Рифтеры (Сборник)
Шрифт:
Ив говорил тихо, на случай, если в комнате установили микрофоны. Никто из призраков рабочей станции, похоже, ничего не смыслил в психологии; все они были физиологами и обыкновенными операторами-программистами. Если бы они услышали, что он говорит с машиной, то решили бы, что пациент рехнулся.
Теперь он спал по девять часов ежедневно. Непредсказуемые атаки барабашек иногда добавляли час сверху. Отчеты о работе команд и индустриальные профили психологической диагностики, ни один из которых не приходил с «Биб», регулярно появлялись на терминале: это еще пять или шесть часов.
В остальное время он смотрел телевизор.
А там происходили
40
Североамериканско-Тихоокеанский конгломерат.
Региональные новости тоже беспокоили. Около трехсот человек погибло от взрыва зажигательной бомбы, которая разнесла большую часть судоверфи «Урчин» в Портленде. Для двух часов ночи это был довольно высокий показатель смертности, но здания примыкали к Полосе, и пожар унес жизни немалого числа беженцев. Мотивы неизвестны. Определенная схожесть с гораздо меньшим взрывом, произошедшим несколько недель назад за сто километров к северу, в пригороде Кокитлама. Там причиной посчитали очередную войну банд.
И, кстати говоря, о Полосе: опять волнения среди беженцев, навеки заблокированных на побережье. Обычное разумное решение заурядных муниципальных образований. Береговая линия – единственная доступная недвижимость в наши дни, и, к тому же, вы представляете, сколько будет стоить конструкция канализации для семи миллионов человек, если пустить их внутрь континента?
Еще один карантин, в этот раз из-за какой-то нематоды, сбежавшей из истоков Ивиндо. Новостей из Северо-Тихоокеанского региона нет. От Хуан де Фука ничего.
Спустя две недели заключения Скэнлон понял, что воображаемые им симптомы полностью исчезли. На самом деле он почему-то чувствовал себя лучше, чем когда-либо за многие годы. Но они все еще держали его под замком. Тесты не прекращались.
Через какое-то время первоначальный жгучий страх утих, превратившись в хроническую тупую боль в животе, столь расплывчатую, что Ив едва ее чувствовал. А однажды он проснулся с ощущением почти лихорадочного облегчения. Неужели он действительно думал, что Энергосеть будет держать его в заточении вечно? Неужели превратился в такого параноика? О нем хорошо заботились. Следовательно, он был для них важен. Поначалу он этого не понял. Но вампиры все еще оставались проблемой; иначе Роуэн не гоняла бы свою марионетку через рабочую станцию. И Энергосеть выбрала Скэнлона для изучения этого вопроса, поскольку они знали: лучше человека для такой работы не сыскать. Теперь же они просто защищают свои инвестиции, удостоверяются, что он полностью здоров. Ив громко рассмеялся над своим прежним, паникующим «я». Беспокоиться совершенно не о чем.
К тому же сейчас
КЛИЗМА
Говорил он с ним только по ночам, разумеется.
После дневных анализов и сканирований, когда тот висел, свернутый на потолке, с приглушенными огнями. Ив не хотел, чтобы призраки подслушивали. Его не слишком смущали доверительные разговоры с машиной. Скэнлон чересчур много знал о человеческом поведении, чтобы беспокоиться о столь безобидных причудах. Одинокие пользователи всегда влюблялись в виртуальные симуляции. Программисты привязывались к собственным созданиям, вселяя воображаемую жизнь в каждый полностью предсказуемый ответ. Господи, люди с подушками разговаривали, когда у них не было выбора. Мозг не проведешь, но сердце радовалось обману. Это совершенно естественно, особенно в длительной изоляции. Абсолютно не о чем беспокоиться.
– Я им нужен, – сказал Скэнлон, когда окружающее освещение понизилось настолько, что практически ничего не стало видно. – Я знаю вампиров. Знаю лучше, чем кто-либо. Я жил с ними. И выжил. Эти же… эти сухопутные крысы только используют их. – Он посмотрел наверх.
Телеоператор висел там летучей мышью в мутном свете и не отвечал; почему-то именно это успокаивало больше всего.
– Я думаю, Роуэн сдается. Ее кукла сказала, что она попытается и найдет время.
Нет ответа.
Скэнлон качает головой, обращаясь к спящей машине:
– Я теряюсь, ты знаешь? Превращаюсь в чистый спинной мозг, вот что я делаю.
Последние дни он нечасто в этом себе признавался. И явно не с тем чувством ужаса и неуверенности, что испытывал неделю назад. Но, пройдя за последнее время через столько испытаний, он считал вполне естественным, что произойдут какие-то изменения. Вот он здесь, сидит в карантине, возможно, подхватил какую-то неизвестную заразу. До этого он прошел через то, от чего большинство людей сдвинулось бы по фазе. А до этого…
Да, он через многое прошел. Но Ив был профессионалом. Он все еще мог повернуться и пристально вглядеться в самого себя. Лучше, чем остальные люди. В конце концов, всех иногда обуревали приступы сомнений и неуверенности. Тот факт, что он был достаточно силен, чтобы признать это, не делал его уродом. Скорее наоборот.
Скэнлон всмотрелся в дальний конец комнаты. Окно изоляционной мембраны, растянувшееся на верхней половине стены, вело в маленькую темную комнату, пустовавшую с самого его прибытия. Скоро там будет стоять Патриция Роуэн. Снимет сливки с прозрений Скэнлона и, если еще не поняла, насколько он ценен, то убедится в этом, когда поговорит с ним. Долгое ожидание признания скоро закончится. Дела скоро совершат крутой поворот к лучшему.
Ив протянул руку и дотронулся до дремлющего металлического когтя.
– Ты мне больше нравишься таким, – заметил он. – Такой ты менее… враждебен. Интересно, кем ты будешь говорить завтра…
Говорил словно какой-то новичок только что из школы. И действовал так же. Хотел, чтобы он сбросил штаны и наклонился.
– Иди в задницу, – поначалу отреагировал Скэнлон, войдя в образ.
– Есть у меня такое намерение, – ответил аппарат, покачивая зондом в виде карандаша, расположившимся на конце руки. – Давайте, доктор Скэнлон. Вы знаете, это для вашего же блага.