Шрифт:
Пролог. Пожар
– Город проклят! Сжечь Ридан дотла!
Обезумевшая толпа из нескольких дюжин человек вскидывала к серому небу горящие факелы на Риданской каменной площади. Отсветы от огня блистали желтыми искрами на теле обсидиановой статуи старухи, размещенной в самом центре и окруженной торговыми лавками. В ней, словно в зеркале, отражались разгневанные лица яростной толпы, взывающей к торговцам всякой всячиной и прохожим, что в недоумении останавливались, заслышав дикий призыв к уничтожению всего, что им так дорого. Другие же прибавляли шаг и покидали это место, исчезая в кривых
Во главе беснующихся выступал глашатай – молодой мужчина, разодетый далеко не в рваное тряпье, в чем привыкли ходить уличные пророки-оборванцы, стремящиеся изменить жизнь для всех якобы к лучшему, навязывая ротозеям свои личные убеждения для достижения благой цели. На деле же, пытающиеся нажить лишнюю монету на обманутых. На этом человеке был надет короткий, до пояса колет поверх просторной белой рубахи, коричневые бриджи, гольфы и кожаные ботинки. На его плече повис спящей змеей приличный моток прочной толстой веревки, скрученный кольцом. В руке он держал какую-то книгу и размахивал ею над головой.
– Внимайте моим словам, братья и сестры! – восклицал он высоким голосом, срывая глотку. – Ридан уже давно обречен на смерть! Эти записи летописцев, что я держу в своей руке, достоверно описывают события существования города! Лишь Тьма царит в его сердце с самого момента рождения! Убийства! Голод! Черная магия! Вот чем пропитан Ридан! Только взгляните на эту статую! Что вы видите в ней? Чудовище! И это чудище держит в своих острых когтях человеческий череп! А ворон на ее плече может означать лишь одно – голод, болезни и смерть! Пока эта каменная старуха возвышается здесь, как символика проклятия, что живет здесь уже несколько веков, не закончатся наши беды! Она просто олицетворяет внутренний мир Ридана, а на ее темное величие молятся отъявленные душегубы и кровопийцы, что кажут свой нос на улицы лишь в темные ночи, чтобы поживиться чужим добром, отправив на тот свет любого, у кого окажется хоть сколько-нибудь звонких монет в карманах! Бургомистр города намеренно закрывает глаза на правосудие, отсиживаясь в своем поместье! Он боится расправы! Боится, что однажды в его спальне произойдет что-то ужасное! А где его доблестная стража, которая должна охранять горожан от преступников? Где она, спрашиваю я вас? Я скажу вам – где! В обоих крылах его поместья! Охраняет задницу бургомистра!
Речи гулко разносились по всей площади, созывая все больше и больше любопытных зевак. Вскоре среди торговых лавок собралось немало народа, и каждый, затаив дыхание, прислушивался к словам оратора.
– Мы должны положить насилию конец! – продолжал тот. – Сожжем город до последнего дома вместе со злом, пропитавшим ядом даже стены, и отстроим его заново вместе! А статую старухи разобьем на мелкие куски и спустим их в самый глубокий каньон, погрузим на дно самого глубокого озера, спрячем в самую глубокую пещеру и завалим проход большими валунами!
Люди из толпы за его спиной восторженно заголосили и взметнули кулаки над головами. Слушающие же протестующе зароптали. Затем их гомон перерос в крики, заявляющие прямо:
– Ты предлагаешь сжечь наши дома? Ты спятил!
– Уходи отсюда! Мы никогда не уничтожим свой кров, а твои слова безумны!
– Да тебя самого отправит на костер бургомистр, заслушав твои речи!
– Убирайся прочь вместе со своими прихвостнями и никогда не появляйся здесь, если не хочешь, чтобы кто-нибудь распотрошил твое брюхо!
Но были и те, кто отделился от них, примкнув к рядам проповедника.
– Он говорит дело! – кричали они. –
– Зло должно быть наказано!
– Переродим этот город!
– Сжечь Ридан!
– Сжечь Ридан! Сжечь Ридан! – подхватили остальные, те, что держали факелы в руках.
Они взревели криками еще громче, когда увидели, как вдали на балконе второго этажа появился силуэт бургомистра. Его крошечное издали лицо было обращено к площади, а руки уперты в каменные перила, лежащие на таких же каменных фигурных балясинах. Он простоял с минуту не шелохнувшись. Затем он развернулся и мгновенно исчез за стенами поместья.
Мало-помалу протестующие стали с опаской разбредаться, спеша к своим домам. Кто-то схватил с ближайшего прилавка мясной нож, но тут же выронил его из рук, завидев яростные взгляды, обращенные к его бездумным действиям. И этот легкомысленный зевака тоже поспешил прочь, спотыкаясь на ходу о бугорки каменного булыжника, коим была выложена вся площадь.
Случайно или же нет, вдруг налетел промозглый ветер, сбивая с торговых лотков товар и роняя вниз, а голубое небо стала затягивать серая пелена. Люди поежились от внезапного холода. Еще пять минут назад светил жаркий круг летнего солнца, а сейчас… Небо быстро затянулось. Тугой смог надувался, рождая закрученные туманные сгустки, которые превращались в угрожающие дождем чернеющие тучи. Стало темно, почти так же, как поздним вечером. Торговцы спешно стали собирать свои корзины и покидать площадь, то и дело поглядывая в холодное недружелюбное небо.
– Пусть бегут те, кто не верит в наши благие дела! – воскликнул оратор и вскинул вверх свою ладонь, будто подражая положению руки обсидиановой старухи. – Мы не будем винить их за слепоту в их глазах, за усталость, что тяжким грузом легла на их плечи, за страх перед могущественным Злом, связавший оковами их руки за их спинами! Сколько бы ни было нас – мы справимся с этим! Да уцелеет светлый душой, да падет темный внутри! А теперь сожжем все вокруг праведным огнем, что давно обречено на гибель! И уничтожим эту мерзкую статую!
Галдящая толпа разделилась на группы. Одни приблизились к статуе, разматывая веревки. Другие обступили бородача с туго набитым факелами мешком, и каждый взял себе по десятку. Они двинулись вглубь города, разбредаясь по переулкам и улочкам. Поджигая факелы, они метали их в окна домов, распахнутые двери, поджигали торговые лавки. Жители с криками выбегали на улицу. Началась жуткая суматоха. Люди помогали друг другу тушить огонь, выплескивая из ведер воду в горящие очаги пламени. Однако такого малого количества воды было недостаточно, и огонь очень быстро распространялся на соседние деревянные дома с черепичными и соломенными крышами, зажигая их, словно свечки.
Тех, кто метал факелы, мужчины пытались поймать, сбить с ног, лишить огня. Некоторых удалось отловить почти тут же. Разъяренные риданцы убили двоих из них в подворотнях. И все же, дело было сделано – горела центральная часть города.
Вскоре послышался тяжелый топот и лязг доспехов – городская стража спешила остановить беспорядки по приказу бургомистра. Десяток вооруженных стражников двигалась колонной к площади, бряцая кольчугой, арбалетами и копьями.
Те, кто остался с оратором, были готовы уронить старуху. Первый узел веревки вскинулся высоко вверх и точно наделся на шею обсидиановой статуи. Бросок второй был менее точным, однако кольцо тут же затянулось на фигуре ворона, сидящего на плече старухи. Третье кольцо оказалось там же, где и первое.