Рим в четырнадцать часов
Шрифт:
— Фанатики, — бросил Калигула.
— Историю обычно делают именно фанатики, — печально сказал Рубинштейн. — Это может нравиться или нет, но это так.
Калигула встал.
— Президент Сулла, — сказал он, — будет ждать делегацию романских евреев в своем дворце
— достаточно власти.
Рав Рубинштейн опустил голову. Он не был фанатиком. Он всего лишь верил в Творца…
— У меня прошла антивирусная программа, — сказал Моше Рувинский, директор Штейнберговского института альтернативной истории, — и в результате появилось это… И мы пока не знаем, является ли то, что ты видел, альтернативной реальностью, или это некий виртуальный мир, созданный больной фантазией нашего компьютера…
— Послушай, — сказал я. — Все просто. Запусти меня в эту альтернативу, и я тебе точно скажу, что это — вывих сознания у компьютера или физическая реальность, данная нам в ощущениях.
— Ни за что! — воскликнул Рувинский. — И не изображай из себя идиота. Ты прекрасно знаешь, что я смогу позволить тебе надеть шлем только в том случае, если ты точно укажешь мне точку возникновения альтернативы и нахождение в этой точке твоих предков.
— Точка очевидна. Тит не сумел взять Иерусалим и разрушить Храм. За этим последовал разгром его легионов, бегство римлян, и этот еврейский полководец… как его… Бен-Дор… гнал римлян до их исторической родины и еще
— Это не точка, это следствие, а момент создания альтернативы неизвестен.
— Запусти меня для начала в виртуальную реальность компьютера, и я разберусь…
— Ни за что! Нет у меня уверенности, что антивирусная программа сработала нормально. Не хочу, чтобы ты помер на моих глазах.
— Не понимаю, — сказал я, — почему директором Штейнберговского института назначили человека нерешительного и безынициативного.
— Только без рук, Песах! Если не можешь разобраться в проблеме, так и скажи.
— Почему же? Разобраться несложно. По-моему, это результат антивирусной программы. Неужели ты думаешь, что может реально существовать мир, в котором евреи поступают с римлянами так же, как не так давно арабы поступали с евреями? Террор, бомбы…
— Бытие, знаешь ли, определяет сознание, — возразил Рувинский. — И я не убежден, что…
— Глупости! — воскликнул я.
…Когда разговор закончился (безрезультатно, как и следовало ожидать), я подумал, что погорячился зря. Чем-то симпатичны были мне и бедняга Зеев, и рав Рубинштейн, и даже фанатичная Далия Шаллон. А римляне, при всей их исторической правоте, казались мне чужими — врагами, пришедшими и отобравшими у нас, евреев, землю Рима, Тосканы, Ломбардии, землю, на которой мы жили две тысячи лет…
Трудно судить себя, даже если неправ.
Неправ ли — вот вопрос.