Рики Макарони и Старая Гвардия
Шрифт:
Вскоре к столу подошел профессор Снейп и сообщил, что пятый и седьмой курсы обязаны вернуться в Большой зал к десяти часам, «и без опозданий».
— О, они тут все так устроят, чтоб все шпаргалки было видно прежде, чем мы ими воспользуемся, – вздохнула одна из семикурсниц. По счастью, она сидела далеко от Рики, поэтому юноша сумел абстрагироваться от расспросов, которыми принялись засыпать ее его одноклассницы. Девица охотно взяла на себя задачу просвещения младших.
После завтрака в вестибюле собралась целая толпа учеников, не знающих, куда податься.
— У нас есть
— Предлагаешь пойти, позагорать? – осведомился Рики.
— Нет, в библиотеку! – возмутился хуффульпуффец. – Поразительно, как можно быть таким легкомысленным.
Но в одиночестве Эди туда не пошел. Более опытные семикурсники убедили всех, что нет смысла куда-то уходить, время пролетит быстро. В последующий час Рики лично убедился, что это – бессовестная ложь. Ребята прогуливались туда–сюда, выходили на крыльцо, а потом возвращались в прохладный холл.
В Зале все поменялось, только потолок по–прежнему отражал чистое небо, безжалостно напоминая о свободе. За учительским столом расположились представители Комиссии. Вместо привычных обеденных столов колледжей появились маленькие одноместные столики, рядами тянувшиеся к преподавательскому столу. На каждом столике находилось все, что нужно для писанины. И, невзирая на предупреждение о невозможности списать, те классы, которые заходили первыми, сразу заняли последние парты. Рики не приготовил шпаргалок, поэтому место в середине подальше от окна вполне его устраивало. Убедившись, что все ученики расселись, профессор Макгонаголл дала сигнал к началу и перевернула огромные песочные часы на учительском столе.
Рики открыл свой билет. «Ну вот, повезло. Превращение жука в пуговицу», – философски осклабился он, прочитав первый же вопрос. Взял перо, и рука как будто сама взялась выводить формулы…
Голос профессора МакГонагол, требовательно распорядившейся отложить перья, вырвал его из транса. Рики удивленно тряхнул головой. Он чувствовал себя так, словно только что хорошо выспался, совершенно не помнил ни одного слова, которое написал, и тем не менее был абсолютно уверен, что все в порядке. Он отложил свой пергамент, целиком исписанный его довольно нервным, спешащим почерком, как раз вовремя, поскольку заместитель директора с помощью призывного заклятья заставила все пергаменты прилететь к ней.
— Есть ли работы, которые я не забрала? – уточнила она, после чего ученикам было заявлено, что они свободны.
— По крайней мере, этого уже больше никогда не будет, – с удовлетворением отметил Ральф Джордан, когда все выходили с теории.
Экзаменуемые пообедали вместе со всеми, и во время обеда к ним снова подошел завуч и распорядился по окончании трапезы всем отправляться в небольшую комнатку, примыкающую к Залу, и там ждать, когда их вызовут.
Надо признать, там было довольно тесно. Рики не сомневался, что помещение расширяется магическим способом, но все равно на глаз места едва хватало. Потом там появилась замдиректора и напомнила ученикам, что заходят по списку.
Рики вдруг подумал, что сейчас они стоят в этой очереди, как когда-то пять лет назад. Тогда они только поступали в школу и готовились к распределению.
Рики посетила неожиданная гордость за свою параллель. Пять лет назад он вместе с ними вошел в Большой зал. Правда, тогда они не занимали столько места. И заходить будут поодиночке. Кроме того, сейчас все лица стали ему знакомы.
— Хорошо, что Люпин в комиссии, – донеслось из толпы хуффульпуффок. – Все-таки спокойнее.
Рики, в общем, соглашался с ней, невзирая на то, что оборотень был членом гриффиндорской мафии.
Вызвали Эдгара; затем – Дика. Рики скоро понял, что проэкзаменованные не возвращаются. Это и обескуражило его, и успокоило: пожалуй, не имело смысла сейчас расспрашивать других, как прошел их экзамен.
В своей четверке его назвали последним. За ним должны были зайти Лео, Дора и Селена, чья ободряющая улыбка была довольно нервной.
Мимо профессора МакГонагол Рики прошел в Большой зал. Ее суровый вид поколебал стойкое ощущение, что все это уже когда-то происходило. Убежденность, будто он сделает все наилучшим образом, подействовала, как хорошее успокоительное. Рики не ощутил даже того волнения, которое сопутствовало ему на обычных экзаменах.
Впрочем, когда практика осталась позади, за пределами Большого зала Рики показался сам себе излишне самодовольным. Он вальяжно и изящно опустился на стул напротив экзаменатора – женщины средних лет с пенсне и с озабоченным выражением круглого лица, словно она торопится.
Ведьма была немногословна. Она называла заклинания, которые он выполнял последовательно и точно. Рики следил, как она сворачивает список, в котором оставалось все меньше невыполненных заданий. Заметив это, ведьма занервничала, что оказалось неожиданно приятно.
— Почините, – женщина указала на бутылку с отбитым горлышком. Тон ее голоса и то, что она смотрела в самый конец списка, свидетельствовали, что на этом испытание закончится.
Рики не собирался дурачиться на экзамене, просто давно заметил, что воротник ведьмы слегка надорван.
— Репаро! – произнес он, и, пока кусочки склеивались, послал то же заклинание в экзаменаторшу.
От неожиданности та застыла. Рики улыбнулся ей, но его улыбка наткнулась на полное отсутствие реакции.
Придя в себя, дама его отпустила. Когда Рики выходил, он не сомневался, что дополнительных баллов не получит.
Одно только успокаивало его: реакция на заклинание не была гримасой ужаса. Он сам бы точно так же растерялся, если бы ему в шею с близкого расстояния послали заклинание, причем без предупреждения. А замечать недостатки в одежде женщины, с опозданием вспомнилось ему, неприлично и может быть расценено как хамство. Ведь до него половина параллели прошла через Большой зал, и никому в голову не пришло обратить внимание на ее воротник! Увы, как сын актрисы и художника, он привык замечать слишком много лишнего.