Римская история в лицах

Остерман Лев

А вот несколько иной случай, относящийся снова к последнему этапу войны. Я упоминал, что попытка взять приступом крепость Герговию закончилась для римлян неудачей. Тому предшествовали следующие обстоятельства. Крепость стояла высоко на горе и подходы к ней снизу не просматривались. Тем не менее, Цезарь собирался ее штурмовать и вел к тому подготовку. Обманным маневром ему удалось отвлечь часть защитников крепости, подняться до середины горы и даже захватить предстенные укрепления. Но тут стало ясно, что позиция для штурма слишком невыгодна, и Цезарь дал сигнал к отступлению. То ли солдаты не услышали сигнал трубы, то ли не сумели совладать с азартом уже начавшегося боя, но они пошли на штурм стен и были с тяжелыми потерями отбиты.

«На следующий день Цезарь

созвал солдат на сходку и на ней порицал их безрассудство и пыл, именно, что они самовольно решили, куда идти и что делать, не остановились при сигнале к отбою и не послушались удерживавших их военных трибунов и легатов. Он указал им, как много значит невыгодное местоположение. ...Насколько он удивляется их героизму, которого не могли остановить ни лагерные укрепления, ни высота горы, ни городская стена, настолько же он порицает их своеволие и дерзость, с которой они воображают, что могут судить о победе и об успехе предприятия правильнее полководца. От солдат он требует столько же повиновения и дисциплины, сколько храбрости и геройства.

Но в конце этой речи он ободрил солдат и советовал им не слишком из-за этого печалиться и не приписывать храбрости врагов того, что произошло от неудобства местности». (Там же. 7, 52) Но, пожалуй, наиболее полное представление о взаимоотношениях полководца и армии можно почерпнуть из тех разделов «Записок», где Цезарь рассказывает о самостоятельных действиях своих легатов и воинов.

Вот на третьем этапе войны повстанцы Амбиорикса штурмуют зимний лагерь легиона, которым командует Квинт Цицерон (брат оратора). Цезарь еще не пришел на выручку. Его записи, очевидно, основаны на рассказах оборонявшихся. Но с каким уважением он пишет! И заметьте — без малейшей тени ревности:

«В течение ночи с необычайной быстротой было изготовлено не менее ста двадцати башен из леса, заранее свезенного для укрепления; все, что оказалось недоделанным, теперь было закончено. На следующий день враги возобновили штурм лагеря с еще большими боевыми силами и стали заваливать ров. Как и накануне, наши оказали сопротивление. То же самое продолжалось и во все последующие дни. Работа шла без перерыва даже ночью: ни больным, ни раненым не было возможности отдохнуть. Все, что нужно было для защиты от нападения на следующий день, заготовлялось за ночь. Было заготовлено много заостренных кольев и большое количество стенных копий. Башни накрывают досками, к валу приделывают плетеные брустверы и зубцы. Сам Цицерон, несмотря на свое слабое здоровье, не давал себе отдыха даже ночью, так что солдаты сами сбегались к нему и своими громкими просьбами принуждали его беречь себя». (Там же. 5, 40)

Осада продолжается. С таким же восхищением, как о самоотверженности солдат при укреплении лагеря, описывает Цезарь их стойкость в сражении на лагерном валу.

«На седьмой день осады внезапно поднялась сильная буря, и враги, пользуясь этим, стали метать из пращей раскаленные глиняные пули, а также дротики с огнем на острие, в бараки, которые, по галльскому обычаю, имели соломенные крыши. Они быстро загорались, и силой ветра огонь распространился по всему лагерю. Враги с громким криком, точно победа была уже одержана и несомненна, стали подкатывать башни и «черепахи» и взбираться по лестницам на вал. Но наши солдаты проявили замечательную храбрость и присутствие духа: хотя их со всех сторон палил огонь и снаряды сыпались на них градом и хотя они видели, что горит весь обоз и все их имущество, — не только никто не отходил от вала, чтобы совсем его покинуть, но почти никто даже и не оглядывался, но все сражались с необыкновенным ожесточением и отвагой». (Там же. 5, 43)

Наконец, чтобы еще ярче и совсем конкретно выразить свое уважение к воинам, Цезарь включает в «Записки», в виде отдельной новеллы, подробный рассказ об одном эпизоде все той же осады, где фигурируют всего лишь два воина, как бы олицетворяющие свойственную всем их товарищам доблесть. Вот этот рассказ:

