Ричард Длинные Руки – ландлорд
Шрифт:
— А что, не прав?
Он пропищал:
— Ты угадал. Можно я спущусь?
— Спускайся, — разрешил я.
— Хватать не будешь?
— А что мне за прок? — удивился я. — А вот поговорить интересно...
Он медленно опустился, теперь мордочка выглядывает из стены на высоте моего плеча. Круглая, печальная, а когда не шевелится, я вижу отчетливо как выпуклые глаза, так и мордочку. Удивительно похожую на летуче-мышью. Когда раскрыл крохотную пасть, блеснули острые зубки. Я подумал, что это совсем уж атавизм, если живут в камне. Даже глаз не
Он рассказывал, я слушал, а параллельно раздумывал о том, какая мне от них выгода есть или может быть, и наконец пришел к выводу, что хотя в нашей людской натуре искать выгоду везде, но в данном случае это просто существа, которые живут рядом в пространстве, слегка заходя краем и в наш ареал, но ни в коем случае не соперничая, не отнимая у нас ни добычи, ни места. Ну как муравьи, что поселяются в щелях многоэтажных домов. И хотя муравьи все-таки нагло воруют крошки со стола, но люди мало обращают на них внимания. А эти так и вообще живут тысячи лет рядом, никто их не только не видел, но и не чувствует их присутствия...
С другой стороны, хоть что-то да узнать от них могу, если их память простирается на тысячи и тысячи лет в прошлое. Правда, я им ничем отплатить не могу, так что остается разве что расположить их своим обаянием...
— А чем питаетесь? — спросил я. — Хочешь вина?.. Или мяса?
Он покачал головой.
— Мы не едим... а мы...
Несколько слов совершенно непонятных, я выслушал, кивнул, словно все понял.
— А как же существуете? Оттуда берете энергию, чтобы двигаться?
— Из камня, — ответил он. — Чем глубже, тем больше...
— Ну-ну, — сказал я. — Счастливые. Воткнул два пальца в розетку — и сыт. И отхожих мест, наверное, вам не надо... Но если с едой изобилие, то из-за чего тогда воюете?
Он потряс головой.
— Мы не воюем. Никогда. Потому с таким непониманием и наблюдаем за вами, людьми. Мы знаем не только ваш язык, но все ваши обычаи. Привычки, склонности, но все равно не понимаем очень многое.
Я сказал с удовольствием:
— Тогда ты попал, куда надо. Я страсть как люблю объяснять! И еще — давать советы. Я вообще из страны Советов. Даю даже бесплатно, но с тебя возьму плату информацией о той стороне. Ну, ты понимаешь, бартер, обмен.
Он сказал торопливо:
— Да-да, я расскажу все!.. Но нам рассказывать почти нечего. Мы просто живем... Мы уже тысячи лет живем вашей жизнью: все говорим на вашем языке, своего у нас давно нет, все знаем вашу историю... потому что своей нет... я же говорю, что у нас и десятки тысяч лет назад все такое же... у нас ничего не происходит.
Я вздохнул:
— Знаешь, это я переживу. Хоть христианская культура от прочих отличается в первую очередь интересом к другим культурам, но из меня такой христианин, что... когда слышу слово «культура», рука тянется к мечу. Ну ты понял, меня больше интересует как раз наша культура, человечья. Не зная своей,
Он, похоже, не понял, что-то сложное я завернул, а они хоть и миллион лет наблюдают за человечеством, даже сами считают себя частью человечества, но такие сложности вряд ли поймут, человек — это звучит!
— Ты единственный, кто нас видит, — повторил он с прежним удивлением, — это чудо какое-то!.. И слышишь... нас люди не слышат, мы говорим... по-другому.
— Я три языка знаю, — похвалился я. — В смысле, еще и два матерных. Так что я полиглот. Просто у меня ухи ширше, вот и ловлю звуков больше. Значит, тебе повезло, малый. Я кладезь мудрости, сам понимаешь! Столько могу рассказать, как коней кормить или подковывать...
Он махнул светящейся лапкой.
— Это мы знаем во всех мелочах. У вас разнообразнее жизнь, чем у нас, потому за нею и наблюдаем с таким интересом...
— Как в театре? Понятно, понятно. Из стен смотрите, как из партера. А кто повыше устраивается, то там ложи. Кстати, как ваш народ зовется?
— Зовется? — переспросил он в недоумении.
— В смысле, самоназвание, — объяснил я. — Вон якутов зовем якутами, а они, оказывается, саха, грузин называем грузинам, а они — картли, а немцев, вот уж бедный народ, как только не зовут!
Он понял, развел лапами в чисто человеческом жесте и с человеческой мимикой.
— Знаешь, мы настолько привыкли считать себя почти людьми, хоть и тайными, что уже и самоназвание забыли! Мы не только перешли на твой язык, но у нас все ваше: мимика, жестикуляция, хотя это было непросто... А назывались мы в древности вроде бы...
— Как?
Он снова пошевелил мордочкой.
— Понятно?
— Нет, — признался я. — ну да ладно, я пока не умею радиоволнами. Или гамма-лучами, не знаю, что у вас.
— Зови нас дефами, — предложил он. — У вас когда-то они существовали. Не такие, как мы. Но что-то похожее. Да, дефы, так нас примерно и называли...
— Кто?
Он подумал, покачал головой. На мордочке появилось удивленное выражение.
— А в самом деле, кто... Не мы же сами... Ах да... были и другие, ужасные, это потом мы постарались о них забыть. Мы хотим жить счастливо, потому такое стараемся забыть... Они вытеснили нас наверх, а сами остались в огненном океане. Там внизу, ты не поверишь, даже не моря, а необъятный океан из расплавленного золота, железа и разных металлов...
— Поверю, — ответил я. — А вас точно никто не звал Филигонами?
Он ответил с недоумением:
— Как только нас не обзывали, но филигонами. А почему?
— Да так, — ответил я торопливо. — Почудилось, значит, это еще впереди, Господи Боже... что мне предстоит ишшо! Вы живете здесь испокон веков?
— Нет, — ответил он.
— А с каких времен?
— Испокон, тысячелетий... Нет, даже больше. Людей здесь не было вовсе.
— В смысле, — спросил я с бешено колотящимся сердцем, — сразу после Великой Войны Магов?