Ричард Львиное Сердце

Хьюлетт Морис

— Что это за купец? — был следующий вопрос.

— Господин наш! — сказали видевшие его. — Это — красивый мужчина, высокий, как дерево, стройный и могучий; глаза у него острые, синие, а борода рыжеватая, как не бывает у фламандцев.

— Посмотрим, что это за купец. — сказал Гюнтер и вошел в гостиницу, где находился король Ричард.

Ричард сидел у огня и грелся. К несчастию для мнимого купца, он не встал почтительно, когда вошел правитель Газары весь в дорогих мехах и с важной осанкой.

— Ты — купец Гюг из Алоста? — спросил Гюнтер, оглядывая его свысока.

— Да, я ношу это имя, — отозвался

Ричард. — А ты, друг мой, кто такой?

Австриец заикнулся, потом возвысил голос:

— Ах, Боже ты мой! Я — государь Гюнтер, правитель этого города и замка!

Тогда король встал, чтобы отвесить ему поклон, и тем выдал свой высокий рост.

— Я должен был и сам догадаться, государь мой, из того, что вы имели любезность прийти ко мне. Прошу прощенья!

Так говорил Гюг-купец, а Гюнтер только дивился на него.

— Ты что-то чересчур высок для купца, Гюг! — заметил он. — Неужели в Алосте родятся такие богатыри?

Король Ричард улыбнулся.

— Это моё единственное преимущество перед вами, господин мой, — ответил он. — Впрочем, мои землячки вообще родят статных молодцов.

— Вы были воспитаны в Алосте, мастер Гюг? — с подозрением отнесся к нему Гюнтер.

Ричард снова рассмеялся и сказал:

— Ну, об этом уж спросите у матери моей, господин Гюнтер.

«Гром и молния! — подумал австриец. — Вот развязный купец».

Он принялся делать кое-какие затруднения, мелочные чиновничьи докуки, а король Ричард всё посмеивался, стараясь в то же время исполнять всё требуемое. Но Гюнтеру всё было мало. Он сказал, что его сюзерен, эрцгерцог, крутенек относительно прихода иностранцев. У Ричарда сорвалось с языка, что он не особенно уважает эрцгерцога. Однако в конце концов он всё-таки получил пропуск. И всё было бы хорошо, если б только, уезжая из Газары, он не переплатил по счету.

«Переплатил» — не настоящее выражение: он просто затопил хозяина в золоте. Спеша пуститься в путь, он разозлился на трактирщика, который приставал к нему со счетом.

— Какой там счет, хозяин! — воскликнул он, уже занесши одну ногу в стремена. — Какого чёрта стану я считать наполовину на коне! На, считай сам, человечек, и будь доволен тем, что тебе дают!

Он бросил наземь горсть золотых безантов, круто повернул лошадь и рысцой поехал со двора.

— Не человек, а исполин! — вырвалось у хозяина. — Король это или чёрт, только не купец.

С того и пошла молва про незнакомца. Гюнтер запыхтел. Ещё бы! Является вдруг человек ростом шесть футов и два дюйма, купец дьявольски развязный. Он не встает при появлении владельца города и замка и не подделывается под него, а сам смеется, когда ему смешно. Он выше эрцгерцога и считает его милость тупым псом, а трактирщика осыпает золотым дождем, как Данаю [120] . Да кто же он такой? Сам Юпитер, что ли? Кто мог считать эрцгерцога «тупым псом» как не император или разве могущественный король? Эге, король: вот оно что! Ведь есть короли, шатающиеся по чужим землям. А что, если Ричард английский сбился с дороги? Гюнтер щелкнул пальцами. Конечно, это Ричард английский! Нет на свете другого такого рослого короля. Но, в таком случае…

120

Даная—

дочь аргосского царя Акрисия, была заточена отцом в медную башню, так как оракул возвестил ему, что её сын убьет его. Но Зевс посетил узницу, ниспав на неё в виде золотого дождя, — и она родила Персея. Отец выбросил дочь с внуком в бочке в море. Но бочку выкинуло на берег. Персей во время игр случайно убил деда брошенным диском. Художники возлюбили эту сказку. Ею полны стены Помпеи; её изображали Тициан и Корреджио.

— Гром и молния! Стало быть, я дал улизнуть злейшему врагу моего господина? — рассудил он и заревел, призывая своих ландскнехтов [121] , требуя себе сапожищи, шлем и большой меч.

Гюнтер тотчас же пустился в дорогу и по лесным тропинкам нагнал мнимого купца через сутки. Он окончательно настиг его в маленькой деревянной гостинице деревушки Бломау в Каринтийских Альпах, в лесу, который выходил на дорогу к Грацу.

Король Ричард сидел себе там на кухне, попивая кисленькое пивцо, которое было ему не по вкусу. Ландскнехты окружили избу, а Гюнтер с двумя из них вошел, бряцая оружием.

121

Ландскнехты— явление более позднее (немецкая наемная пехота в 15–17 веках). Это — единственный анахронизм, перетасовка времен, которую мы встретили у Юлета.

Радуясь развлечению, Ричард вскинул на них глаза:

— Ага! Вот он опять, господин Гюнтер! Все же приятнее, чем пиво.

— Король Ричард английский! — воскликнул австрияк, бледный от природы, от жары и волнения. — Вы мой пленник.

— На то и похоже, — отозвался король. — Садитесь, Гюнтер. Предлагаю вам отведать пиво и довольно плохонького сыра.

Но ни под каким видом не хотел Гюнтер с первого же слова сесть перед помазанником Божиим.

— О, государь! Мне приличнее стоять перед вами, — глухо проговорил он, страшно волнуясь.

— Это вовсе не неприлично, если я вам говорю, чтобы вы сели, — возразил король Ричард.

Итак, Гюнтер уселся и отер пот с головы, а Ричард допил свое пиво. Затем они оба легли спать на полу. Ранним утром пленник разбудил своего тюремщика.

— Ну, Гюнтер! Нам лучше бы скорей в путь-дорогу! — заметил он.

— Государь, я готов! — ответил Гюнтер, очевидно неготовый, вставая и дотягиваясь.

— Ну, веди меня! — приказал Ричард.

— Нет, я следую за вами, государь!

— Говорю тебе, белый ты пес, веди меня! — проговорил король и на одно мгновенье показал зубы.

Астрияк повиновался.

Один из немногих слуг Ричарда, некий нормандец по имени Мартен Во в виде собственной безопасности избрал простейший способ: отстал от других. Гюнтер был чересчур взволнован, чтоб замечать такие пустяки. В то время, как он со своим отрядом огибал лес с одного конца. Мартен огибал его с другого. Он был довольно глуп, но всё же не настолько, чтобы дать засадить себя в тюрьму, если мог этого избежать. Волею Божией моряк, он чувствовал стремление к своей стихии и волей Божией попал в неё несколько дней спустя. Но о нем будет ещё речь впереди.