Ричард Львиное Сердце

Измайлова Ирина Александровна

— Блаженный! Ну да, ну да... А может, он придумал это? Кто докажет, что это не так? Ты скажешь, существуют — чудеса, явления святых? Ну а если и это обман? А если не обман, то, может, у наших попов свой рай, у мусульман — свой, а у тебя будет вообще третий? И ад тоже. Тайное знание для того и нужно нам, чтобы выбирать. И выбирать, не жертвуя, не унижая себя, не распинаясь, будто ты червяк, но наоборот — возвышаясь, царствуя на земле и получая после жизни награду. Но только не от Того, Кто хочет, чтобы ты был рабом!

Генрих слушал, ощущая холод, словно блистающая в свете далёких факелов вода достала его ноги и студила их, а от них

ледяная волна поднималась к сердцу. Парсифаль говорил так убедительно, что император не мог привести возражений, — он и сам хотел бы думать так, как думает магистр, но отчего-то за этими словами открывалась бледная, пугающая пустота.

— Ладно, не убеждай, я тебя понял! — с деланым раздражением сказал Генрих. — Только мне непонятно, отчего тебе непременно нужен Ричард Львиное Сердце?

— Ты сам ответил, назвав его прозвище, — сказал магистр. — Мне нужно не просто сердце, но сердце героя.

— Разве на свете мало героев?

Вот теперь глаза Парсифаля и впрямь сверкнули в темноте двумя зелёными огоньками, и Генрих вздрогнул, с трудом подавив желание отодвинуться в сторону.

— Ты не понимаешь, брат Генрих! Такие, как Ричард, рождаются раз в тысячу лет. И, кроме того, мало, чтобы родился такой: нужно, чтобы он был рождён царём, чтобы на нём лежала печать миропомазания. Только тогда он годится для нашей цели. И ещё: звёзды при этом должны оказаться в определённое время в определённом месте своего пути.

— А это-то зачем? Твоему... нашему покровителю разве не безразлично, где будут звёзды?

— Князю именно это и не безразлично! — Парсифаль продолжал в упор смотреть на императора, и тот всё же начал отстраняться, ощущая даже не страх, но что-то вроде отвращения, в котором не мог себе признаться. — Звёзды — это тёмная сторона неба, это силы, которые властвуют во тьме. Да, они тоже были созданы Богом, но их взаимодействие между собой может оказывать влияние на людские судьбы. Влияние, которое бывает то сильнее, то слабее. Когда пересечение их сфер создаёт силу, благоприятную для нас, мы можем нанести удар и оказать сопротивление Промыслу. Я говорил тебе, что такой день и час должен вскоре наступить. Мы должны быть готовы.

— И ты уверен, что нужен именно Ричард?

Магистр странно посмотрел на императора, потом вздохнул:

— Ещё два года назад у меня были в этом сомнения. Но тот, кого звёзды могли бы выбрать вместо Львиного Сердца, умер по-другому. Старец Горы поспешил. Хотя не поспеши он, перевес сил на земле мог измениться ещё хуже, чем из-за подвигов Ричарда. Мусульмане стали бы во много раз слабее христиан, а это — худший расклад. Если б наоборот — ещё куда ни шло. Приверженцы Магомета опасны нам лишь тем, что их сложно направить в нужную сторону и очень трудно придержать, когда они прут не совсем туда, куда нам надо. Но с этим можно мириться — в любом случае у нас пока нет другой достаточно мощной силы, противопоставленной христианам. Так что Старцу не стали мешать, и он остановил героя на полдороге.

— Ты говоришь о...? — голос Генриха прозвучал хрипло, и Парсифаль вновь засмеялся своим высоким, холодным смехом:

— Да, да, да, мой бедный сомневающийся брат! Я говорю о твоём отце, императоре Фридрихе Барбароссе. И не убеждай меня, а главное — не пытайся убедить себя, что ты не был рад его смерти! Ты хотел стать императором. Ты мечтал об этом. Ты проклинал железное здоровье старика и его могучую волю. Другое дело, что, получив желанную власть, ты ею ничуть

не утешился! Казалось: вот венец украсит твою голову — и величие снизойдёт на тебя, как манна на евреев [95] . Но всё вышло наоборот. Венец лишь подчёркивает разницу: кто велик, а кто мал, теперь только виднее.

95

В Священном Писании рассказывается о том, как после бегства евреев из Египта они, оказавшись в пустыне, стали испытывать сильный голод и роптать на Моисея, уведшего их из египетского рабства. И по молитве Моисея Бог ниспослал голодающим манну — ссыпавшиеся с небес мелкие белые зёрна.

— Это тебе, что ли, виднее? — почти грубо спросил император, жалея, что с ним сейчас нет ни меча, ни даже просто увесистой палки. А много ли надо тощему тщедушному магистру? Хороший удар — и утром туша колдуна будет плавать во рву!

Желание обожгло и пропало. Генрих отлично понимал, что всё равно ни за что не сделал бы этого.

— Увы, не только мне! — печально проговорил Парсифаль. — Мне-то — это ещё полбеды. А то ведь все видят. Вот поэтому тебе и нужны тайные знания, нужна наша Власть! Она делает высоким того, кто без неё никогда бы не возвысился. Много ли чести быть великим, отважным, умным, красивым? Ведь это всё — не твои заслуги! Это даёт Бог. И заметь — даёт, требуя за это платить! Мы же достигаем величия сами! Сами делаем себя такими, какими хотим быть, и за это мы никому ничего не должны...

— А Князю? — устало спросил Генрих.

— Так ведь он и сам желает, чтобы тайная Власть делала сильнее тех, кто с ним заодно. Чем сильнее мы — тем сильней и он. И потому...

Магистр вдруг резко оборвал речь и вслушался. Странный шорох послышался ему с другой стороны рва, среди невысоких кустов.

Кусты раздвинулись. Две белые, как клочья облаков, козочки подбежали к краю рва и стали тянуться к воде бархатистыми губами. Их скудно освещала половинка луны, как раз в это время показавшаяся на небе.

Вслед за козами появилась девушка-крестьянка, одетая, как большинство местных селян, в белую домотканую рубашку и широкую юбку чуть ниже колен. Помахивая длинным прутом, она стала отгонять коз от воды: должно быть, боялась, что они не удержатся на крутом скате. Козочки легко от неё удирали, тем более что пастушка немного прихрамывала — возможно, в темноте наступила босой ногой на колючку.

— Как её сюда занесло? — недовольно произнёс Генрих. — Что за наглость — пасти скотину под самыми стенами замка?

— Они, должно быть, убежали, — пожал плечами Парсифаль. — Не то девчонка давно пригнала бы их домой. Ведь уже ночь. Эй, девушка! Эй!

Но она даже не повернула головы, продолжая отталкивать упрямых созданий от опасного края рва. Можно было подумать, что она не слышит окрика.

Так оно и оказалось. К берегу, появившись из темноты, подступил мужчина в обычном для пастухов овчинном плаще, серых холщовых штанах и шляпе, похожей на дождевой гриб. Лица его в полутьме было не рассмотреть, но судя по движениям, он был ещё далеко не старик, хотя и шёл, опираясь на суковатую палку. Он сердито ухватил девушку за локоть и, мотая головой, указал в сторону невидимой в темноте дороги. Затем, тихо бранясь, двумя крепкими пинками отогнал от воды коз, сразу вприпрыжку ринувшихся прочь.