Ричард Длинные Руки – принц-регент
Шрифт:
Я прошелся мимо рядов, чувствуя сильнейшее разочарование, осмотрелся в поисках еще лестницы. Она обнаружилась за горой мешков с шерстью, правда, ступеньки посредине заметно истерты, спускаются по ним явно не одну сотню, а то и тысячу лет.
Где-то на второй сотне ступеней услышал внизу некий едва улавливаемый шум, на третьей уже не шум, а грохот, что по мере спуска то почти совсем затихает, то усиливается до такой степени, что начинает подрагивать все каменное основание, по которому ступаю.
Снизу,
Я остановился, всматриваясь, спросил громко:
— Брат Жак?
Он вскинул голову, лицо потное, красное, со вздохом опустил, напрягая мышцы рук и плеч, мешок под ноги. Там глухо грюкнуло, резко и сильно пахнуло озоном.
— Брат паладин? Чего тебя сюда занесло?
Он откинул капюшон, ухо с той стороны, где был мешок, красное и напухшее. Если бы не толстый капюшон рясы, мешковина вряд ли смогла бы защитить так же надежно. Интересно, что за ткань у них тут и откуда ее берут…
— Да так, — ответил я с беспечностью гуляки праздного, — пока мой вопрос насчет Маркуса не дойдет до самого верха, брожу вот.
Он посмотрел с такой надеждой, что стало неловко.
— Ничего не надумалось насчет той темной тени? А то старшие монахи говорят, самые лучшие решения приходят во время прогулок. Потому и гуляют куда-то… очень далеко. Младшим туда вход заказан.
Я сказал с неуверенностью:
— А не кажется, что эта темная тень появилась в результате некого просчета этих самих старших монахов?
Он тяжело вздохнул; я уловил запах горелого угля и серы, словно он побывал в аду и несет оттуда в мешке что-то украденное.
— Это как, брат паладин?
— Аббат ломает голову, — пояснил я, — где и как нарушена защита Храма, но, возможно, эта темная тень и не проламывала ее? А появилась именно здесь?.. Ладно, неси, а то спину сломаешь. Это что у тебя?
Он прорычал недовольно:
— Руда…
— А там не могут на месте?
— Там и обрабатывают, — ответил он сердито, — но эти куски для каких-то снадобий или зелий… Толочь надо прямо перед смешиванием. Спасибо, брат паладин!
— Пока не за что, — ответил я.
Он уже уходил, но нашел в себе силы оглянуться.
— За то, что вникаешь в наши дела. У тебя свежий взгляд. Замечаешь то, к чему мы привыкли и не видим.
Я двинулся в ту сторону, откуда он появился, из зала на первом этаже ведут сразу три широкие лестницы в обширные подвалы, оттуда начинается бесконечный и пугающий новичков спуск, а я не весьма как бы знаток и эксперт в монастырских подземельях, так что пошел без торопливости, осматривался и прислушивался.
Чувствуется, что монахи не рубили тупо камень, а творчески приспосабливались к рельефу
Я спустился по кругу в пещеру, где ахнул от размеров и мрачной красоты и величия.
Гвальберт Латеранец, сильно накренившись над поручнями, рассматривает нечто внизу в глубокой пещере, где в полной тьме что-то огромное шуршит, гулко вздыхает, скребется, иногда раздается сухой треск, словно лопается не просто камень, а целые скалы.
— Что там за чудовища? — спросил я.
Он оглянулся, сказал равнодушно:
— Керкенсы. Такие черви, хотя не черви, а… в общем, не черви. Грызут камень, что-то в нем находят и жрут, ты бы слышал, как чавкают, заодно расширяют пещеры. Надо только направлять их, чтобы рушили что надо, а то наломают…
— Все как у людей, — согласился я. — Пусть ломают, у них вводить демократию не будем. Ты у них надсмотрщиком?
Он покачал головой.
— Слово какое-то поганое.
— Тогда пастух?
— Это ближе, — согласился он. — Христос тоже был пастухом, а не надсмотрщиком, хотя когда я сам прочел, что он и как говорил… гм… У тебя какие-то новости?
— Да, — ответил я. — Черная тень появлялась в моей келье. Это достаточная новость?
Он насторожился.
— И?
— Убралась, — сообщил я.
Он вздохнул с облегчением.
— Слава Творцу!
— Правда, — добавил я, — пришлось наорать на нее, но не думаю, что на нее так уж подействовала моя ругань. Скорее то, что я паладин, профессиональный истребитель всякой нечисти, нежити и прочих демонов и недемонов.
Он всмотрелся внимательно.
— Значит, вас, паладинов, в самом деле страшатся?
— Хорошо бы, — ответил я. — Плохо, когда хорошие люди почему-то побаиваются этой тени. Это значит, поступают не весьма зело и сами это понимают.
— Тогда можем попробовать ее как-то погонять?
— Как? — спросил я с досадой. — Мне ее не догнать. Она быстрее, для нее стены ничего не значат, а я лоб расшибу.
— Да, — признался он, — как-то не подумал. Сперва решил, что можно бы зажать с двух сторон… тут бы наш аббат помог, но у него и так дел хватает…
— Вообще-то, — сказал я осторожно, — что может быть важнее жизни монаха вверенного ему монастыря?
Он подумал, предположил:
— Может быть, жизнь всех монахов?
Я прислушался к грохоту внизу: а что, если эти черви, что не черви, вздумают грызть свод своей пещеры, они ж дураки, наверное, все мы рухнем к ним в пасть. Правда, Гвальберт выглядит достаточно уверенным и знающим, но не секрет, что самые уверенные на свете люди — дураки. А еще они и все знают, и всем дают советы.