Ригодон

Селин Луи Фердинанд

– Следуйте за моими белыми палками!.. Трудяги сопливые!..

Легко сказать… я с трудом карабкаюсь… надо исследовать руины! Черта лысого найдешь здесь кусок хлеба! Хочу сказать, армейского хлеба… мины-ловушки, битум, воронки… это я нашел легко! А, один малыш отстал, остановился… на что он смотрит?… Иду туда… Фелипе тоже, и Лили… что его так заинтриговало? В битуме?… Совершенно черная обугленная нога… только ступня… верхняя часть и само тело отсутствуют… тело, должно быть, сгорело… Харрас говорил: они все поливают фосфором… ничего не остается… ясно! А, малыши столпились вокруг… это уже не нога, это тела в смоле… битум превратился в смолу… жирный черный налет… ну да!.. Мужчина, женщина и ребенок… ребенок посередине… они еще держатся за руки… и маленькая собачка… это потрясает… люди хотели спастись, от фосфора загорелся битум, вся семья была накрыта, задохнулись… должны быть, как и другие, впечатанные в битум… позже мне сообщили – тысячи и тысячи… нам не до смеха, нас интересует молоко, хлеб, одним словом, бакалейная… полагаю, по здравому размышлению, эти развалины были опасными, не говоря о гниющих трупах… повсюду все взрывалось… везде тлели развалины, я видел битум… чем дальше мы продвигались, тем жарче становилось… холера! Это вызывало страх… как зыбучие пески, вы понимаете, залив возле замка Сен-Мишель… и еще запах горелого… не только человеческого мяса, было ужасно холодно… смрад стоял бы невыносимый… было над чем посмеяться, но сперва найти еду… снабжение… пусть меня извинят, но это слово мне о многом говорит… не правда ли, с этим кирпичом, со своей больной головой я имею право на некоторые воспоминания, вылавливаю их из памяти, как волосы из супа… о, тем хуже! Ну и так далее… пятое-десятое… Верден, хочу сказать, 14 октября, снабжение 12-го полка… я был со своим фургоном… полк в Воэвре… я ясно вижу этот верденский подъемный мост… стоя на стременах, я сообщаю пароль… подъемный мост скрипит, опускается, охрана, все двенадцать человек, выходит проверять… фургоны тащатся один за другим… армия тогда была серьезная, доказательство: она выиграла войну… итак, мы вступили в Верден, шагом, в поисках наших буханок хлеба и консервов… мы тогда еще не знали остального, всего, что будет потом!.. А если бы знали, что нас ждет, то не сдвинулись бы с места, не просили бы ни поднимать мост, ни открывать ворота… неведение – вот в чем сила человека и животных…

Там, где мы теперь, нет ни ворот, ни подъемных мостов, я говорю вам о Гамбурге… мне остается только туда идти, проникнуть со своей сопливой бандой!.. Гудрон уже не горел, но был еще очень мягок… потеплело… нога не тонула, но оставляла следы, лучше не останавливаться… конечно, потеплело и в городе из-за непрекращающихся взрывов… кое-где битум кипел… скоро уже не пройдешь… но снабжение?… Мы далеко не уходили… шли только там, где это было еще возможным… по другой стороне маленького канала… это в районе маленьких гамбургских каналов, он немного напоминает Венецию… почти полностью загроможден обломками кирпичей и железа… однако в отдельных местах можно было пробраться… «смелей, дурачки! Сюда!» Я так их и не пересчитал… они собрались, пересекли канал раньше нас… нас – я имею в виду Лили и Бебера в сумке, Фелипе со своим кулем на голове и себя, качающегося от усталости… еще руины, развалины, горы мусора, как в Берлине… но здесь теплее, как мне кажется… я говорю горы, скорее – холмы!.. И тут же попался один, огромный, сравнимый по площади с пространством от собора Трините

до площади Бланш… наверняка, под ним погребены целые кварталы, жилые дома и люди… оттуда, конечно же, и этот смрад… смешение смрадов, я бы сказал… мы присаживаемся… неплохо… гора обломков, как та, в Люнебурге, где я видел – вы помните это – на самом ее гребне мой первый локомотив… мы отдыхаем… вдруг меня пронзает… а наши малыши? Наши запакованные сопливцы?… Все исчезли?… «Фелипе, Лили, где малыши?…» Они не знают… ах, да! Лили их видела… они забавлялись, толкая друг друга там… с другой стороны бугра… я говорю себе: так и есть!.. Они нырнули в дыру!.. Я был убежден… у них мания нырять в дыры… я заметил… это их уловка – исчезнуть… зарыться вдвоем, втроем… отродье, приютские какашки, они ищут задницу!.. Где они могут быть?… Под домом?… «Лили! Фелипе!» Пускай они ищут вместе со мной, немедля!.. Там же есть бреши, трещины… одна, достаточно широкая, чтобы все пролезли… они, должно быть, уже там, в конце… если бы я их позвал, они бы не отозвались, они бы не сообразили… глухие слюнявые кретины… но все Уродцы почему-то ловко пролезают через дыры, проскальзывают между камнями и кучами металлолома… Катакомбы словно созданы для них… должно быть, они все там внутри… я вам уже упомянул о разрушенном пространстве, примерно, как от собора Трините до площади Бланш… можете себе представить? А вдруг малышей придавило? Или они задохнулись?… На свежем воздухе, при свете дня они перемещались только прыжками… вылезали то из одной, то из другой дыры… а в этой кромешной темноте… я не мог даже вообразить… можно было только предположить, и все разом… а мы смогли бы протиснуться в эту щель?… Если малыши убежали или погребены под развалинами, мы могли бы просто вернуться к поезду, вот и все… они же сами убежали!.. Лили говорит мне: «Знаешь, самое лучшее, если мы выпустим Бебера!» В такую дыру кот пролезет наверняка, хотя он еще вреднее детей, может и сбежать… но, забравшись туда, вдруг их найдет… замяукает… «Выпусти его!» Лили ставит кота на землю… и как только дети могли здесь пролезть?… Спрашиваю себя… Бебер легко входит в лаз, идет… Лили зовет его… он мяукает… мяуканье спокойное… Лили ни о чем не спрашивает меня, она протискивается следом, нет времени на передышку… на четвереньках забирается туда, она может рискнуть, она акробатка… я бы не смог… ах, нет!.. Могу… на коленях!.. Точно так же… смелей, малыш!.. Будь что будет!.. Ай!.. Тут глина… я кричу… «Я иду! Я иду!» Лили мне отвечает… порядок! Я продвигаюсь… помогая себе локтями… работаю локтями… я не поверил бы… снаружи нельзя представить, что проход расширяется, хочу сказать, что это пещера… нечто вроде грота… коридор… шаг вправо, поворот и снова поворот… глина… думаю, что это хрупкая, осыпающаяся глина, только сильно увлажненная, липкая… не понимаю, как это произошло… возле Гамбурга как-то не замечался глинозем… высокие, огромные… конечно, дымовая завеса все замаскировала… ни пустотелых холмов, вроде этого… я не геолог, не специалист… зову: «Лили!.. Лили!..» – «Да!.. Да!.. Да!.. Иду!..» Фелипе окликает меня… «Dottore! Dottore!» Он не остался, тоже полез в траншею, как и мы… где-то неподалеку отсюда, уверен, гниет труп… дохлые крысы или люди?… Увидим… быть может?… Это авантюра, я хочу сказать, в духе… в общем, если вдуматься, этот холм образован обвалом… если хотите… как могло такое случиться? Всегда можно что-нибудь придумать… воображение, знаете ли… секретное оружие?… Об этом много говорили!.. Что оно предназначалось для уничтожения Англии и тому подобное!.. Но значит, это обернулось против своих? Возможно, взрыв на складе боеприпасов, торпедный резерв?… Такое случалось… откуда же этот колосальный выброс земли, этот глиняный смерч над Гамбургом?… Этот огромный бугор?… И не было никого, кто бы нам объяснил… я вам уже говорил о высоте этого образования, как расстояние от собора Трините до площади Бланш… теперь мы продвигались вперед очень осторожно, шаг за шагом… в сумеречном свете, лившемся сверху… я ору, надрываюсь… «Тебе там видно?…» – «Да! Да! Иди, здесь светло!..» Дневной свет в этом гроте?… Грот по своей площади, смею сказать… вы меня понимаете… три четверти площади собора Парижской Богоматери… продвигаясь вперед, вижу, что это нечто… должно быть, щель высотой… расселина, я бы сказал, с вершиной… назвал бы ее кратером… в общем, дыры повсюду… только вообразите, только представьте себе: гигантский обвал из хрупкой известки… обвал… в общем, пузырь, гигантское вздутие глинистой почвы… кто-то же это видел, в конце концов… и однажды они засвидетельствуют… однако же это свершилось!.. То, что это реальность, свидетельствовало наше продвижение в этой гигантской пустоте… Лили, я, Фелипе и Бебер… сверху падал не только дневной свет, но капал дождь, по стенам, конечно, сбегали ручейки… есть спелеологи в Альпах, Доломитах, Пиренеях, Высоких, Низких горах, которые по воскресеньям высаживаются в самых труднодоступных местах… мы же не более чем случайно «приставшие», не бог весть что… вынужденно, глина… оно могло бы обрушиться, все это подобие кратера наверху, не выдержать, лопнуть… о, конечно… но сейчас мы двигаемся вперед… я вам говорил об этом, три четверти собора Парижской Богоматери… узенький туннель превратился в огромный грот… и заметьте, там было почти светло… свет падал сверху, струился с высоты… из отверстия кратера… впечатление, я вам повторяю, огромного нефа, только из глины… Не только… боковые стенки кажутся достаточно тонкими… как могло возникнуть подобное образование?… Пузырь, обвал… раковина?… В результате подземного извержения, поднятия грунта, взрыва торпедного склада… такое случалось кое-где… были, возможно, и другие бугры в самом Гамбурге… раздутые обвалы… я не видел, я не мог ничего видеть из-за пелены дыма… наконец мы подошли, полагаю, вплотную к конечной точке… расселины… и конечно, я сразу же учуял трупный запах… намного отчетливей, чем снаружи… я не увидел ни мертвых животных, ни крыс, ни кошки, ни собаки… но все-таки я – эпидемиолог, оглядываюсь вокруг… вглядываюсь внимательно… я был весьма удивлен… снаружи мы видели множество трупов, залитых битумом, покрытых смоляной коркой… окоченевших… Харрас предупреждал нас… и не только тела… отдельно руки, ноги… особенно часто ступни… Гамбург уничтожили с помощью жидкого фосфора… это напоминало извержение в Помпее… все было объято огнем: дома, улицы, мостовые, люди, бегущие отовсюду… и даже ласточки на крышах… ВВС не выбирает!.. Все в кучу, все под одним соусом!.. Улицы, крыши и подвалы!.. Я боюсь потерять нить повествования… речь шла о том, чтобы обнаружить причину трупного запаха… я зову… Лили на месте… и где наши маленькие выродки?., все?… Я их пересчитаю позже… а Фелипе?… Он там, он к нам присоединился… они разглядывают… что это?., надо признать, вот это сюрприз!.. Бакалейная лавочка!.. Как будто вдавленная в грунт, пришлепнутая к боковой стенке… я говорю: бакалея, вы меня понимаете: Kolonialwaren… как она здесь очутилась? Почему не рухнула?… И вывеска, ошибиться невозможно!.. Великолепные золотые буквы на красном фоне… и не маленькая вывеска… длинное, широкое панно… не могу взять в толк… Фелипе смотрит… он понимает… «это была бакалейная лавка, dottore!.. Vroomb! Жратва!.. Понимаете?» Фелипе прав, он понял раньше меня… небольшая кучка кирпичей… две кучки… конечно, жилой дом… поняли механику катаклизма?… Не думайте, что я преувеличиваю… если я вам скажу, что завтра Франция станет абсолютно желтой только в результате смешанных браков, что политика – сука, потому что она занимается только напыщенной болтовней и партийными разборками, выдувая мыльные пузыри, и что единственная реальность, заслуживающая внимания, – это реальность невидимая и неслышимая, тайная, тихая, биологическая… пока кровь белых доминирует, белые еще могут использовать свой последний шанс… впрячься в колясочки рикшей или сдохнуть от голода… не говорите, что я преувеличиваю…

Но все-таки, я хочу овладеть вашим вниманием!.. Я собирался объяснить вам, что под этим гигантским сводом – мертвый лавочник с кишками, вывалившимися в глину… я имею право заставить людей немного поволноваться, я в том возрасте, что дуньте – и прикончите меня, вот и все! В общем, вы мне помогаете продвигаться вперед… не только бакалея, но и другие магазины погребены под этой глиной… вот «останки», я полагаю, ресторана, чуть дальше – портняжная мастерская… а сколько табуреток и стоек, прилавков!.. Все раздавлено, раздроблено… трупы были снаружи… в порту, на рельсах… мы видели… но особенно много конечностей, застывших в битуме, покрытых смолой… здесь же, в этом гроте, я хочу сказать, под этим глиняным сводом я видел только труп бакалейщика… ни околевших крыс, ни дохлых кошек… но все-таки запах был слишком сильный, нет, здесь не один труп, у меня опыт… там должны быть и другие!.. Где малыши? Слюнявые ссыкуны… я их больше не видел! Спрашиваю у Лили… Фелипе говорит, они полезли в другую расщелину… все! Глина… я вижу! Там!.. Труп… я сказал бы, что смерть настигла этого человека пять-шесть дней тому назад… холодно, он не очень разложился, и все-таки нестерпимо воняет… я приближаюсь… это мужчина за кассой… сидит… голова, грудь наклонены вперед… фармацевт? Бакалейщик? Я говорю за кассой… касса, это точно, ящик открыт, заполнен бумажными марками, mark papier… и еще один ящичек выдвинут, с талонами на продовольствие… я уточняю… но что меня больше всего интересует: от чего он умер?… О, осколочное ранение в живот! Кишки у него вывалились из страшной раны, примерно от бедра до пупка… выпотрошенный, одним словом… кишки и ошметки мяса на коленях… взрыв мины?… Фелипе угадал быстрее, чем я… он показывает мне наверх, на свод… там брешь… которую я назвал кратером… Vroomb! dottore! Точное попадание авиационной бомбы!.. Пробила свод!.. И Vroomb! Как он сказал… накрыла дома, лавочки и фармацевта… или бакалейщика… я не знаю… во всяком случае, в кассе полно марок и талонов на продовольствие… и мертвый здесь, он смердит… малыши не остановились, их не интересуют мертвые, их интересуют только щели… куда они могли бы сунуть свои носы… где они?… На дне?… Где?… Сопляки чертовы… пробьемся! Пробьемся!.. Может, они упали в провал?… Этот или вон тот?… Не было бы ничего удивительного… в общем, место не самое приятное для посещения, я имею в виду туристов… прежде всего, этот грот долго не продержится… я вам говорил, какова его высота и какой он хрупкий, из глины… невообразимый феномен даже вне этих исключительно невообразимых обстоятельств, взрыв подземного арсенала… все перевернулось с ног на голову! А мои слюнявые дебилы?… И Бебер? Исчез вместе с ними? По природе я не очень легкомысленный, но сейчас, признаюсь, я поддался… конечно, усталость, вы понимаете, и этот несчастный случай… не буду вам снова говорить о кирпиче… хватит!.. Прежде всего – детвора!.. Лили их зовет… Бебер отвечает… мяу! И он идет… с другой стороны, через другое отверстие… я вам уже говорил, этот обвал, пузырь, грот, называйте, как хотите, полон сюрпризов… мяу!.. Конечно, он добрался до конца… а мы?… Две боковые стенки, липкие, с них капает… снова лаз… наконец, кажется, он куда-то нас привел… со мной нет палок… Фелипе, я вдруг замечаю это, без своего брезентового куля, он оставил его на входе… иначе не сумел бы проникнуть в грот… так лучше… я тоже мог бы остаться там… черт возьми!.. Пусть выпутываются!.. Тот, с вывернутыми кишками… бакалейщик?… Фармацевт?… Я не знаю… Я больше ничего не слышу… я проваливаюсь во тьму, крышка… они сделают, что смогут… я вам рассказываю, как это происходило.

* * *

Я как будто лежал на спине, не могу сказать, что я спал… сон требует больших усилий, я же определенно был очень слаб… слаб до такой степени, что Фелипе и Лили терялись в догадках, что же со мной приключилось, может, сердечный приступ… я их успокаивал, прилагал усилия, чтобы подняться…

– Ты думаешь, что сможешь?

– Не сразу… немного погодя…

Я в сознании, это подтверждается тем, что я вразумительно излагаю свои мысли:

– Поглядите, что делают малыши, и расскажите мне, когда вернетесь…

Если вы прошли хорошую школу борьбы, анархистскую или неанархистскую, вы преданы своему долгу… слюнявые малыши, особенно их молоко… нашли ли они его, может быть, именно сейчас?… Бог ведает, живы они или погибли!.. Ни спросить, ни посмотреть… но внезапно исчезнуть, тут они, я вас уверяю, феномены!.. Щель – и вы их больше не видите… неважно, какая щель, грязь, пепел, глина, они исчезают… вы пришли с другой стороны, через другую щель… а теперь они, должно быть, притаились… где? На чердаке?… Потому что все было наоборот: крыши – в погребах?… Убежден, Бебер с ними, Лили просто необходимо заставить его замяукать… меня они не слушались… и все-таки, я должен встряхнуться, встать на ноги, помочь Лили и Фелипе… помочь им хоть в чем-то?… Я начинаю понимать их слова… да, в этом все дело, им нужна помощь…

– Ради Бога!

Я делаю рывок… поднимаюсь, ноги дрожат, но я стою!.. «Там! Там!»… я смотрю… я нашел!.. Оно во тьме… я сказал бы, это декорация! Это нечто вроде… в глине… в сплошной глине… дверца… деревянная дверца… я слышу, они просят меня помочь… они попытались… они прилагают все усилия, чтобы дверца поддалась… куда она ведет?… Мы в глубине лавочки… я это вижу теперь, над этой створкой и вдоль боковой глиняной перегородки множество полок… и не пустых! Переполненных!.. До самого потолка! Почти до самого – плоский солдатский хлеб, колбаса, коробки с молоком… я вам сказал, потолок очень высоко, повторяю: три четверти собора Парижской Богоматери… вы мне скажете, что я преувеличиваю, но у меня есть свидетели, я полагаю… здесь то, что нам требуется, сгущенное молоко в изобилии! А малыши?… Они по другую сторону двери… почему?… Они невольно оказались взаперти!.. Стали пленниками глины, очутились в альвеоле, вместе с Бебером… слышно его мяуканье… конечно, он мог бы вырваться… это не составляет для кота никакого труда, ведь он такой маленький… наша детвора, наверняка, могла находиться в любой дыре… все двенадцать или пятнадцать человек… я их не считал… вдобавок, что я вам уже говорил, слюнявые, липкие… и скрюченные… они просачивались через любую дыру, через такие узкие щели, что вы только диву дались бы… я работал акушером, могу часами с воодушевлением рассказывать о сложностях прохождения младенца по родовым путям, о лицезрении ущелий, эти мгновения так редки, когда природа позволяет узреть свое самое тайное, так деликатны, когда она колеблется и решается… в момент рождения жизни, смею так выразиться… а наш театр и вся наша литература – о совокуплении… скучное пережевывание!.. Оргазм мало интересен, вся шумиха, поднятая гигантами пера и кинематографа, тысячами публицистов, никогда не могла поднять на щит более двух-трех незначительных сокращений задницы… сперма делает свою работу неслышно, абсолютно интимно, все от нас в тайне… роды, вот что стоит понаблюдать!.. Есть за чем подглядывать! Пьяная оргия?… Бог ведает, сколько я потерял времени!.. Ради двух-трех сокращений ягодиц! Посмотрите на римлян, наших кумиров, которые не скупились на представления, они не позволяли себя обманывать, если дело шло о смертоубийстве!.. Вспарываются животы, вскрываются грудные клетки… Сенаторы и дамы спускаются с трибун на арену облегчить агонию исходящих кровью бойцов и еще трепещущих сердец перед тем, как их вырвут из груди и бросят диким зверям… вот чего не хватает нашим нищим гладиаторам, чтобы наши сенаторы и их дамы перепрыгнули через канаты, подбодрили своей лаской агонизирующих, а уж потом вырвали бы и бросили толпе их сердца… этому бедному дорогому народу, который завывает без всякой на то причины, чтобы он с урчанием ням-ням!.. У нас даже упадок вялый, брюзгливый… бесконечный, нудный… я тоже, черт подери, вялый!.. Я не закончил… мы стояли перед этой проклятой дверью, а наши малыши – с другой стороны… так сказать!.. Мы снова все вместе наваливаемся на эту дверь! Тянем, толкаем!.. Она изгибается… изгибается… готова поддаться… и – буханки хлеба валятся мне на голову! Все падает на меня! Все!.. Одна… две… три сахарные головы! Вся полка!.. Две!.. рушатся на мою башку!.. Все банки!.. Моя бедная голова! Вы скажете: он это нарочно… нет! Как в случае с кирпичом… нет! Моя голова – это фатальность! У меня крепкий череп, но все же… как в истории с кирпичом… сглаз?… Или чтобы вас позабавить?… Бо-ом! Во всяком случае, что-то звенит! Гонг!.. Я не настаиваю… все в порядке!.. Я пошатнулся, пытаюсь удержаться и отключаюсь, вырубаюсь… больше я уже ничего не слышу, теряю сознание, я должен был бы привыкнуть,

