Рим, папы и призраки
Шрифт:
— Так они, наконец, решили чем-то заняться? — спросил пожилой собеседник. — Я никогда не слыхал о сколько-нибудь разумных устремлениях в этих краях, а в отличие от вас… я стар.
— У меня ум старика… — парировал Солово. — К тому же при вашем возрасте вам не случалось испытывать на себе тамошней лихорадочной суеты, охватившей ныне всю Европу. Посему меня одолело стремление к жизни… рассудочной и понятной. Подобное кажется нереальным, однако усердие приводит ко многим несчастьям, физическим и духовным, что, впрочем, не отвращает ни глупцов, ни философов.
Старик
— Если ваши слова верны, — произнес он наконец, продумав все нюансы и не стесняясь неловкого молчания, — тогда я согласен. Попытаться понять, а тем более объяснить мысли Аллаха… такому занятию мог бы посвятить свою жизнь только глупец. Тем не менее все, что я знаю о вас, неверных христианах, не предполагает подобную… сухотку. Сложившееся у меня впечатление свидетельствует об удивительной жизненной силе вкупе с наклонностью к насилию, превосходящей потребности ситуации. А это, Сол-эль-ово, в свою очередь предполагает стремление к экспансии, а не скучное сидение дома.
— Быть может, уважаемый Кайр Халил-эль-Дин, — произнес Солово вежливо, но с некоторой неуверенностью, — вы просто встречали не тех людей.
Старик кивнул, огромный зеленый тюрбан придал великую значительность простому жесту.
— Возможно. В качестве пирата и предводителя пиратов я мог встречаться лишь с определенной разновидностью вашей родни. Быть может, за давностью лет это мне просто кажется, но мой наставник в деле как будто говаривал: «Уважай корабли христиан, даже когда пускаешь их на дно. Будь готов оказаться в крови, которая не обязательно будет чужой. Это лишь с поверхности они кажутся мягкими — при всех-то разговорах о любви и милосердии, — но внутри… гм!»
— Он был отчасти прав, — проговорил адмирал. — Я и сам в последнее время замечал в себе какую-то лень, побуждающую ограничиваться кораблями из мусульманского мира. Я не хочу этим сказать, что мы выбираем и в противном случае спасаемся бегством, однако, когда есть выбор…
— Я понимаю вас, капитан, — дружелюбно заключил старик. — Я мог бы ответить вам анекдотом из собственной жизни о том, как один безумный австриец взлетел в воздух верхом на бочонке с порохом, чтобы не сдаваться нам и не платить выкуп.
Они помедлили, пока Кайр Халил-эль-Дин услаждал свое усталое сердце звездопадом, появление которого он предсказывал. Ни один из собеседников не имел представления как о том, что собственно они видят, так и о происхождении небесного фейерверка. Не зная, безграничны ли небеса или оканчиваются в нескольких милях над головой, оба молча следили за тем, как эти камешки, прощаясь с межпланетным пространством, вспыхивают огнем в атмосфере Земли.
Солово не знал, что и думать. Он еще не решил, допускает ли стоицизм умеренные развлечения подобного рода.
Напротив, старший пират позволял себе предаваться блаженству и ощущал, что хотя бы на короткий миг удостоен чести опустить свои пальцы в поток мыслей Аллаха. Жизнь, отданная
— Звезды пришли по вашему слову, — поздравил адмирал старика. — Я потрясен.
— Они пришли, — улыбнулся старик, — и, иншаллах, придут снова. Но мы с вами их не увидим — к счастью; людям не дано жить века. Аллах направляет эти огни в небесах и посылает их к тому прекрасному миру, который он сотворил для нас. Но, быть может, мои речи кажутся вам излишне благочестивыми?
— Я вижу, что, предоставляя весь смысл и совершенство в распоряжение одного только Бога, вы избавляете себя от бездны хлопот, — продолжил Солово.
— Это не совсем так, как вам кажется, — прокомментировал старый пират. — Иная безносая шлюха с пятидесяти шагов покажется красоткой. Нет, в вашей религии действительно что-то есть… Почти половиной моих кораблей сейчас командуют христиане. Быть может, когда я умру, все так называемые берберийские пираты сделаются неверными.
— Дело в том, — тщательно сформулировал Солово, — что те люди, о которых вы говорите, не являются христианами. Они лишь пена из наших сточных канав, доплывшая до ваших берегов. Это не уменьшает их мореходного мастерства, — добавил он поспешно, не желая ставить под сомнение суждение своего господина. — Ставлю в заклад свой корабль — едва ли у целой сотни таких во всей жизни хотя бы одна мысль зародилась выше пупка.
Корсар мягко улыбался.
— Ну а вы…
— Я прибыл в Триполи не за золотом, — твердо ответил адмирал. — Я здесь для того, чтобы найти свою душу и, быть может, спасти ее.
— Я вас умоляю, Солово, запомните свои слова, впечатайте их в свое сердце. Если вам доведется дожить до моих лет, вы найдете, что смешного в жизни весьма немного. Но в этот день вы будете хохотать, если сумеете припомнить подобное утверждение.
Адмирал мог бы обидеться, но только сказал:
— Я сделаю, как вы говорите.
— Я знаю это, вы умны, Солово. И даже приятны мне, хотя не имеете отношения к звездным картам. Вы живете здесь потому, что ваш сто… как там дальше…
— Стоицизм, — договорил адмирал.
— …стоицизм согласуется с тем, что вы принимаете за наш фатализм. Скоро вы убедитесь в своей ошибке и двинетесь дальше. Но до тех пор я могу заработать на вас целую кучу денег. Вы знаете, что ваш корабль является у меня одним из самых доходных?
— Я предполагал это, — проговорил Солово, — в основном потому, что не надувают вас.
— Да, вы сдаете все награбленное, — согласился старый пират. — Истинное и редкое достоинство. Однако вы и отважнее в деле, и не столь разборчивы, как все остальные. Я бы не хотел, чтобы мои дети делали то, что делаете вы… Но в вашей душе добродетель сплелась со злодейством, а это весьма полезная и необычная комбинация. Я найму вас заново, христианин; я продлеваю вашу лицензию еще на шесть месяцев.