«Рим, конечно Рим», или «Итальянское танго»
Шрифт:
— Оно, действительно, великолепно! — воскликнула Бэ-Бэ и осушила свой бокал.
— А теперь я хотел бы выпить за отважную москвичку, благодаря которой я сижу в приятной компании, а вы, милые воительницы, не беседуете сейчас с полицейским комиссаром. Если, конечно, не предположить вариант и похуже…
— Да! Она хотела убить меня, эта черномазая дрянь! Кристина спасла мою жизнь, рискуя собой, — горячо поддержала Стефано Бэ-Бэ.
Кристина смутилась. Она никак не чувствовала себя героиней и было бы совсем смешно утверждать, что ей могло прийти в голову рисковать жизнью из-за взбалмошной наглой особы.
— Ой,
— Браво! Эта девочка ещё и скромна, — улыбнулся Стефано. — Хотя, то, что приветствуется в мирной жизни, очень мешает в бою. А мне думается карьера хорошенькой девушке в мире рекламы — борьба не на жизнь, а на смерть.
— Конечно, Стефано. Я старше Кристины, и успела наточить коготки. А эту голубку готов ощипать каждый стервятник… — начала Бэ-Бэ, очевидно, собираясь перейти к рассказу о проблемах москвички и приставаниях Марджоне. Но Кристина строго посмотрела на нее, остановив повествование.
— Ты ошибаешься, Бэ-Бэ. Я могу проиграть, но вряд ли кому-то удастся свалить меня в грязь. Этот город, этот ваш гордый и такой всемогущий Рим научил меня быть ответственной не только за свою внешность, о ещё и за то, что верующие называют душой, а японцы «лицом». Я пока ещё не знаю, каково мое настоящее «лицо», но постараюсь не ударить им в грязь.
Патетическая речь Кристины вызвала аплодисменты.
— Браво! Браво! Это монолог благородной героини из большого спектакля! — Стефано поцеловал Кристине руку. — Буду молиться святым угодникам, чтобы твои слова не повисли в воздухе.
Оказавшись в кабинете Марджоне, потерявшего после отпора Кристины свою мягкость и обольстительность, воительница справедливости похолодела от страха. «Вот, сейчас он сообщит дату отъезда и выдаст билет в Москву». Толстяк копался в папках, не поднимая глаз на посетительницу и даже не предлагая ей сесть. Затем нашел какую-то бумагу и каркающим казенным голосом произнес:
— Контракт, подписанный фирмой с синьориной Лариной, истекает через 20 дней. В соответствии с пунктом «д» в параграфе III, говорящем о том, что в случае отсутствия необходимости в услугах нанимаемого лица, последнему выплачивается неустойка в размерах гонорара плюс выходное пособие в одну треть месячного заработка, соблаговолите принять эту сумму… Со следующего понедельника синьорина может считать себя свободной и должна возвратиться на родину не позже указанного в визе срока.
— Но ведь со вторника начинаются съемки коллекции Гварди! Я занята в четырех показах… — попыталась возразить Кристина.
— Фирма сочла более выгодным для себя заменить вас Луизой Кампо. Прошу прощения, я очень занят.
Отважная девушка, три дня назад произносившая выспреннюю речь у Антонелли, с трудом сдерживала слезы. Конечно, за жизнь в этом городе, за карьеру, которая только началась, маня будущей известностью, высокими гонорарами, преуспеванием надо платить… Но как же потом объясняться в любви гордому Риму, зная о своем ничтожестве? «Шлюшка, грязная шлюшка», не так уж оскорбительно звучит в заплеванном московском дворике. А здесь, где на каждом шагу — свидетельства величия человека, где сам он — творение Всевышнего, а Gesu, Madonna, Giovanni Battista,
Кристина долго стояла у витрины салона Версачи, делая вид, что рассматривает выставленные вещи, а на самом деле — старалась удержать слезы. Никогда теперь она не сможет одеваться тут, а ведь была так наивно уверена, что главные подарки судьбы ещё впереди. Не шиковала, не транжирила деньги, собирая небольшие остатки от гонораров на подарки матери и бабушке.
Сквозь повисшие на ресницах слезы она увидела чудесное черное платье, поблескивающее золотыми пряжками. Множество затейливых крючочков стягивало смелые прорези на бедрах и рукавах. Вызывающе и элегантно. Манекен будто повторял саму Кристину — сплошь позолоченная, вытянутая фигура, золотая солома длинных волос, падающих на плечи и спину.
Она достала конверт, выданный Марджоне, и старательно пересчитала деньги. Прощальный гонорар был не маленьким, но у платья на витрине не стояла бирка. Это значит, количество нулей в его цене могло вызвать обморок. Со злобной решительностью Кристина шагнула в бархатно-нежащее нутро салона, окунулась в блаженную атмосферу изысканных ароматов и тихой музыки…
Она вышла из магазина с большой фирменной коробкой в руках и отчаянной улыбкой самоубийцы, приобретшего пистолет в оружейной лавке. «Это будет прощальный подарок Рима. Стану хранить платье в шкафу, показывать детям и внукам, как воспоминание о победах и поражениях юности».
Портье отеля передал Кристине ожидавший синьорину конверт. Рекламное агентство «Стиль» приглашало Кристину Ларину на собеседование. С личным досье и всеми необходимыми для заключения контракта документами. Она не верила своим глазам, крутя в руках элегантный бланк. Одно из лучших агентств страны приглашает её, Кристину?! Розыгрыш, ошибка?
— Синьорине что-то непонятно? Может быть, я могу быть полезен? осведомился портье.
— Непонятно, совершенно непонятно… То есть — нет. Спасибо. Я разберусь сама.
…Любезная дама неопределенного возраста — агент по работе с новыми кадрами, была предельно любезна с Кристиной. Предложив ей кофе, быстро ввела в компьютер данные синьорины Лариной, включающие обширную анкету биографических и физических данных.
— Все в порядке. Синьорина могла бы прийти в два часа для работы с визажистом и пробных съемок? После этого мы сможем принять окончательное решение.
Кристина прибыла в съемочный павильон за пять минут до назначенного срока. Эудженио Коруги, стилист фирмы, вместе с фотографом заканчивал съемки загорелой молодой пары, изображающей утомленных туристов. На помосте, закамуфлированном бутафорскими валунами, валялись рюкзаки и альпенштоки.
Но ровно в положенный срок коренастый широкоплечий шатен, похожий на боксера, глянув на часы, обратился к ожидавшей Кристине:
— Вы — синьорина из Москвы?
Нос у него оказался слегка приплюснутым, рыжеватые волосы всклокочены, а надбровные дуги угрожающе выступали — трудно было представить, что этот крепыш работает над тончайшим материалом — женской красотой.
— Иди-ка сюда, на свет, крошка. — Он развернул к девушке яркий софит. — Походи, посиди, покури.
— Я не курю.