Ричард Длинные Руки – ландлорд

Орловский Гай Юлий

— Жаль, — вырвалось у меня.

— А как жаль нам! Но мне старейшины объяснили, что нужно сделать... да, сделать. Чтобы. Ты это сможешь.

— А чего ж не сами? — спросил я деловито. — Или там ловушки и для вас?

— Нет, — объяснил он, — но там под силу только человеку.

— А что нужно? — спросил я с некоторой опаской. — Не взорву ли планету на фиг?

Он снова покачал головой.

— Я знаю, что такое «взорвать». Нет, ты не взорвешь. И никому хуже не станет.

Мне показалось, что он чего-то недоговаривает, спросил с упор:

— А кому станет лучше?

Ну-ну, колись. Если бы не стало лучше, то зачем все?

Он снова нырнул в камень, долго не показывался, я уж думал, что вообще ушел, но вернулся, из его объяснений я кое-как понял, что в древности было построено или создано, а может быть, и выращено некое устройство. Когда проверили, как оно работает, таких сделали несколько десятков. В нижних подвалах древнего замка, который существовал до этого замка, сохранилось одно такое. Но оно повреждено. Если бы работало, то в радиусе человеческих ста ярдов они могли бы намного свободнее выходить из стен. Уже не на одну-две минуты, а в десятки раз больше без всякого труда и даже потом, когда уже трудно, все равно это не грозит смертью.

Я присвистнул.

— Знаешь ли, какое у вас ни хреновое мнение о людях, но все равно ты думаешь о нас лучше, чем мы есть. Я, к примеру, даже не знаю, каким концом отвертки забивают гвозди. У нас, понимаешь ли, узкая специализация.

Он смотрел ошалело.

— Ты отказываешься помочь?

— Я говорю, — объяснил я, — что недостаточно компетентен в ремонте квантовых генераторов шестимерного пси-поля.

Он пропищал:

— Там обрушилась часть стены, только и всего!

— И что?

— Если ты сумеешь убрать... там увидишь... а мы скажем, что сделать...

Уже в личине исчезника я отворил с опаской дверь. В коридоре четверо крепких и до зубов вооруженных парней. Все четверо сидят на лавке под противоположной стеной и... спят.

Ликуя, что все так просто, я вышел на цыпочках, деф предпочитает двигаться в стене, время от времени высовываясь, чтобы я не терял из виду. Он даже не понял, что я невидим для других людей, сам он не видел разницы, а я не стал объяснять, что все хитрости, как и все оружие, созданы людьми, чтобы убивать людей же, а не каких-то оленей, как пытаются объяснить недозрелые гуманисты.

Мы опустились в винный подвал, деф подвел к дальней стене.

— Здесь...

— Что, дверь?

— Нет, стена, — объяснил он. — Толстая. Но за той стеной есть ход на нижние этажи.

Я пощупал стену, здесь не просто камни, как вся башня, в основание поместили массивные гранитные блоки, хорошо отесанные и умело прилаженные один к одному.

— И как? — спросил я.

Он промямлил:

— Мы думали, ты придумаешь... Люди — такие хитроумные.

— Так то люди, — пробурчал я. — А я рыцарь. Я не должен думать, я должен с криком «За гуманизм!» бросаться вперед и резать всех, кто на пути Добра, Справедливости и Свободы Личности... Нет, лоб у меня не настолько профессионально военный, чтобы выбить хоть один блок на ту сторону. Даже расколоть не смогу, а раскалывать не годится, сразу увидят. Да и услышат...

Он прошептал:

— Не услышат. Сейчас там пир, менестрель начал песню, все запели...

Я

зябко повел плечами. Вообще-то да, даже сюда в подвал доносится мрачный рев десятков рыцарских глоток.

— Все равно, — сказал я. — Если бы я мог, как ты... Но я, увы, не могу.

— Но ты должен пройти! Если поможешь нам, мы тебе все-все будем рассказывать, что захочешь...

Мои пальцы коснулись рукояти молота на поясе. Минуту подумал, это что-то совсем рискованное, измерил взглядом глыбы. К счастью, уложены так, что сверху на каждую глыбу опираются сразу две, как и она опирается тоже на две, так всегда каменщики возводят дома, это гарантия, что если какой кирпич и выпадет, искрошившись, все-таки глина, то остальные кирпичи останутся на месте...

— Берегись, — сказал я.

Молот ударился в камень, глухо звякнул, оставив белое пятно, вернулся в ладонь. Я швырнул чуть сильнее, снова ничего, только с третьего удара появилась трещина, а с пятого глыба раскололась на десяток фрагментов. Я вытащил их, в образовавшуюся дыру кое-как протиснулся, выругался.

То, что деф назвал ходом, на самом деле нора, вряд ли пролезу даже на четвереньках, но деф так ликовал и прыгал, что я попытался двигаться по-пластунски. Через десяток шагов ход чуть расширился, я шел дальше на четвереньках. К счастью, двигаться приходилось вниз и вниз, наконец появились ступеньки, свод поднялся, я спускался уже, как человек.

Единственную дверь пришлось разнести молотом, на этот раз я не страшился, что кто-то услышит. Мы вошли в просторный когда-то зал, судя по уцелевшей части. Обвалилась не просто стена, а вывалилась часть стены и свода. Крупные глыбы раскатились по всему залу, пришлось перебираться по ним, как через бурный поток.

В центре, наполовину погребенное под камнями, нежно белеет поставленное стоймя куриное яйцо размером с небольшой холодильник. Я видел его только с одной стороны, деф сразу же начал карабкаться по камням, время от времени исчезая в них, закудахтал, начал объяснять, что камни нужно убрать...

— А чего сами не убрали? — спросил я сварливо.

— Мы не можем, — объяснил он уныло. — Наши руки проходят насквозь. Как и мы сами.

— Лодыри.

— Нет, — возразил он, не врубаясь в мой утонченный человеческий юмор, — мы не можем. Но если растащишь камни... и сделаешь... то мы сможем...

— Что, убирать камни?

— Нет, — признался он смущенно, — это не сможем. Но мелкие вещи сможем трогать, приподнимать... По крайней мере, так говорят древние мудрецы.

— Хорошо устроились, паразиты...

С полчаса я ворочал глыбы, освобождая место вокруг яйца. Оставались еще три, но я уже видел, что одна пробила острым, как крюк пожарного багра, углом стенку яйца. Там желтая дыра, словно близко к скорлупе желток, поблескивают крохотные алмазики.

Деф суетился, надолго исчезал в камнях, теперь в стенах то и дело высовывались другие светящиеся мордочки. Деф получал указания, я под его чутким руководством сперва ухитрился вытащить из яйца целую секцию, которую повредило, деф указал, где хранятся запасные блоки, я вставил, ничего не случилось, но деф зашептал восторженно: