Рихард Зорге - заметки на полях легенды
Шрифт:
Такими словами не шутят. И перед смертью не бросаются.
Более того, учтём то обстоятельство, что, не произнеси он их (более того, отрекись от этих слов), он мог бы попробовать побороться за свою жизнь. Как это сделал Макс Клаузен, например. Но не стал. Не потому, конечно, что меньше хотел жить. А потому что цена, заплаченная за жизнь Максом Клаузеном, была для него, Рихарда Зорге, неприемлемой.
Он посчитал, что есть вещи, которые ДЛЯ НЕГО важнее любых других соображений.
Уже по одному этому стоило бы отнестись
Между тем веры его словам меньше, чем словам Айно Куусинен.
Как так?
Я думаю, стоит в этом разобраться немного тщательнее, чем это делали раньше профессиональные и вполне уважаемые исследователи. Для этого, думаю не лишне было бы посмотреть не только куски из воспоминаний Айно Куусинен, посвященные Рихарду Зорге, как это делается обычно.
Давайте помотрим на ее воспоминания целиком. В самых общих чертах, так сказать.
Я предлагаю провести своего рода тестирование написанного данным автором всего по трем параметрам.
Объективность. Искренность. Правдивость.
Хотя, конечно, усомниться в искренности и правдивости Айно Куусинен, значит замахнуться на святое. Айно Куусинен - жертва политических репрессий. Жертва сталинщины.
Тем не менее, думаю, если попробовать исследовать ее воспоминания на прочность, не будет в этом для нее ничего обидного. Потому что, если там всё чисто, никакие злостные попытки вызвать недоверие к её воспоминаниям не смогут поколебать убеждение в ее правдивости.
Итак, попробуем бросить самый беглый взгляд на ее воспоминания.
Уже самое их название вызывает некоторую оторопь. "Господь низвергает своих ангелов".
Низвергнутыми ангелами, надо полагать, А. Куусинен называет себя и (не имеет же она в виду одну только себя?) своих коллег по большевистской верхушке, пострадаших в годину репрессий от руки кровавого тирана.
Про ангельское происхождение этой человеческой популяции можно много рассуждать. Мы с вами этого делать не будем.
Я нисколько не собираюсь оценивать ее моральный или, избави меня Бог, нравственный облик. Не собираюсь ее чернить, чтобы вызвать к ней недоверие.
Однако, согласитесь, если сама автор сочла возможным назвать свое произведение именно таким образом, это может служить вполне достаточным основанием для разговора о ее взглядах на ту эпоху и ее собственное место в той эпохе.
Как декларируемых. Так и истинных.
Ангелам ведь никакая критика не страшна, не так ли?
Начинаем читать.
И почти сразу же, в самой первой главе натыкаемся на такую фразу.
"…Более пятнадцати лет я была политическим заключенным советской власти. В эти долгие темные годы родилась мысль когда-нибудь написать и издать воспоминания. Это была единственная возможность отомстить тем, кто отнял у меня свободу. Поэтому главной задачей было выжить и вернуться несломленной. Можно сомневаться,
Честно говоря, я немного ошарашен.
Нет, всё это очень трогательно.
Только, когда зрелый человек сознательно выбирает себе судьбу, связанную с тем, чтобы распространить концлагерь с одной шестой на весь Земной шар, ему не надо жаловаться. По крайней мере, жаловаться на то, что, вместо кого-то другого, кому сам он спокойно готовил прозябание в этом самом концлагере, оказаться там пришлось ему самому.
Или жаловаться на растоптанные человеческие права. Свои.
После того, как столько лет благоденствовал за счет растоптанных человеческих прав. Чужих.
Причем вполне отчетливо осознавая при этом, что собственное благополучие произрастает из бесправия других людей. Об этом Айно Куусинен вскоре проговорится в простодушии своей ненависти.
И обиды.
Потому что Господь (из названия понятно, что им она полагала Сталина) не оставил своего ангела в ее в большевистском раю. А низверг в большевистский ад. Что, конечно, должно было быть нестерпимо обидным.
Это первое.
Второе уже связано с именем Рихарда Зорге.
Как я упоминал, А. Куусинен практически всеми исследователями безоговорочно признается добросовестным источником.
Между тем, в своих воспоминаниях она сама отчётливо позиционирует свою пристрастность, указывая, что ее воспоминания для нее - единственная возможность "отомстить".
Не рассказать правду, заметьте. Она же не сказала, что хочет рассказать правду. Она выразилась в том смысле, что хочет этими воспоминаниями отомстить.
Представьте себе свидетеля, стоящего перед судом. Этот свидетель, вместо того, чтобы сказать: "Клянусь говорить правду и ничего кроме правды", говорит так: "Клянусь отомстить как можно сильнее".
Сказано прямо и недвусмысленно.
Поэтому к ней, в данном случае, претензий нет никаких. Свои побуждения она обозначила вполне откровенно.
Однако историками это четко продекларированное намерение попросту игнорируется. То есть, мстительные чувства и, самое главное, намерения свидетеля полагаются ими чем-то нормальным.
Ну, если полагают их нормальными они, то мы с вами вовсе не обязаны бездумно следовать за ними. Мы зададим себе простой вопрос.
Можно ли после этих слов полагаться на ее объективность?