мне стыдно, я капитулирую из-за пустяка… почти… это все от удара кирпичом! Ганновер, этот фасад… пусть другие потрудятся… я в обмороке!.. Другие? Лили, Фелипе… в данном случае, признаю, я недвижим… полагаю, они пытаются привести меня в чувство… даже трясут меня… так мне кажется… и затем, мало-помалу, ко мне возвращается слух… о, я не стану шевелиться… пусть хлопочут!.. Приоткрываю один глаз… вижу малыша… двоих… из наших… они появляются из недр… это правда, они находились в глубине этой расселины… доказательство!.. Пять… шесть… и все они что-то несут… они направляются к… Фелипе им указывает куда… я понимаю, они должны вынести пакеты наружу… какие-то продукты… что?… Почему-то уверен, что банки с молоком!.. Бакалея?… Фармацевтика?… Я уже лучше вижу… каждый с коробкой или ящиком… и не только молоко, еще и солдатский плоский хлеб… и варенье… они идут к выходу… туда, где расстелен брезент, огромный, который нес Фелипе… он оставил его снаружи… малыши осмелели, несут туда хлеб и банки… они пускали слюни, маленькие кретины, но крепче держались на ногах, как мне показалось, не сбивались в кучу, а некоторые, я думаю, даже смеялись… там, в поезде, я не видел, чтобы они смеялись… у детей быстро меняется настроение, достаточно легкого привкуса авантюры, и самые дебильные вдруг начинают проказничать!.. Но все-таки… какими бы они ни были недоумками, если вы перестаете за ними следить, они обретают вкус к жизни… ускользают, увертываются от вас, что бы вы ни предпринимали! С наступлением климакса атлет, который цепляется за жизнь, астматический премьер-министр – не более чем пустомели в сточной канаве… и гораздо более смешны, чем наши приютские ребятишки, пусть и очень хилые, унылые, но на которых можно положиться… атлет заканчивает тем, что ничего уже больше не может, министр, который прежде был раздут от кишечных газов, лишается вообще всякого газа… наши малыши проходили мимо меня… каждый со своим вареньем, со своим хлебом… куда они собирались все это нести?… Я думаю, ко входу в нашу расселину… они тут же возвращались… я должен встряхнуться… должен видеть, что происходит… прежде всего, и вы бы заметили, ничего иллюзорного… этот огромный свод, этот глиняный пузырь недолго бы просуществовал… я вам уже говорил про эту высоту, не менее трех четвертей собора Парижской Богоматери… еще один сейсмический взрыв, глубинное сотрясение, и он бы прекратил существование, рассыпался вместе с подпорками… я очень хочу подняться… но где взять силы?… О, я уже в сознании, проблема лишь в том, чтобы встать на ноги… Лили, Фелипе подходят, помогают мне… о, снова «смелей, малыш!» Я понимаю… Ну вот! Я уже на ногах!.. Та же расселина… от одной стенки к другой… какие скользкие!.. Все время спуск… влажная глина… и вот дневной свет… ясный день!.. Это здесь!.. Это оно! Я точно угадал!.. Они заняты только жратвой, наши детки!.. Тянут все, что можно, из этого ущелья, бесконечно снуют туда-сюда, из лавочек, которые мы видели… впечатанных в глину… аптека? Бакалея?… Никогда не узнаю… я уверен только в том, кто сидит, выпотрошенный за кассой, его кишки раскиданы повсюду… это их забавляет… хлеб, банки с молоком, варенье… идут гуськом… тащат множество отверток… консервных ножей… штопоров… вероятно, из бакалейного магазина… и бутылки, вперемешку… наверное со спиртным… думаю, с ликером… мощный алкогольный резерв… они все это кладут на брезент, именно так я и думал, возле входа… брезент Фелипе… чего только не припас бакалейщик!.. Теперь он получил за все сполна, живот распорот, кишки вывалились…

– Dottore! Dottore! Мы опаздываем!

Фелипе торопит… разумеется, он прав… я плохо ориентируюсь в происходящем…

– Конечно!.. На поезд!.. На поезд!

Малышам лучшего и не надо… им есть что тащить за собой… полный куль… его подтягивают к нам, мы все вместе, за четыре конца… волочим за собой… брезент крепкий… нас не так мало… мы с малышами доберемся… Господи, я так и не сосчитал их!.. Идем прежним маршрутом, расселина, она скользкая… глину слегка присыпало снегом… снежная пыль… итак, вперед, к нашему поезду, к нашим платформам! Надеюсь, что они еще на месте!.. Что поезд не ушел! Во всяком случае оттуда, с насыпи, нас окликают!.. Хриплыми голосами!.. Los! Los!.. Фриц!.. Два фрица!.. Чтобы поторопились!.. Не пассажиры! Пассажиры не разговаривают… это машинисты, они спешат… но у нас полно провизии… и это не они, а мы волочим брезент, мы и наши малыши, слюнявчики… тяжело, рывками!.. Передышка! И – хоп!.. Дальше… огромный куль… это не они, это мы!.. Жадно вцепившись… Бебер сопровождает нас, он на свободе… присматривает за нами… порядок! Идем!.. Пока еще вдоль доков… вы нас видите… плохо! Los! Los!.. Те, наверху, нетерпеливы!.. Но и не думают нам помочь!.. Мы падаем с ног, а им плевать! И что там у них такого сверхсрочного?… Пожар?… Все время пожар, повсюду пожар!.. Черт побери! Идиоты!.. «Ja!/а/Идем!»… Мы уже почти пришли… но действительно, малыши слишком устали, спотыкаются, они больше не могут… приходится вместе с брезентом тащить и их… они цепляются за нас… останавливаемся, реанимируем их, если можно так сказать… и снова трогаемся в путь!.. Ну вот!.. Вот! А те, наверху, теперь я их вижу, нетерпеливых… Los! Los!.. Два машиниста… подходим… Что мы принесли?… Есть, может, какое-нибудь складское помещение и под этой насыпью?… А тот пузырь… я вам рассказывал… не буду пересказывать снова… высокий, с собор Парижской Богоматери… мы уже почти на месте… сплошные камни… и насыпь… но я не вижу ни одного пассажира… ни единого! Все уехали в Гамбург?… Или вернулись туда, откуда прибыли, втиснувшись между прожекторами?… Все платформы пустые?… А двое наших крикунов никак не успокаивались… Los! Los!.. Ну что у них случилось-то?… Was?… Я тоже ору!.. Что?… ВВС. «Летающие крепости»! Тревога!.. Эпилептики они, что ли?… Здесь постоянная «тревога», так или нет? Пускай пошевеливаются! Они орут… надо освободить платформы!.. Все сгорит!.. Ладно!.. Вперед!.. А Одиль? О, она не шевелится!.. Хоть гром ее разрази! Хоть все запылай вокруг!.. Она отвергает наше предложение увести ее!.. Нет! Она кашляет, харкает кровью, пускай! Она не хочет больше путешествовать… только бы я забрал ее ублюдков, только бы я их спас! Она передает их нам! Насколько можно судить по их виду, им нравится с нами, они даже улыбаются, разумеется своеобразно, икая и брызгая слюной, я впервые вижу, что они смеются… они ковыляют, спотыкаются, шлепаются в грязь, пускают слюни, плачут, но, в общем, им весело… Фелипе открывает им банки со сгущенкой, сначала с помощью куска железа, а потом консервным ножом, этого добра полно в брезенте… они все сосут молоко… «по вагонам»… малышей не интересует Одиль, они видят, что мы садимся, карабкаются за нами, все вместе, устраиваются на первой платформе, рядом с Лили, Бебером, со мною… но наш продуктовый груз?… Наши ящики, варенье, хлеб?… И плитки шоколада? Фелипе помогает, и два старых машиниста, весь наш «навар» и брезент уже на платформе!.. О, разместились! Сразу же за локомотивом… один я еще не сел, стою, наблюдаю… должен сказать, маленькие кретины помогают, сколько же их?… Я их так и не сосчитал… оставляем четыре банки молока для Одиль, варенье и много хлеба… «Фелипе! Фелипе!..» Он смылся, он отвечает мне с другой платформы, он грузится в спешном порядке, его поезд сформирован!.. Его «Магдебург»… «Dottore! Dottore!..» Он встретится soun p^atroun… я не отвечаю… сначала я сам влезу! Наша платформа… с брезентом, я смогу!.. Я цепляюсь за брезент, я держусь!.. Удалось! Прямо в кучу провианта!.. Как малыши заливаются, прямо икают от смеха!.. Как я жалок!.. Мне плевать!.. Я на месте!., наши двое старикашек, двое наглецов, потешаются над нами!.. Да!.. Они стары, как я теперь, «тревога», отсутствие «тревоги», какое это имеет для них значение?… В определенном возрасте ничто уже больше не трогает… по крайней мере, уже не хочется быть рупором общественных жизней, продавцом «вечных пилюль»… главное: чтобы всего было вдоволь, и я лежу сверху… сколько же мы натащили из этого грота!.. Этот глиняный пузырь, в общем… этот грот… мрак… погребенная бакалейная лавочка?… На первое время хватит… надо бы произвести инвентаризацию… продуктов, ящиков и воспоминаний… «В путь!.. В путь! Los! Los!» Моя очередь орать!.. Пускай эвакуируют эти чертовы платформы!.. Ах, все это сгорит!.. Понимаю! Я тоже!.. Я кричу им: тревога! Тревога! И пусть все это катится!.. Вагоны, локомотив и варенье, и банки с молоком!.. Как и двое семидесятилетних придурков с их «тревогой», двое нахальных беззубых плешивцев… которые позволяют себе отдавать нам приказания!.. «Лентяи! Лентяи!..» Я заткну им глотки… «Катитесь! Катитесь! Саботажники!.. Слабоумные старикашки!.. Предатели!..» Вот слово, хорошо мне знакомое: verr"ater! Они меня не знают!.. На свою голову!.. Они узнают! Это подействовало!.. Доказательство? Наш вагон дрожит, и я, и Лили, и Бебер в сумке… поезд тронулся с места… сейчас поедем… так и есть! Счастлив, что я заставил себя признать, а то бы не сдвинулись!.. Гнев полезен иногда, особенно когда больше нет сил… наконец мы двигаемся!.. Локомотив не гудит, не пыхтит… пуф! Пуфф!.. Я не говорю «до свиданья»! Некому… ни Фелипе, ни Одиль… они решили для себя, оба!.. Ладно! Характеры? Хорошо! Я тоже, привет! Доказательством того, что был там, служат мои очень точные воспоминания… и то, что я не сделал ни одной заметки, вы только представьте!.. И вот я здесь, не слишком бравый, но серьезный… и вокруг меня полно дураков, разнузданных ревнивцев, сопливых и слюнявых, эти похуже тех, кто совершают по четыре… пять паломничеств в Лурд с мольбами о том, чтобы я околел… вполне понятно, я на стороже… а у тех – кровохаркающих… свой ритуал и свой кирпич…

* * *

Прежде всего они хорошо выспались, я имею в виду малышей, одни рядом, сгрудившись в кучу, другие – в конце платформы, втиснувшиеся между динамо и, я сказал бы, трансформатором, или двигателем в ящике, полном пружин… от дорожной тряски и содроганий там все уже перемешалось, сместилось… тампонажные прокладки сзади и спереди… конечно, путь восстановлен, судя по всему, не очень тщательно… но главное, что мы продвигались вперед, и довольно быстро… мы-то знали, что бывает значительно хуже… Лили спрашивает меня…

– А теперь куда?

Вот об этом не знаю ничего… те двое старцев с дизеля, должно быть, имеют представление… через час… через два часа спрошу… не хочу выпытывать сразу же… у меня сил немного… я не смог бы перекричать эту вакханалию звуков: рельсов, платформ, громыхания цепей… пришлось бы орать… а мне еще трудно держаться на ногах…

– Сейчас будет остановка, Лили! Тогда я и спрошу, на остановке!..

Этот поезд с оборудованием должен же где-то остановиться, по-моему… я не очень уверен… нелюбезные старикашки кажутся мне вполне способными нигде не останавливаться… я не очень представляю, что будет дальше… остались только Лили да я… позади Харрас… позади Ретиф… позади Ля Вига… даже Фелипе удрал к своим кирпичам… он промелькнул в нашей жизни… Одиль была не в счет… она появилась ровно настолько, чтобы всучить нам свою детвору… а правда, сколько их там было, приютских сопливцев?… Я не заглядываю под брезент… потом!.. По меньшей мере, двенадцать… пятнадцать… так мне казалось… а Фелипе?… Фелипе я вспоминал частенько… и его кирпич… может быть, я его обвинял напрасно?… Но часто, обвиняя напрасно, мы не ошибаемся… обвинения на ощупь… принцип довольно странный, все судебные ошибки, все несправедливые казни были, в момент их свершения, неопровержимо доказательны… неоспоримое правосудие, шитое белыми нитками… о, но я отклоняюсь! Навязчивый бред! Я же никогда не позволяю себе выносить такие суждения, такую херовину, с тремя-четырьмя подлостями в каждой строчке, ловко нагроможденными низостями, и вы не узрите священного чуда, не посчитаете мои послания Посланием свыше, не уверуете, что до вас не было ничего, а после вас будет только хуже, возвращение к хаосу, роботы, потерпевшие аварию, я размышляю о том, что ненависть окружающих выработала у меня иммунитет ко всякой дряни, я спокоен, я хочу дожить тихо, никому не мешая, даже не обеспокоить их своей кончиной, я пойду на корм могильным червям, моим единственным поклонникам… довольно!.. Я веду себя глупо!.. Всему свое время!.. Я должен вам объяснить, эта платформа… вы мне скажете: хватит об этом!.. И будете правы… по крайней мере, десять… двадцать раз я вам рассказываю одно и то же… про наше путешествие, весьма специфическое, в туннелях, потом под открытым небом… например, здесь плоские поля, голые… море, должно быть, не очень далеко… чайки кружат… в общем, похоже на Цорнхоф… а действительно, что с фон Лейденами?… Там, наверное, уже русские!.. Черт возьми, вернемся к нашим баранам! Пожалуйста, вот мой компас!.. Он всегда со мной… я не хочу, чтобы меня обманули… север! Север! Север! Этот компас всегда со мной… заржавленный… сувенир… мы купили его в Швейцарии, тайком пробраться в эту Швейцарию мы пытались под видом туристов… мы, которые никуда больше не двигаемся… мы, которых хотели заставить убраться вон, всегда, всегда… опустившихся, немыслимых в их мире существ… я, который никогда и никому не говорит ни единого лишнего слова, никогда не высовывается и никогда никого не принимает… о, конечно, это неважно, по истечении определенного времени почти все теряет свою ценность, только горькая усмешка и кладбище… во всяком случае, есть хоть одна вполне определенная вещь – мы движемся прямо на север… и даже довольно быстро… и уже не менее часа… скоро настанет ночь… говорю я себе: надо бы, чтобы дети напились, у них есть только молоко… пока они спят, но проснутся… а у нас нет питьевой воды… быть может, на других платформах?… Спрашиваю себя… на локомотиве?… Наверное, он недалеко, мы сразу за ним… но я не вижу двух наших старцев… они отправились в путь или спрятались?… Возможно! Они не беспокоятся о нас… Небеса тоже не обеспокоены нашей судьбой… наша судьба!.. Два… три самолета очень высоко, очень далеко, это все… не немцы, нет больше бошей в небе… я хорошо изучил карты, канал, знаменитое «Северное море Киля», оно должно быть неподалеку… говорю об этом Лили… «спортивное местечко!» Она не понимает… а я знаю, я много раз плавал по этому каналу как судовой врач, у эмигрантов… линия Гавр-Данциг-Ленинград… маленькие каботажные суда, а также крупнотоннажные «Канзас», «Колумбия»… эти корабли, наверняка, затоплены… я хорошо изучил этот канал… там какие-то особенные сквозняки! холодина даже летом, гигантские скалистые отроги по береговой линии и сосны… вы счастливы, когда выбираетесь оттуда… а вдоль кромки берега мостки и сходни, повыше, чем второй этаж Эйфелевой башни!.. Грандиозная законченность, достояние Империи Гийома… конечно, эта Империя знавала и другое! Пока же, в ближайшее время, необходима питьевая вода… малышам, я думаю, тоже… жратвы у нас полный куль, но из питья я видел только пузырьки… бутылки с этикетками… что в них? Я не стану их пробовать… лекарства или алкоголь… я спрошу у этих стариков на дизеле… они, быть может, загорятся желанием попробовать… может, это водка, так мне показалось, но надо, чтобы еще кто-нибудь поглядел на этикетки… старики где-то попрятались, возможно, заснули?… Поезд заметно сбавил ход… вероятно, подъезжаем к станции… Да! Подъем… должно быть, здесь… все останавливаются… локомотив и наша платформа, и все прочее, длинный хвост… практически ночная мгла… никто не спускается с других платформ… все остались в Гамбурге… мужчины, женщины… откуда они прибыли? Я так никогда и не узнаю… неизменно одно: мы с Лили и дети… и это ржавое оборудование, вселенский хлам… на север… на север, куда? Я не знаю, я спрошу… ночь еще не наступила, темно-лиловые сумерки… я надеюсь на отдаленные прожекторы… достаточно для того, чтобы убедиться: старцы спустились с дизеля и осматривают нашу платформу, ее борта…

– Эй!.. Эй!.. Wasser?… Вода…

– Da!… Da!

Они отвечают… вода выше! Выше, это где?… Я спускаюсь поглядеть, не один, а с Лили и Бебером… разумеется, ребятня тоже… все это выползает из-под брезента, спрыгивает… они оказываются на насыпи раньше нас… скрюченные, как мокрицы, рохли и растяпы вдруг становятся почти ловкими… приключения созданы для детей, какими бы сопливыми они ни были, они возвращаются к жизни, этот подъем и проделки… вы стары, запыхались, держитесь за борт платформы, вам нужны приличные условия, маршруты… тем хуже для вас! Теперь эти малыши на насыпи, я вам уже сказал… вода недалеко, метров сто, надо подняться, следуя по колее… огромный чан… детвора возле него оказывается раньше нас… они лакают, сунув головы в чан… мы делаем то же самое!.. Бебер не хочет, он не пьет… я спрашиваю двух наших старцев, скоро ли мы снова поедем?… Нет еще! Надо дождаться конца тревоги!.. Мы ничего не слышали, ни Лили, ни я… а что там такое?… Мост через канал! О, я догадывался, что канал рядом… а мы, оказывается уже у моста!.. Я хочу в этом убедиться, это, должно быть, в нескольких шагах, правда!., пустота и переплетение железных балок и арок, это действительно канал… они не соврали… а в глубине этой черноты, пустоты, я бы сказал, этой траншеи… два или три… четыре мигающих огонька… может быть, десять?… Суда?… Не думаю… но я знаю… нет необходимости меня просвещать… Unterseebooten! Подводные лодки… я осведомлен в морском деле… нет! Не слишком хорошо, но, так сказать, немного… а канал этот я знаю, проходил его восемь раз… десять раз… из конца в конец… [61]

61

Об этом опыте работы Селина на судах, курсировавших по линии «Гавр – Данциг – Ленинград», не сохранилось никаких сведений.