Ричард Львиное Сердце: Поющий король
Шрифт:
— Я здесь, ваше величество.
— Как сарацины называют наш Винь-де-Дьё?
— Хайфа.
Взятие крепости оказалось делом несложным, занявшим не более четырех часов. Гарнизон в ней был невелик, и, оказав ради приличия некоторое сопротивление, он в итоге сдался почти без крови. Со стороны крестоносцев погибло человек семь, с той — столько же.
Ричард радовался легкому успеху и затеял пир в крепости, которую назвал в честь пророка Ильи — Ильиное Сердце. Корабли, вышедшие из Акры, вынуждены были встать тут на якорь, причем знатоки пришли к выводу, что здесь превосходное место для пристани, которую на всякий случай не мешало бы построить.
Живописные горы, довлеющие над всей местностью, не зря назывались Божьим Виноградником — виноградные и оливковые сады здесь давали большие, изобильнейшие урожаи. Ричард с удовольствием отправился на прогулку вдвоем с Беренгарией, они поднялись
82
Иезавель — жена библейского израильского царя Ахава, поклонявшаяся Ваалу и Астарте и обратившая почти всех евреев в язычество. Само имя Иезавель стало синонимом нечестия и разврата.
На другой день поход продолжился. Оставив за спиной одетые зеленью вершины Кармеля, крестоносцы пересекли Керумский полуостров и ринулись на новую крепость, носившую название Кастеллум Перегринорум. Взятие ее оказалось чуть более трудным, чем взятие вчерашней твердыни. Здесь крестоносцы пробыли два дня, восстанавливая ими же самими разрушенные стены. В Кастеллуме Ричард оставил небольшой гарнизон под начальством Ренье де Тараскона, чтобы уж больше не оглядываться, где этот прохвост и не пристает ли он с ухаживаниями к Беренгарии.
Спустившись еще на два лье к югу, крестоносцы обнаружили следующий город и крепость Сарафанд в полностью разрушенном состоянии и со следами недавно побывавшего здесь значительного войска. Разведка тотчас установила, что армия Саладина вовсе не прячется далеко за хребтом Кармеля, она давно уже пересекла Самарию и встречает Ричарда в широкой Саронской долине.
Вскоре следовало ожидать большого сражения. Восстановив Сарафанд, крестоносцы собрали здесь новый военный совет, на котором было принято решение дать Саладину битву в Саронской долине, если Саладин этой битвы захочет. В открытом сражении на широком поле можно было надеяться на успех, если только жара перестанет нарастать. А жара, как назло, поднималась и поднималась. Ветер с запада прекратился, на небе не осталось ни облачка, и с самого утра начинался точно такой же нестерпимый зной, от которого все еще так недавно изнывали в Сен-Жан-д’Акре. Быстрое продвижение большого войска по такой жаре становилось немыслимым. К концу августа миновали лишь Дору и Цезарею — и та и другая были разрушены до основания, точно так же, как Сарафанд. Такого веселья, как в стране пророка Ильи, не было уже и в помине. Саладин не давал веселиться. Расплавленное жарой, огромное войско перегринаторов растянулось вдоль побережья на несколько лье, и при удачном мощном броске султан способен был нанести значительный ущерб. Да только и он жалел войско по такой жаре.
В первых числах сентября Ричард все же повел войска в Саронскую благоуханную долину. Отсюда он посылал в Цезарею, где осталась Беренгария, полные корзины гиацинтов и роз, тюльпанов и анемонов. Он трепетал в предвкушении битвы, которая, по его расчетам, должна была решить все. Он говорил о ней с Фовелем, и Фовель понимал его. Он сочинил песню о том, как гиацинты Сарона дали бой тюльпанам:
Гиацинты Саронской долины смелы, их ведет король Аметист. И не надо им ни хулы, ни хвалы — каждый сердцем спокоен и чист. А тюльпаны Саронской долины тверды, их ведет султан Аль-Тюльпан. В честь огненно-рыжей его бороды гремит боевой тимпан. Вот в Саронской долине бой закипел, кровавый бой закипел. Король Аметист сражался и пел, Аль-Тюльпан тоже петь хотел. И если бы он сумел запеть, возможно83
…он видел сон. — В видениях Иоанн Богослов видел Небесный Иерусалим, то есть рай. «Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое яспис, второе сапфир, третье халкидон, четвертое смарагд, пятое сардоникс, шестое сердолик, седьмое хризолит, восьмое вирилл, девятое топаз, десятое хризопраз, одиннадцатое гиацинт, двенадцатое аметист» (Откровение Святого Иоанна Богослова, 21, 19–20).
