Ричард Длинные Руки - рейхсфюрст
Шрифт:
Едва не наткнулась на меня, в ладонях танцует в очень быстром темпе крохотная человеческая фигурка с крыльями, как у бабочки по форме, но прозрачными, будто стрекозьими. Я даже не рассмотрел, мальчик или самочка, слишком быстрые движения, потому огонек трепещет быстрыми сполохами, и кажется, что по лицу ребенка снизу вверх бегут волны.
Я спросил тихонько:
— Что это у тебя?
Она прошептала:
— Мама сказала, это фея… Раньше их много было, так говорят, теперь совсем-совсем мало.
— Может, — предположил я, — она есть
Она прошептала, не отводя зачарованного взгляда от танцующего существа:
— Не знаю… А что они едят?
— По идее, — сказал я, — нектар и пыльцу, как и все насекомые. Или колибри. Неси на кухню.
— Далеко, — ответила она тихонько. — Улетит…
— Тогда к себе, — сказал я. — Это твоя комната?
— Моя…
Я тихонько отворил дверь, она осторожно перешагнула порог и вошла. Я быстро, пока она не смотрит, сотворил сладкого сиропа, добавил туда для закраски и аромата несколько капель ягодного сока.
Девочка подошла к столу, ее глаза широко распахнулись. Фея, увидев лакомство, выпорхнула из ее ладоней и, усевшись на край блюдца, встала на четвереньки и припала хорошенькой мордочкой к сладкому напитку.
К счастью, достаточно крупненькая, поверхностное натяжение не удержит в плену, но пленка сиропа начала приподниматься по рожице к ушам, и она отрывалась от лакомства и суетливо вытирала лапками, как муха, мордочку, а потом снова пила, и я видел, как наполняется ее брюшко.
Малышка наблюдала зачарованно, даже не спросила, откуда в ее комнате это блюдце, дети не задаются такими вопросами, только хлопала длинными темными, как у мамы, ресницами и смотрела, стараясь не дышать, чтобы не спугнуть волшебное существо.
Фея наконец оторвалась от лакомства, села на край блюдца и долго чистилась, в нашу сторону поглядывала уже не столько испуганно, сколько с явным интересом.
Я тихонько обнял девочку, она доверчиво прижалась ко мне и шепнула тихо-тихо:
— Мама говорит, они теперь только к детям прилетают…
— Странные здесь дети, — ответил я тихонько. — Даже не обрывают мухам и бабочкам крылышки, а паукам лапки?
Она сказала так же тихо:
— Другие обрывают…
Я вздохнул с облегчением:
— Ну, тогда все в порядке. А то уж подумал, мир перевернулся.
Фея закончила приводить себя в порядок, как муха, после чего поправила волосы уже чисто по-женски. Мордочка у нее хорошенькая, даже предельно изящная, чересчур кукольно красивая, женщины за такую отдали бы все, что у них есть, да и дивная фигурка выточена так умело, что только при почти полном отсутствии гравитации можно жить с такой талией и такими вот, что никогда не отвиснут.
Девочка вздрогнула и широко распахнула глаза, когда фея открыла ротик и что-то пропищала.
Я сказал ей шепотом:
— Я что-то тугой стал на ухо, скоро оглохну, как Бетховен. Кричи громче.
Она пропищала снова, но я услышал только:
— …не могу… слишком…
— Я наклонюсь, — прошептал я, что для нее должно слышаться
Она не ответила, я начал наклоняться к ней, но крылышки за ее спиной затрепетали. Она взвилась в воздух так быстро, словно прыгнул кузнечик.
Я замер, чувствуя потерю, но буквально через мгновение за ухо ухватились крохотные лапки, тонкий голос пропищал прямо в ушную раковину:
— А так?
— Слышу, — сказал я с облегчением.
Малышка замерла, глядя на меня счастливыми глазами, а фея прокричала:
— Ты кто?
— Не ори, — предложил я, — а то я чувствую себя вдвойне женатым человеком. Когда ты там, я слышу хорошо.
— Да? — проговорила она уже тише. — Странно, у тебя тут такие заросли, можешь в самом деле оглохнуть.
— Это чтоб непрошеные феи в уши не заползали, — объяснил я. — Когда сплю, например. А то заползут и яйца отложат! Но для тебя готов расстаться с ними, правда! Хочешь повыстригать?
— Еще чего, — ответила она оскорбленно.
— Не хочешь? — удивился я. — А у нас это высшая честь и демонстрация полного и безграничного доверия. Видишь, какие мы разные, но чувство красоты, как погляжу, универсально. Ты самая красивая из всех фей, что я видел!
В ее звеняще-пищащем голоске я уловил буйное ликование:
— Правда? Я тоже так все время думаю, а мне говорят, что я дура.
— Тем более, — сказал я убежденно, — красивая!.. Вы эндэмы или ваш ареал обитания пошире?.. Водитесь ли только в местном королевстве… тьфу, для вас эти имена ничего не значат. Много ли вас, как народа или популяции?
Она пропищала озадаченно:
— Не знаю…
— Но ты других видела?
— Да…
— И… что?
Она ответила с недоумением:
— А ничего…
— Подросток, — сказал я понимающе, — а то и вовсе ребенок. Ничего, скоро захочешь и другие игры… Если, конечно, у вас период счастливого детства не затягивается лет на сто или тысячу… В общем, припархивай сюда, когда захочешь. Сладкий и свежий сироп всегда будет тебя ждать. Можем сделать и еще всякие лакомства!
Она пискнула:
— Какие?
— Всякие, — повторил я. — Разные.
Глава 7
Выходя во двор, все еще думал об этих дракончиках, крохотной фее. Такую красоту нельзя изгонять, нужно только найти, как ее встроить в наш суровый и морально чистый пуританский христианский мир, раскрывший перед человеком путь прогресса.
Когда вернусь, дам задание отцу Тибериусу, а он засадит за книги кого-нибудь из ученых монахов. Цистерианцы — народ ушлый, где-то да отыщут намек на то, что Господь создал эти создания, чтобы освещали дивными огоньками его эдемский сад и ночью. Красотой нужно иметь возможность любоваться в любое время суток, это неотъемлемое право цивилизованного человека, а Господь точно имеет в виду построение правового и в некоторой степени гуманного общества под четким и ясным наименованием Царства Небесного…