Ричард Длинные Руки — ландлорд

Орловский Гай Юлий

— Слезай. Ты все равно умрешь здесь. Не пачкай кровью седло.

Он начал слезать, медленно и осторожно. Когда ноги коснулись земли, в руке блеснул нож. Я успел высвободить сапог из стремени и отшвырнул его пинком, но он успел полоснуть ножом по бедру. Боль обожгла, как кипятком, он прыгнул ко мне снова, но мой длинный меч с хрустом рассек его от плеча до середины грудной клетки.

Женщины плакали, слезно благодарили, я осматривал их с высоты седла. Сердце все еще колотится, мысли бегут горячечные, злые, руки дрожат то ли от усталости, то ли все еще от жажды что-то делать. Я нарочито замедленно повернулся в седле,

осторожно перерезал веревки на руках той женщины, что первой ответила на вопрос.

Она снова сориентировалась быстрее всех: прыгнула к умирающему, быстро выдрала нож из еще теплых пальцев, начала торопливо пилить узлы на руках подруг.

Я заговорил тоже медленнее, иначе слова горячечным потоком хлынут из меня с такой скоростью, что сам не пойму, а это недостойно рыцаря, мы должны говорить медленно и важно:

— Возвращайтесь в свое село. Если кто умеет обращаться с лошадьми, то вон там остались кони... Кто их заберет — того и будут.

Женщина быстро вскрикнула:

— Ваша милость, кто вы?

— Ну... — проговорил я в затруднении, — моя природная скромность не позволяет мне называть себя...

— Ваша милость, но как же...

— А вот так, — ответил я, — скромный я ужасть. И застенчивый. Вы ж благодарить будете, а не ругать? А это супротив нашего устава скромников.

— Будь благословенны ваши родители, — сказала женщина с чувством, — что воспитали такого благородного рыцаря!.. Эй, Тиль, не спеши за конями!.. Я тебя освободила первой, но это не дает тебе права...

Я усмехнулся. Эта женщина сразу взяла бразды правления в свои руки. Есть такие, что просто рождаются вожаками.

Глава 10

Они разбирали коней, пошли споры, у кого больше разорили двор, та самая женщина активно вмешивалась и, как властный судья, выносила решения, будучи прокурором, судьей и адвокатом в одном лице, микрофеодал. Я взобрался на Зайчика, и тут все испуганно вскрикнули. Пыльное облачко приближается уже с другой стороны. Женщины с надеждой смотрели на меня, я нахмурился и наложил стрелу на тетиву лука.

Раздался тяжелый грохот, словно скачет подкованный слон, из пыли взметнулся измученный всадник на огромном коне.

Сэр Растер загрохотал, увидев меня:

— Вам не удалось удрать от меня, сэр!.. А что это за женщины... Господи, неужели удалось отыскать дорогу к амазонкам, теперь таскаете оттуда... ну что за жизнь, я только проговорился, а вы уже все нашли...

— Постыдитесь, сэр Растер, — прервал я. — Разве эти измученные покорные женщины похожи на амазонок, которые так тревожат ваши маскулинистые сны. Особенно если пожрете жареного мяса со специями?

Он повернулся к пленницам, девушки под его взглядом старательно прикрывали оголенные груди остатка ми платьев. Он вздохнул так печально, что на полмили вокруг полегла трава:

— Да, эти покорные, как коровы... В них нет огня... Я махнул женщинам.

— Идите обратно. Пожалуйтесь своим господам, такие бесчинства должны строго пресекаться.

Наши кони идут ноздря в ноздрю, только конь сэра Растера поглядывает на Зайчика с таким же неудовольствием, как и его хозяин на меня. Зайчик на локоть выше, крупнее, но идет легко, словно конь Растера из чугуна, а мой — из легчайших ферросплавов.

В сэре Растере борются оскорбленная гордость, что я побрезговал ободрать

его, как липку, и тайная радость, что не ободрал, из-за такой двойственности никак не решит: считать меня своим лютым врагом или же благодетелем.

Медленно выдвинулось из-за леса высокое строение, размером с башню замка, только вдвое выше и крупнее, однако не башня: те либо круглые, либо квадратные, а это как кристалл с острыми гранями.

У меня почему-то похолодели ноги, я смотрел на крепость и чувствовал, как непонятное чувство страха начинает заползать под кожу, будто смотрю в бездну. Сэр Растер коротко мазнул по ней равнодушным взглядом, так человек, незнакомый с огнестрельным оружием, может без страха заглядывать в дуло не только заряженного пистолета, но и пушки, а у меня холод разлился по внутренностям. Этот замок, если его можно назвать замком, строили явно не люди. Я не знаю, что могут построить люди, их изобретательности нет предела... но это лишь красивая фраза, мы ограничены тем, что мы — люди, у нас людская психика, у нее есть границы... а вот это строили совсем не люди.

Сэр Растер наконец обратил внимание на мое бледное лицо, быстро огляделся по сторонам.

— Что случилось?.. Вы что-то увидели?

Я кивнул на замок. Он снова оглянулся, некоторое время всматривался, будто старался рассмотреть блеск металла на смотровой башне или в бойницах.

— Ничего не вижу, — ответил он напряженно. — Там что-то есть?

— Не знаю, — ответил я. — А что это... за сооружение?

Он сдвинул плечами.

— Никто не знает. В старых рукописях, что на самом деле лишь копии с копий древних подлинников, а то и не копии, а краткое изложение, сказано насчет серых людей, что пришли из ниоткуда и заселили этот край... Эти серые люди были и не людьми вовсе, так и сказано, но что это значит, никто не знает, потому что все-таки люди... Других источников не осталось, а все переписчики лишь толковали этот текст. Известно еще, что были войны, о которых известно только, что они были... и были жестокими, так как все либо превращалось в лаву, либо замерзал даже воздух. Потому даже о том, что там войны, узнавали от соседей...

— Интересно взглянуть бы на те записи, — сказал я задумчиво.

Он фыркнул:

— Вот уж больше делать вам нечего! Дела давно забытые, а людям нужно заниматься своими. Известно только, что строили не люди, хотя и люди, а нападали тоже не люди. Только другие не люди.

— Нелюди? — спросил я.

— Нет, — поправил он. — Не люди.

Солнце стремительно падает за холмы, от их верблюжьих горбов протянулись длинные угольно-черные тени. Но сами вершины холмов страшно горят золотым огнем, от них летят искры, воспламеняют облака и даже парящих в небе орлов: птицы стали золотистого цвета, только кончики острых крыльев хранят черноту.

Сэр Растер поглядывал по сторонам в поисках приличной деревеньки, а я сказал гордо и надменно, надеясь от него избавиться:

— Час добрый, сэр Растер!.. Вон там виднеются домишки... Нет, вполне приличные дома. Пастух гонит стадо в село, гуси идут от пруда... Вам там будет удобно.

Он сказал с подозрением:

— Где, у пруда?

— Что вы, сэр Растер! Я имею в виду — в этом приличном селе.

Он спросил с еще большим подозрением:

— А вам неудобно?

Я осенил себя крестным знамением, что вызвало у него скептическую ухмылку.