«В том легионе было два очень храбрых центуриона, которым немного оставалось до повышения в первый ранг: Т. Пулион

и Л. Ворен. Между ними был постоянный спор о том, кто из них заслуживает предпочтения, и из года в год они боролись за повышение с величайшим соревнованием. Когда около укреплений шел ожесточенный бой, Пулион сказал: «Чего же ты раздумываешь, Ворен? И какого другого случая ждешь показать свою храбрость? Нынешний день порешит наш спор». С этими словами он вышел из-за укрепления и бросился на неприятелей там, где они были особенно скученны. Ворен тоже не остался за валом, но, боясь общественного мнения, пошел за ним. Тогда Пулион, подойдя на близкое расстояние к врагу, пустил копье и пронзил им одного галла, выбежавшего вперед из толпы. Враги прикрыли щитами своего пораженного и бездыханного товарища и все до одного стали стрелять в Пулиона, не давая ему возможности двинуться с места. Пулиону пробили щит, и один дротик попал в перевязь. Этим ударом были отброшены назад ножны и задержана его правая рука, когда он пытался вытащить меч. Тогда враги, пользуясь его затруднением, обступили его. Но тут подбежал его соперник Ворен и подал ему в эту трудную минуту помощь. Вся толпа тотчас же обратилась на него и бросила Пулиона, думая, что он убит дротиком. Ворен действует мечом и, убив одного, мало-помалу заставляет остальных отступить. Но в увлечении преследованием он попадает в яму и падает. Теперь и он, в свою очередь, окружен, но ему приходит на помощь Пулион, и оба, убив немало неприятелей, благополучно со славой возвращаются в лагерь. Так подшутила над ними судьба в их соперничестве и борьбе...» (Там же. 5, 44)

Теперь вообрази, читатель, ночной бивуак где-нибудь в Македонии или Африке — этим солдатам ведь предстоит пройти с Цезарем всю Гражданскую войну. Если хочешь, то можешь по известным канонам нарисовать грубые и мужественные лица солдат, озаренные сполохами костра. И какой-нибудь военный трибун или легат читает вслух ставшую бессмертной историю Пулиона и Ворена. А каждый солдат, ярко представляя все подробности этой схватки, думает: «Мне бы так, на глазах у Цезаря!»

Во всех цитированных фрагментах нельзя не заметить, что Цезарь по-отечески любит своих солдат и гордится ими. Самолюбием великого полководца он легко жертвовал ради дружбы и заботы о своих подчиненных.

«Однажды, — рассказывает Плутарх, — он был застигнут в пути непогодой и попал в хижину одного бедняка. Найдя там единственную комнату, которая едва была в состоянии вместить одного человека, он обратился к своим друзьям со словами: «Почетное нужно предоставлять сильнейшим, а необходимое — слабейшим», — и предложил Оппию отдыхать в комнате, а сам вместе с остальными улегся спать под навесом перед дверью». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Цезарь, XVII) Естественно, что воины платили своему полководцу обожанием и беспредельной преданностью. Вот последняя цитата. 52-й год. Осада Аварика. Верцингеторикс стоит неподалеку, от сражений уклоняется, но блокирует все пути доставки продовольствия. Среди осажденных царит ужасный голод...

«...однако, от них не слыхали ни единого звука, недостойного величия римского народа и их прежних побед. Мало того, когда Цезарь на осадных работах обращался к отдельным легионам и говорил, что готов снять осаду, если им слишком тяжело терпеть нужду, они, все до одного, просили его не делать этого: за много лет службы под его командованием они никогда не навлекали на себя бесчестия, ниоткуда не уходили, не кончив дела; они сочли бы для себя позором оставить начатую осаду...» (Там же 7, 17)

Внимательно читая «Записки» Цезаря, можно отметить две особенности его характера. Это, во-первых, стойкость при неудачах. Способность Цезаря не падать духом, а наоборот — действовать тем решительнее, чем в более трудном положении он оказывался, не раз выручала римлян. Так было в Британии, когда бури раз за разом уничтожали его корабли, в то время как атаки британцев на римский десант становились все опаснее. Так было и после отступления от Герговии: войска Цезаря были разделены на две отрезанные друг от друга части, а восстание Верцингеторикса стремительно разрасталось...