. Его слушаются уже не как сенешаля, а как герцога.

— И рыцари?

Он поморщился.

— А что рыцари? Их не утесняет. Напротив, развлекает как может. Они и рады. А ему льстит, что ему кланяются самые именитые лорды.

Я поглядывал на него внимательно, продолжая задавать вопросы легким тоном, и Готмар начал горячиться, по лицу пошли красные пятна, а в глазах заблистали злые огоньки.

— Понятно, — сказал я задумчиво. — Последний вопрос: в каких он отношениях с герцогиней?

Он застыл на мгновение, ожег меня ненавидящим взглядом за такую бесцеремонность, поколебался долгое мгновение.

— Как вам сказать… Конечно, он старается усилить свое влияние. Если бы его магия помогла, уже сумел бы совратить ее чарами. К счастью, все люди стараются оградить себя от чужих чар, а знатным и богатым еще и удается. У герцога и герцогини при себе не то кольца, не то что-то еще, что не дает на них так уж действовать…

Я переспросил:

— Что, и у герцога? А ему зачем?

Он сказал с достоинством:

— Но каково это лечь с прекрасной девой, а проснуться утром рядом с чем-то чешуйчатым или волосатым?

Я чуть было не пожал плечами как истинный демократ и толераст, но встретил честный взгляд Готмара.

— Да-да, — сказал я громко, — вы правы, сэр Готмар. Для некоторых это весьма как-то даже не совсем хорошо как бы вот так. Ага. У сенешаля все кольца волшебные?

Он пожал плечами:

— Никто не знает. Говорит, что да, но слишком уж их много. Наверное, часть просто для бахвальства.

— Спасибо, сэр Готмар, — сказал я.

Он спросил мне вдогонку обреченным голосом:

— Точно в небе не придется?

— И в подземелья не полезем, — заверил я. — У самого в печенках по самое не могу.

Превратившись в незримника, я миновал все магические ловушки Вервельда, слишком простые, даже на мой взгляд, — видимы либо в тепловом, либо в запаховом, — прошел в ту часть дворца, что считается женской половиной.