Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
Далеко впереди показалось быстро приближающееся темное пятнышко. Пуганая ворона всего боится, я сразу же всмотрелся со всей тщательностью, сердце ушло в хвост и в пятки: навстречу неспешно летит чудовищный змей, похожий на гигантского ската из жидкой стали.
Я трусливо снизился, хотя крылатый монстр и так идет намного выше меня. Не только воздух, пространство прогибается под этим чудовищем. Я смотрел устрашенно, такому я на один зуб, непонятно, что это за зверь, зачем… хотя одна догадка есть, есть.
Возможно, их создали для единственной
Может, мелькнула мысль, не солнца, а гравитации или чего-то покруче. Что это я к своему уровню подлаживаю. Правда, а разве можно иначе?
Монстр прошел высоко надо мной, не обращая внимания на такого комара, я перевел дыхание, но сердце еще долго колотилось, как овечий хвост.
Внизу в снежной равнине появились как бы проталины, то зеленые, то желтые, однажды мелькнуло серо-голубое. Заинтересованный, я снизился, так и есть, леса и пустыни остались слева, я иду над глубоко врезавшейся в берег бухтой.
Вода серо-голубая, дальше к открытому морю тянется уже с зеленоватым оттенком. У самой кромки можно рассмотреть большие лодки рыбаков. Все, в основном, вдоль берега, не выпуская его из вида. Не только рыбаки, но и все мореплаватели – такова эпоха.
Весь мир знает четко, что земля плоская, а там за краем земли живут ужасные драконы, а еще дальше – мрачный обрыв в бездну, на самом дне которой то ли три кита, то ли слоны на черепахе…
Подплывать слишком близко к краю считалось кощунством и преступлением. Команды грозились вешать капитанов, которые рискуют слишком приближаться к краю земли. В данном случае, к краю воды.
Здесь все еще верят, что Юг совсем рядом, но скрыт колдовским туманом, а так до него можно бы доплыть за половину суток.
Лишь на самом Юге, где мудрецы ушли в поисках истины чуть дальше, и потому корабли там строят настоящие океанские, знают, что все мы живем… по крайней мере, на выпуклой земле. В шарообразную и разум отказывается верить, и чувства не могут такую дикость представить, но выпуклая… да, это подходит. Это еще недостаточно дико, чтобы отвергать с ходу.
И вот это крохотное допущение, что земля не плоская, а выпуклая, сразу невообразимо расширяет и горизонты, и человеческие возможности. В том числе и необходимость строить большие корабли, на которых можно жить долгое время, чтобы доплыть и заглянуть за кажущийся край земли.
А также это крохотное допущение говорит о том, что раз край земли лишь кажущийся, то дальше могут быть острова и другие земли, где нас ждут неслыханные богатства, сокровища, волшебные вещи, дивные народы, магические животные и райские птицы…
Я старательно вживался в это мировоззрение, чтобы не слишком выглядеть дураком или сумасшедшим, а Великий Хребет с каждым часом полета приближается грозно и неумолимо, словно всемирное оледенение. Я всмотрелся в уходящие в
Уже отсюда вижу, как неспешно и царственно поражающая воображение громада Великого Хребта опускается в океан, а там еще долго идет по морскому дну, гордо показывая миру острые вершины, грозные пики и недоступный даже птицам скалистый гребень. И лишь когда скрывается из виду, постепенно уходя на далекое дно, еще долго видно сквозь толщу воды эту каменную стену, словно бы высеченную из единого куска сверхпрочного гранита.
Жилища огров, как я понимаю, в той части, что возвышается над водой. Сами огры, по словам Макмануса, промышляют рыбной ловлей и охотой на морских чудищ, а вовсе не поеданием людей, как им приписывают.
Воздух теплый и влажный, ноздри поймали едва уловимый аромат морской соли. Я высунул язык, пробуя, в самом ли деле все такое соленое, крылья с удовольствием опираются о плотный воздух, над океаном и вблизи его он держит лучше, чем сухой и накаленный над знойными барханами.
Я приближался к возвышающейся над водой скальной полосе, похожей на волнорез, медленно и неспешно, высматривая место, где опуститься.
Хребет, опустившись основанием в воду, еще несколько миль рассекает море, как исполинская касатка. Каменная стена уходит на дно во всем блеске то ли игры природы, то ли обработанная неведомыми дизайнерами, с этой стороны всегда тихо, волны мелкие, почти и не волны вовсе, а так, мелочь, как на озере.
Кое-где под косыми лучами солнца отчетливо видны уступы, но слишком огромные, чтобы можно было перебираться с одного на другой. А еще блестящие, как стекло, клинья не вбить, крюками не зацепиться, с нижнего уступа до верхнего не дотянуться, даже, если встать друг другу на плечи.
По-моему, и самим ограм пусть спуститься нетрудно, но подняться непросто. Веревочные лестницы сбрасывают или еще как, но попадут прямо в воду, где ограм, думаю, до пояса, в крайнем случае – по грудь, в то же время людям пришлось бы причаливать на лодке, но как к стене из стекла? К тому же волна тут же разобьет в щепки.
Справа от каменной стены полузатонувшего Хребта трое огров на огромном, как корабль, баркасе в сотне-другой ярдов забрасывают в море сети. Солнце играет на их мокрых телах, все трое как живые скалы, огромные и кряжистые, а их сетью можно покрыть целый залив.
Я пошел побыстрее вниз, пока они заняты. Когти царапнули по необыкновенно прочному камню, что за порода, как будто в глубинах под чудовищным давлением спрессовалась во что-то гораздо более плотное, чем гранит, распластался, стараясь не привлекать внимание и побыстрее перетек в человека.
Сердце колотится, как бешеное, в черепе отчаянная мысль: что я тут делаю, среди чудовищ и мокрой рыбы, но задние конечности уже подняли в вертикальное положение, мышцы гордо выпрямили спину.
– Хоть тут не играй, – пробормотал я злобно. – Нерон поганый…