Ричард Длинные Руки – принц-регент
Шрифт:
— Вообще-то да, — согласился я, — но все равно как-то не весьма зело, а скорее обло и озорно. Хотя как кому. Верно?
Он сказал поспешно:
— Да, брат паладин!
— Я так и думал, — сказал я. — Молодец! Ты вообще-то весьма, да, весьма.
Он не понял моей зауми, потому шел по коридору, опустив голову и глядя только на свои ноги, скромный, значит, даже смиренный, аки голубь, а я двигался следом и прикидывал, как оно повернется.
Лестница повела на второй этаж, дальше открылся третий, однако монах свернул на площадке второго.
За столом с десяток священников, во главе приор с отцом Аширвудом, его ближайшим помощником и самым верным соратником, отца Леклерка почему-то нет, вообще ни одного знакомого лица, за исключением брата Целлестрина, однако он к столу не допущен, а смиренно стоит, сложив руки на груди, у стены, голова опущена на грудь так низко, что на меня смотрит только тонзура.
Приор взглянул на меня орлиным взором, выпрямился, рост вроде бы дает некоторые преимущества, проговорил обвиняющим тоном:
— Брат паладин, с момента вашего появления у нас в Храме начали происходить непонятные явления!
Я подошел, взялся за спинку свободного стула и, глядя ему в глаза, с грохотом придвинул к столу.
— Приор, — сказал я, — говорите яснее.
Сел я тоже прямой, злой и решительный, взглядом дав понять, что если он и орел, то я тоже тот еще гусь, голыми руками не возьмешь, а насчет полета так еще неизвестно, кто из нас летает выше.
Он смерил меня ненавидящим взглядом.
— Я говорю об этой отвратительной твари!
— Не надо орать, — ответил я смиренно, — и брызгать слюнями. Я вас прекрасно понимаю и даже сочувствую, я же христианин, но ваши братья по столу могут напомнить вам, что эта тварь появилась незадолго до моего появления.
— Что-о?
— Кошмары, — напомнил я. — Сперва появлялась в виде кошмаров, потом вышла наружу и носилась по стенам, наконец набросилась на брата Брегония… И с того дня аппетиты росли. И, возможно, сегодня она растерзает кого-то из вас, здесь сидящих. А то и всех. Сами видите, она становится все сильнее!
Их лица напряглись, вытянулись, у кого-то даже отвисли нижние челюсти. Занятые своими делами, как-то не вдумывались в новую угрозу, уверенные, что с нею справятся и без них, но оказывается, младшим не все под силу.
Один из священников, с длинным вытянутым лицом, проговорил задумчиво:
— Я отец Мантриус, мне интересно знать, что вы об этом знаете… и как предлагаете быстро покончить с этим неприятным вопросом.
Я ответил быстро:
— Отец Мантриус, происхождение темной тени уже не оставляет сомнений. Я просто предложил брату Целлестрину принять изгнанницу обратно. Нужно быть милостивыми, как сказал Творец. Или вы против Господа?
Приор дернулся, но ничего не возразил. Губы отца Мантриуса чуть изогнулись в полуулыбке, дескать, оценил мой ход, но сказал строго:
— И как это может
Приор взглянул на отца Аширвуда, тот, словно ужаленный, подпрыгнул и прокричал возмущенным голосом:
— Подумайте, что этот чужак предлагает! Чтобы брат Целлестрин, ставший чудотворцем, принял в себя демона и перестал творить чудеса во славу Господа?.. Вы представляете, что это значит?
Священники сперва переговаривались мирно и степенно, потом начали горячиться, спорить, и я с удовольствием увидел, что они все-таки люди.
В конце концов гвалт поднялся такой, что стены начали подрагивать, а на своде покраснели камни, кое-где вздулись пузыри.
Я отыскал взглядом отца Аширвуда, сказал громко, стараясь перекрыть шум:
— А почему вы, отец Аширвуд, против Господа Бога?
Отец Аширвуд дернулся, открыл и закрыл рот, начиная багроветь от праведного гнева.
— Что-о-о?
— Господь постоянно посылает нам испытания, — пояснил я громко и гордо-смиренно, — а вам хотелось бы на раз-два избавиться от своей темной половинки и стать как бы ангелом?.. А где борьба с трудностями? Разве Господь не сказал Адаму вдогонку насчет пота лица?.. А вы хотели бы попотеть разок, изгоняя часть себя, а потом всю оставшуюся жизнь возлежать на облаке и распевать… что у вас тут распевают?.. Нет, мы должны бдить и постоянно бороться…
Он сказал гневно:
— Кто это «мы»? Вы не один из нас!
— Все мы, — сказал я смиренно, — братья на свете, все люди братья. Может быть, даже женщины, хотя про сестер ничего не сказано. А раз так, то мы за всех людей в ответе, а также, возможно, и за женщин! Пусть не за всех, но за достойных, а такие есть, как-то слышал… Отец Аширвуд, вы живете для себя или для людёв?
Он раздулся от гнева, как мексиканский дикобраз перед утконосом.
— Мы живем для Церкви!..
Отец Мантриус мягко, но достаточно громко, чтобы услышали все монахи, поправил:
— Для Господа.
Отец Аширвуд нервно дернул щекой, словно конь, отгоняющий слепня, сказал с той же громовой мощью, не сводя с меня гневного взгляда:
— Все, что мы делаем в стенах этого монастыря, служит спасению всего человечества!
Отец Мантриус снова поправил с подчеркнутым смирением:
— Спасению их душ. Впрочем, в кои-то веки вы абсолютно правы, отец Аширвуд, пусть это и получилось у вас нечаянно. Мы стараемся работать на весь род людской, не допытываясь, кто от Сифа, кто от Каина.
Отец Аширвуд взглянул на него зло, но возражать — себе вредить, и он нехотя кивнул, пробурчав:
— Естественно, а как же… Не понимаю, почему вы это так долго не понимали?
Я поглядывал на отца Мантриуса, тот подумал, произнес достаточно громко, чтобы к нему начали прислушиваться:
— Мне тоже, как и вам, предложение брата Ричарда кажется неуместным и даже кощунственным, но, с другой стороны…
Отец Аширвуд воскликнул гневно:
— Другой стороны нет!
Несколько человек закричали: