Рифматист
Шрифт:
– Поверить не могу! – воскликнула Мелоди, откидываясь на спину. – Ты всю жизнь с ума сходишь по рифматике и завидуешь рифматистам! И теперь, когда появилась возможность стать одним из них, собираешься ее упустить?
– Сомнительная возможность, – заметил Джоэл. – Ведь рифматистом становится один из тысячи!
– Так, Мелоди, обожди-ка! – сказал Фитч, с интересом за ними наблюдая. – Скажи, дорогая, почему ты решила, что Джоэлу позволят пройти обряд снова?
– Потому что в прошлый раз его не пустили в палаты инициации, – пояснила девочка. – Ему даже не предложили… Ну, вы понимаете,
– Ах вот оно что, – произнес Фитч. – Понимаю. Думаю, попробовать стоит.
– А мне так не кажется, – отозвался Джоэл.
– Это несправедливо, – сказала Мелоди, разглядывая потолок. – Вы же сами видели, как он хорош в рифматике, а ему не дали ни единого шанса! Я считаю, что он просто обязан попробовать!
– Гм… Что ж, я не специалист в церковных обрядах, но вам придется сильно постараться, убеждая викария в том, что шестнадцатилетнему подростку еще не поздно пройти церемонию инициации.
– Уж мы постараемся, – упрямо ответила Мелоди так, будто мнение Джоэла не имело никакого значения.
Между тем в дверном проеме мастерской возникла чья-то тень. Джоэл обернулся и увидел на лестничной площадке мать.
– О… – только и вымолвил он, когда рассмотрел ее изумленное лицо.
– Миссис Саксон, – поприветствовал ее Фитч, поднимаясь с табурета. – Сегодня ваш сын совершил чудесное открытие!
Мать прошла в комнату. Дорожное голубое платье она сменить еще не успела. Волосы были забраны в хвост.
«Как мама отреагирует на вторжение в мастерскую, которую она, казалось, покинула и закрыла для себя навсегда?» – подумал Джоэл, с трепетом и страхом наблюдая за ней.
– Как давно это было… – улыбнулась мать. – Сколько раз я подумывала спуститься сюда, но всегда себя отговаривала. Боялась, что в мастерской на меня нахлынут воспоминания. Переживала, что боль окажется невыносимой.
Она встретилась глазами с Джоэлом.
– Меня и в самом деле захлестнули воспоминания о твоем отце, однако мне ничуть не больно. Думаю… настало время нам с тобой вновь сюда перебраться.
Глава 19
Положив руки и голову на спинку скамьи перед собой, Джоэл сидел в просторном зале кафедрального собора и тщетно пытался успокоить лихорадочный ход мыслей.
– И создал Мастер человека из праха земного, вдохнул жизнь, и обрел тот душу, – монотонно вещал преподобный Стюарт. – Но шли годы, и душа человека черствела. И не отличается ныне от праха он, из которого создан был. И теперь как никогда нуждается он в искупительной благодати его, чтобы вернуть свет в свою жизнь – чтобы дать душе расцвести вновь…
Сквозь витражи проливался свет. Каждое окно украшали часы, чей ход неумолимо отсчитывал время. В центре круглого витражного окна переливался сапфировым блеском гигантский циферблат самых великолепных часов Новой Британнии.
Неф собора был заставлен рядами скамей, разделенных проходом по центру. Вдоль стен под куполом располагались статуи двенадцати апостолов, приглядывающих за паствой. Время от времени статуи приходили в движение. Заводные механизмы сообщали им лишь отдаленное подобие жизни. Впрочем, жизнь многих людей теперь была ничем не лучше жизни этих механических фигур.
– Мастер есмь хлеб и вода жизни, – вещал отец Стюарт. – Мастер дает нам пищу для души, дарует ее воскресение…
Все это Джоэл слышал уже много раз. Он давно заметил, что священники склонны повторяться, и весьма часто. Джоэл обнаружил, что совершенно не следит за проповедью. Впрочем, проявлять должное внимание ему и раньше удавалось с трудом. Странно и даже тревожно было Джоэлу от мысли, что столь важные события последних дней, произошедшие в Армедиусе, так тесно переплелись с его жизнью. Он задавался вопросом: волей судьбы или все-таки волей Мастера, о которой неустанно твердил преподобный Стюарт, он стал тем, кем был сейчас?
Джоэл вновь поднял глаза на окна. Что случится с церковью, если люди отвернутся от рифматистов? Взгляд остановился на нескольких витражах, где был запечатлен король Грегори – монарх в изгнании. Его всегда изображали в окружении рифматических фигур и схем. Каменную кладку собора сплошь изрезывали узоры из пересекающихся окружностей и линий. Неф и трансепт образовывали крест. Боковые нефы смыкались за алтарем в полукруглую галерею таким образом, что деамбулаторий представлял собой девятиточечную рифматическую окружность.
Тогда как апостолы располагались под куполом вдоль стен, Мастер взирал на прихожан с креста над алтарем. В ногах у него застыла скульптура святого да Винчи. Припавший к каменному полу, он был окружен петроглифами окружностей, шестерней и рифматических треугольников. Да Винчи причислили к лику святых монархической церкви даже несмотря на то, что в прошлом он исповедовал христианство. Впрочем, вероятно, именно отречение от веры и послужило поводом для его канонизации.
Даже самые далекие от религии люди знали о прочной связи между монархической церковью и рифматистами. Обрести способности без обряда инициации было попросту невозможно. Правда, оставаться верными церкви и исповедовать веру в дальнейшем рифматистов никто не обязывал. От них требовалось только согласие на инициацию. Обряд считался первым шагом на пути к спасению души.
Мусульмане считали рифматику святотатством. Христиане нехотя, но признавали необходимость обряда инициации, однако гегемония монархической церкви им была отнюдь не по нутру. Чосонцы же не придавали никакого значения религиозной составляющей и после церемонии посвящения продолжали исповедовать буддизм.
Но если бы не было монархической церкви, не существовало бы и рифматистов. И с этим никто даже не спорил. Этот простой факт превратил монархическую церковь, некогда стоявшую на грани исчезновения, в самую могущественную религиозную организацию в мире. Но будет ли церковь защищать рифматистов, если общество вдруг попытается отвернуться от них?