В пятницу шестого сентября передовые полки крестоносцев вошли в соприкосновение с передовыми полками мусульман на подступах к Арзуфу. После недолгой стычки две лавины отхлынули друг от друга на небольшое расстояние и застыли, готовясь к завтрашней битве. Весь вечер на всей ширине Саронской долины шло построение войск, задние подтягивались к передним, менялись местами, переругиваясь и волнуясь. Войска самого Ричарда заняли положение на левом крыле, у подножия гор Самарии. Итальянцы и французы герцога Бургундского заняли середину. Все остальные, под началом Анри Шампанского, обосновались на правом крыле.
В субботу, накануне праздника Рождества Богородицы, с первыми лучами рассвета полки крестоносцев были атакованы легкой негритянской пехотой, следом за которой сразу же накатила вторая волна — пешие бедуины, вооруженные луками и короткими копьями. Затем обрушилась следующая лавина — сверкающая саблями и секирами турецкая конница.
Так началось знаменитое сражение под Арзуфом.
Король Англии Ричард Львиное Сердце стоял на одном из холмов Самарийского предгорья, и солнце, встающее слева от него над горами, искрилось медью в его рыжих волосах, усах, бороде. Внимательно взирая на происходящее в долине, он постепенно приходил в волнение. Вот захлебнулась первая, пробная атака негритянской пехоты, и, отразив ее, правый фланг и центр несколько продвинулись вперед. Вот остановлено наступление бедуинов, довольно грозное, унесшее немало жизней христиан. Вот засверкали в лучах рассветного солнца сабли и секиры турецкой конницы, затрепыхались красные флажки с полумесяцами.
— Пора! — воскликнул Ричард, вскакивая в седло и пришпоривая Фовеля. — Ланс!
В руке его оказалось длинное тяжелое копье. Король опустил забрало, закрывающее только верхнюю половину лица, и, двигаясь рысью впереди своих рыцарей, громко запел:
Нас всех принесло сюда дыханье Божиих легких…Турецкая конница яростно врубилась в порядки крестоносцев, сминая их, давя, рассекая. Прокатился грохот, как если бы каменное, волнуемое бурей море ударилось о прибрежные скалы.
Лон-лон-ля! Дайте нам пройти! Не мешайте Христовой рати!На левом фланге все пришло в движение, все засверкало, загрохотало, и Ричард чувствовал это спиною, несясь на Фовеле в бой. И он первым врезался копьем в правое крыло турецкой конницы, пропоров одного из сарацин насквозь точнейшим ударом. Тотчас, схватив тяжелую палицу, он принялся сбивать ею врагов одного за другим, тесня Фовелевой грудью коней противника.
Лон-лон-ля! Дайте нам пройти! Прочь, Саладин, с пути!Ни с чем не сравнимое чувство восторга битвы охватило все его существо, как будто все, кто шел следом за ним, были в Ричарде, в его руках, плечах, локтях. Проломив чей-то щит, палица застряла в нем острыми зубьями, пришлось бросить ее и вытащить из ножен меч. И вот уже турецкая голова снесена Шарлеманем, брызги крови заляпали грудь и бороду Ричарда — прекрасно! Какой восторг! Что за счастье!..
И — дрогнули турки, смяты, отброшены, сорваны с седел под ноги своих коней. Полки Ричарда выдвинулись вперед и по приказу короля остановились, готовые отразить новое наступление мусульман и лишь потом полностью самим перейти в наступление.