Рим. Цена величия

Голубева Юлия

Гай Цезарь церемонно поклонился, пряча усмешку.

– Приветствую будущего тестя, – ответил он. – Прими мои поздравления, сенатор.

Марк Юний гордо расправил грудь и широким жестом пригласил всех в триклиний на обед.

Пиршество началось. Гости восторженно перешептывались, обсуждая яства на столе. Паллант, управляющий, постарался на славу. Перемена роскошных блюд была настолько частой, что все не уставали удивляться. Перед Калигулой поставили его любимое блюдо из языков фламинго. Силан пил, не переставая, Юния хмурилась, наблюдая, как отец совершает

возлияние с каждым из гостей. Ее заинтересовало, почему Кальпурния не присутствует на обеде. Жестом она подозвала Палланта:

– Скажи, где моя мачеха?

– Она в своих покоях, госпожа Юния, жалуется на головную боль.

– Не глупи, раб. Где она?

– Твой отец запретил ей показываться перед патрициями, – зашептал управляющий. – Гордыня уже затуманила его разум, ему стыдно, что она вольноотпущенница. Госпожа Кальпурния плачет уже несколько часов подряд, служанки без конца кладут ей на лоб холод.

Юния довольно заулыбалась и отпустила Палланта. Подхватив чашу, она грациозно поднялась со своего ложа и направилась к отцу.

– Отец мой, – сказала она. – Я хочу совершить с тобой возлияние во славу Венеры, что помогала нам во всех невзгодах. Она также покровительствует Юлиям, роду, чье имя я буду вскоре носить.

Растроганный Силан обнял дочь. Гости зааплодировали.

– Моя Клавдилла, – гордо произнес он. – Я был не прав, когда не хотел возвращаться в Рим. Благодаря тебе, твоей любви и верности мы вновь обрели те привилегии, что причитались нам по праву. А теперь я принял еще одно важное решение.

– Какое, отец? – спросила Юния, отпивая из своей чаши и делая знак виночерпию подлить отцу.

– Поговорим после, дочка. А теперь выпьем во славу богини любви и верности.

Пир продолжался. Уже было далеко за полночь, однако никто и не думал разъезжаться. Грациозные танцовщицы, искусные актеры услаждали взоры гостей. Воздух благоухал восточными ароматами. Несколько пьяных уже спали, уткнувшись в подушки, Агриппинилла, бесстыдно обнажив грудь и поощряемая выкриками Гая Цезаря и Ганимеда Лепида, танцевала под звуки рожков и свирелей, тесно прижавшись к самому молоденькому из танцоров. Силан продолжал пить, изредка уединяясь в вомитории, чтобы извергнуть излишки. Многие следовали его примеру. Ливилла с Эннией, обнявшись, о чем-то перешептывались, Виниций ревниво наблюдал за ними. Ласки матрон казались ему не очень-то невинными. Вино текло рекой.

Калигула увлек Юнию прочь из триклиния. Никто и не обратил внимания на их уход, они бегом добежали до спальни Клавдиллы, где огонь страсти, сжигавший их изнутри, наконец-то вырвался наружу. Гай растерзал их одежды в клочья, овладев Клавдиллой прямо на полу, на тигриной шкуре, затем, раскидав в стороны баночки и флаконы, на зеркальном столике. Юния извивалась как кошка, запустив в спину любовника острые коготки и оставляя кровавые бороздки.

– Вернешься первым, – промурлыкала Юния, едва Калигула, издав победный вопль, замер. – Боюсь, заметят наше отсутствие.

– О боги! Мне все равно. Ты моя жена!

– Еще нет, возлюбленный мой. Возвращайся же!

– В

чем?

– Я приобрела несколько туник для тебя, зная, как неаккуратно ты снимаешь одежду.

Рассмеявшись, она выскользнула из его объятий.

Калигула, переодетый и причесанный, вернулся в триклиний. Его внимательный глаз подметил отсутствие Макрона. Он подозвал Палланта:

– Где префект претория?

– Я н… не знаю. Господин Макрон, к… кажется, удалился.

– Как давно?

Перепуганный Паллант выдавил из себя нечленораздельное мычание, разводя в недоумении руками. В гневе Калигула пнул его пониже поясницы так, что тот перелетел через стол, опрокинув несколько блюд. Потирая ушибленные места, управляющий с поклонами ретировался.

Посвежевший после очередной отлучки Марк Юний Силан возлег рядом с наследником. Гай поморщился, пододвигая себе чашу с родосским.

– Осмелюсь ли я обратиться с просьбой к Гаю Цезарю? – поинтересовался новоявленный сенатор.

– Конечно, отец, – отозвался Калигула, стараясь скрыть иронию.

– Я развожусь со своей супругой Кальпурнией. Она полна яда и неприязни к моей любимой дочери.

Услужливая память развернула перед Калигулой воспоминания о том, как его божественная Юния плакала и страдала, жалуясь на жестокость этой фурии, и хотела даже ее отравить.

– Такому знатному богачу теперь нужна супруга красивее, моложе и сговорчивее, – отозвался он эхом на тайные мысли Силана. Тот открыл было рот, но хитрый Калигула опередил его: – У меня уже есть на примете достойная девушка. Сам император благоволит ее семье и даже когда-то желал обручить нас. Но я, храня верность моей возлюбленной, приложил все силы, чтоб это не произошло.

– Кто она? – Глаза Силана заблестели пьяным блеском вожделения.

– Не стоит торопить события! – рассмеялся Гай Цезарь. – Ее брат присутствует здесь. Это мой близкий друг Ганимед Лепид.

– Красивый юноша…

– Эмилия намного краше, уверяю тебя, мой дорогой Силан. Она грациозна и стройна, как молодая серна, у нее большие глаза, достойные волоокой Юноны, пышные белокурые волосы. Она свежа, как бутон розы, и способна родить здоровых ребятишек. Но тебе, мой Юний, следует поторопиться с помолвкой, потому что брат Виниция уже распускает слухи о возможной женитьбе на ней. Но он не богат, поэтому боги будут благоприятствовать тебе, дорогой тесть.

Калигула откинулся на подушки, всем видом показывая нежелание продолжать беседу. Все, что мог он сделать для любимой, чтобы унизить ее злобную мачеху, он сделал, растравил воображение стареющего сатира, показав в ручье отражение молоденькой нимфы. Однако Силан не желал успокаиваться и вновь полез с расспросами, отвлекая Гая от сладостных воспоминаний о близости с Юнией всего полчаса назад.

– Мой Гай, скажи, подготовка к свадьбе завершена? Если тебе нужны деньги, я готов дать их сколько угодно. Слава божественному Тиберию, сделавшему меня самым богатым в империи! Я дам приданого за дочерью десять миллионов сестерциев, куплю ей виллу в Капуе, самую роскошную…