Ричард Длинные Руки – принц-регент
Шрифт:
За спиной топот ног, монахи осмелели, раз уж тень отступает перед паладином, которого сопровождает животворный Божий свет, хотя на самом деле просто свечи при отступлении тени начинают работать с прежней силой, значит, есть надежда, что с тварью скоро покончим.
Коридор закончился, мы с разбегу вынеслись на просторы зала. Я ожидал, что тень переместится на стены зала, однако там светло и чисто, все свечи горят в полную силу.
С обнаженным мечом в руке я озирался зло и разочарованно. В душе топчется
Монахи подошли тихохонько, хотя вроде и чувствуют победу, но видят мое разочарование, переговариваются между собой шепотом, только Смарагд, самый бойкий, подошел и спросил в лоб:
— Брат паладин, а что ты кричал той твари…
— Многое чего, — ответил я сердито, — а что именно?
— Про настоящую тьму, — напомнил он.
Я отмахнулся, стараясь выглядеть простодушным, как и положено человеку с мечом в руке.
— Да пугал, как всегда делаем.
— Пугал?
— Ну да, — подтвердил я. — Угрозы, угрозы…
Он спросил испуганно:
— А если бы тень не поверила и бросилась на тебя?
— Сожрала бы, — ответил я беспечно. — Или растерзала бы. Но мой блеф сработал, верно? Тварь тупая, как все зло, испугалась и попятилась.
— Еще как попятилась, — сказал он с нервным смешком. — Так попятилась, что даже не знаю как… Только черный хвост мелькнул!
— Даже мельканул, — подтвердил кто-то из монахов. — Значит, если она вас, брат паладин, так боится…
Я сказал твердо:
— Надо ее как-то зажать в угол. И тогда я встану у нее на дороге. Ей придется или сразиться со мной, чего избегает, либо… либо сразиться со святостью брата Целлестрина.
Смарагд сказал с восторгом:
— Который сразу же обретет еще большую святость…
Жильберт тяжело вздохнул, на бесконечно усталом и бледном лице читался мягкий укор.
— Брат Жильберт, Целлестрину воевать несвойственно…
Он отмахнулся.
— Да знаю, знаю. Но все-таки интересно было бы посмотреть, как монах побеждает такую опасную тварь!
Шум все-таки поднялся больший, чем я ожидал. В нашем крыле только молодые монахи, старшие вообще на втором этаже, а на третьем — священнослужители, куда запрещен вход послушникам, а на четвертый нельзя подниматься даже старшим монахам, не посвященным в некие обряды, так что у нас на этаже самые молодые и буйные.
Несколько человек разыскали и притащили брата Целлестрина. Бледный и вконец изнуренный бдением у алтаря, он посмотрел на меня отчаянными глазами.
— Брат паладин?
Я покосился на замерших монахов, их набежало уже множество, и сказал сразу главное.
— Брат Целлестрин, — сказал я, — ты не хочешь в этом признаваться даже сам себе, но эта темная тень, убивающая монахов, — часть твоей души…
Он вскрикнул
— Нет!.. Это неправда!
— Ага, — сказал я невесело, — выходит, ты это знаешь… Давно?
Он потряс головой.
— Я ничего не имею общего с этой… этой… нечистью!
— Значит, — сказал я, — ты чистый потомок Сифа, а семени Каина в тебе, в отличие от каждого из нас, нет абсолютно?.. Это гордыня, брат.
Плечи его затряслись, он сгорбился и заплакал совсем по-детски, всхлипывая, шмыгая носом и вытирая слезы кулаками.
Монахи придвигались все ближе, слушают молча, стараясь не проронить ни слова.
— Так что, — прошептал он потерянно, — что мне делать?
— Принять темную сторону свой души обратно, — сказал я тяжело.
Он вскрикнул в ужасе:
— Брат паладин!
— Я понимаю, — сказал я с великим сочувствием, — такое нелегко… столько лет шел к тому, чтобы порвать со своей темной стороной все нити… а теперь обратно?..
— Но как, — прошептал он с мукой в голосе, — как…
Монахи вокруг загалдели, и хотя переговариваются негромко, но это наполнило зал мощным шумом, похожим на рокот морского прибоя.
— Пойми, брат, — сказал я с сочувствием, — то, что ты сделал, противоречит Божьему замыслу.
Он вскрикнул тонким птичьим голосом:
— Я же боролся с дьявольскими соблазнами!
— Точно? — спросил я. — А не отказался от борьбы таким интересным способом?
— Брат паладин?
Я объяснил громко, посматривая и на жадно слушающих монахов:
— Только в борении мы обретаем добавочную мощь! Только в противостоянии злу в самих себе нарастим ту внутреннюю силу, что поможет победить всех и вся, в том числе и самого дьявола… Встряхнись, брат! Однажды ты уже выказал силу духа! Яви ее снова.
Смарагд дернулся, посмотрел в сторону широкой лестницы. С верхних этажей торопливо спускается, привлеченная шумом, группа старших, как монахов, так и священников.
Я узнал отцов Леклерка, Мальбраха, Муассака, а последним важно двигается с двумя помощниками сам приор Кроссбрин.
Леклерк, как наиболее расположенный к нам, сказал издали живо:
— Нам сообщили, вы прогнали темную тварь?
— Не совсем так, — ответил я. — Зато со многим разобрались. И прояснили непроясненное.
Священники подошли важно, как стадо слонов, монахи почтительно расступились.
Я судорожно прогонял перед собой мысли, высматривая самые подходящие, приходится импровизировать, наконец сказал соответствующе торжественно тяжелым голосом:
— Думаю, уже все знают ситуацию.
Леклерк уточнил:
— Только в общих чертах, брат паладин.
— Хорошо, — ответил я. — Все знают о нашем бессилии что-то сделать. С горьким сердцем признаю, что скажу святотатственную вещь, а то и богохульную…