Ричард Длинные Руки – паладин Господа
Шрифт:
– Почему? – переспросил я. – Гендельсон рассказал верно.
– Нет, – возразила она. – Я видела, как вы… насыщаетесь. Гендельсон ел, как… как все едят. У вас же получалось настолько красиво, грациозно, что я не поверю, что за вами не следили с колыбели десяток воспитателей, наставников. У вас каждое движение было отточено, вы ели… необыкновенно красиво!
Я пожал плечами.
– Что за ерунда? Я ел, как все едят.
– Да? – спросила она тихо, уже почти забыв о своей наготе. – Где? В какой стране?.. Гендельсон только и сказал, что вас привезли из дальних
Холод вошел в мою грудь, сердце сжалось. Я задержал дыхание, Гильома следила за мной с глубоким участием.
– Вы побледнели, – прошептала она, – вы изменились в лице, сэр Ричард. Значит, я права.
– Не будем этого касаться, – попросил я. – Я – сэр Ричард Длинные Руки. Состою на службе короля Шарлегайла… на добровольной основе. Я ничего от него не получил и не прошу, а служу лишь потому, что считаю его достойным королем. Больше ничего о себе сказать не могу.
– Не хотите?
– Не могу.
Она взяла кувшин обеими руками. Я наблюдал, как она грациозно поднесла его ко рту. Крупные груди приподнялись, смотрели на меня с вызовом и, хуже того, с обвинением. Я стиснул зубы, надо держаться. Она же ребенок, половозрелый ребенок. А я… в этом мире повзрослел очень быстро.
– Хорошо, – произнесла она, опуская кувшин. Губы ее блестели, окрашенные вином. – Хорошо быть мужчиной…
Я уловил намек, пожал в неловкости плечами.
– От мужчин требуется больше. Мужчин судят строже. Быть мужчиной… трудно.
– Но вам это удается, – обронила она.
Наши взгляды встретились. Снова намек, на этот раз я вопросительно вскинул бровь. Гильома слабо улыбнулась.
– После обеда я общалась с нашими воинами. Осмотрела и убитого Шерга. Никто почему-то не обратил внимания, что рана от меча совсем не смертельная. А убит он ударом чего-то очень тяжелого в бок… Ему сломало все ребра и расплющило сердце. Он умер раньше, чем Гендельсон обрушил ему на голову свой меч!
Я развел руками, сказать нечего, налил себе в кружку. Она не отводила взгляда, серьезные глаза наблюдали, как я беру кружку, подношу ко рту, как двигаются мои губы. Я чувствовал себя неловко, словно на экзамене по этикету, которого вообще-то не знаю.
– У вас на поясе молот, – произнесла она тихо. – Я тихонько осмотрела…
– Ну и что показала криминалистическая экспертиза?
Она не поняла, но догадалась по тону, ответила так же тихо, глаза ее не отрывались от моего лица:
– Я уже сказала, что Шерг был в железных доспехах. Его панцирь слева вмят в грудь с такой силой, что сломаны все ребра и расплющено сердце…
Я поморщился.
– Леди Гильома… Это все ваши домыслы. Никому они не нужны. Разбойник убит, это главное. Кто убил, не так уж и важно. Все видели, что Гендельсон отважно загородил ему дорогу и обрушил свой разящий меч. Что нужно еще? Пусть так и будет.
Она долго смотрела на меня, в глазах удивление сменилось чем-то другим, более сложным, а я не чтец по женским глазам.
– Но… почему?
– Потому, – ответил я. – Пусть будет так.
Она покачала головой:
– Впервые вижу мужчину, который отказывается
– Да какой это подвиг, – сказал я невесело.
Ее глаза расширились, я запоздало понял, что красивая принцесса поняла меня не так, поняла по-своему. Я имел в виду, что веду более тяжелый бой, что для меня подвиг означает нечто большее, чем ударить большой палкой кого-то по голове, у нас только слово «подвижничество» еще понимают в правильном значении подвига, но она, похоже, решила, что я жру драконов на завтрак десятками.
Ее тело вздрогнуло, на бледных щеках румянец вспыхнул ярче, залил лоб, шею. Губы стали еще крупнее. Она прошептала с очаровательным смущением:
– Я сказала, что впервые вижу мужчину, который… на самом деле я вообще не видела мужчину наедине, ночью… Никто не видел меня обнаженной. Никто не трогал мое тело. Да если бы кто-то даже посмел протянуть руку…
Она часто задышала, в глазах блеснул гнев, а ладонь метнулась к тому месту на бедре, где в первое появление висел изящный кинжал.
Я вскинул ладонь.
– Не продолжайте, леди Гильома. Да не скажете ничего из того, о чем потом можно пожалеть.
Она сказала с вызовом:
– Я всегда отвечаю за свои слова!
– Да, конечно, – ответил я поспешно. – Но, леди Гильома… в моих краях не придается значение девственности… Гораздо важнее другая верность и чистота. Если женщина сохранила до замужества девственность, а потом предает мужа направо и налево, разве это лучше?
Ее глаза заблестели, как звезды. Она подалась ко мне всем телом, едва не касаясь горячей грудью, потом, спохватившись, что истолкую иначе, чуточку отпрянула, но глаза ее впились в мое лицо.
– Сэр Ричард, – сказала она взволнованно. – Из ваших слов выходит, что в вашей стране женщины идут с мужчинами бок о бок? И воюют вместе?..
– Это правда, – ответил я. – Мир жесток.
Она воскликнула:
– Так это же счастье!.. Как вы не понимаете?.. Не сидеть, как дура у окна, не ждать, когда приедет некто и увезет тебя, как овцу, в свое поместье. Где только и останется служить чистопородной овцой, что ежегодно рожает наследников!
Я молча протянул ей кувшин. Она поняла, взяла обеими руками. Я смотрел, как она подносит к губам, грациозно и красиво, делает глоток…
– Спасибо, – сказала она. Ее руки поставили кувшин на столик. – Спасибо вам, сэр Ричард.
– За что?
– С вами удивительно. Я даже забыла, что я нагая.
– Подать плащ? – спросил я.
Она покачала головой.
– Я сейчас уйду, спасибо, не вставайте. Просто с вами очень хорошо общаться. Но вы правду сказали, что в вашей стране вовсе не требуется хранить девственность?
Я кивнул.
– Правду. У нас не спрашивают женщину, с кем и когда была, занималась ли любовью. У всех к замужеству накапливается опыт и в этой области… девственниц среди невест не бывает. Как и среди мужчин… Однако мне самому очень хочется быть верным своей женщине не только сердцем и мыслями, но и телом… Конечно, она не узнает, где я и с кем… но я же буду знать? Я хочу быть ей верен во всем…