Римская история в лицах

Остерман Лев

Если военные успехи Адриана никак не могли вызвать ревность Траяна, то определенная зависимость от литературного таланта «референта» ему, видимо, в какой-то мере досаждала. Отношения стали менее сердечными. Это проявилось в первоначальном отказе Траяна дать согласие на брак Адриана с внучатой племянницей императора Сабиной. Брак был задуман Плотиной, уже тогда видевшей в способном молодом человеке наследника своего августейшего супруга. В конце концов ей удалось побороть предубеждение Траяна, и Адриан стал членом семьи императора. Сам он относился к своей женитьбе сугубо прагматически, как к важному этапу восхождения на вершину власти, о которой уже имел дерзость помышлять. Хотя Сабина была молода и даже привлекательна, никаких нежных чувств Адриан к ней не питал (брак этот формально сохранится до самой смерти Сабины, но будет отравлен взаимной неприязнью. Детей у них не будет).

Чопорная староримская испанская родня, окружавшая императора, была чужой для эллинизированного нового члена этой семьи. С его гражданскими советниками, за исключением своего бывшего опекуна Аттиана, товарища по военной службе Марция Тюрбо и близкого друга Траяна, Лициния Суры, он не сошелся. Мог бы завязать дружбу с Плинием, но в глубине души ревновал императора

к нему. А члены военного совета принцепса восприняли возвышение чуждого им по духу, чересчур образованного аристократа с едва сдерживаемым недоброжелательством. Да и его боевая слава казалась им поспешной. В целом Адриан чувствовал себя в Риме неуютно и потому был рад неожиданному новому назначению. Поступили известия о вторжении в новообразованную провинцию сарматских полчищ с востока. Траян назначил Адриана на освободившийся пост наместника соседней провинции Паннония и поручил ему изгнать сарматов из Дакии. Занятый подготовкой большой Парфянской войны и сооружением своего форума, император не хотел отвлекаться на эту, как ему казалось, несложную карательную экспедицию. Однако задача оказалась трудной, и ее решение заняло у Адриана целый год. Неорганизованные и необузданные орды сарматов в открытом бою не могли противостоять дисциплинированной мощи римских легионов. Но их тактика внезапных кавалерийских налетов держала немногочисленное войско Адриана в постоянном напряжении. Страна была разграблена и опустошена в ходе предыдущей истребительной войны. Деревни опустели, снабжение войска продовольствием было крайне затруднено. Оставшееся в живых коренное население Дакии ненавидело римлян и всячески помогало их противникам. Поневоле приходилось прибегать к поголовным конфискациям и устрашающе жестоким карам. Адриан понимал, что рано или поздно эти отравленные семена взойдут новыми восстаниями и вторжениями варваров. Впервые . ему пришла в голову мысль об ошибочности стратегии покорения соседних с Империй народов и расширения ее и без того непомерно огромной территории. В конце концов сарматы ушли из Дакии так же внезапно, как вторглись в нее. Адриан произвел большие работы по усилению оборонительных сооружений по Тиссе и Пирету (Пруту). Но в столицу он возвращался убежденным противником дальнейшей военной агрессии Рима. С тревогой думал о предстоящей войне с Парфией. Не без горечи принял свое избрание в консулы. Награда за бессмысленную, как он теперь понимал, жестокость его обрадовать не могла.

Между тем оказалось, что не он один разочарован в политике новых завоеваний. В окружении Траяна сложились две партии: войны и мира. Первую возглавляли военные советники Траяна, его генеральный штаб, вторую — Адриан и Сура. Сам император без тени сомнения тщательно готовился к парфянскому походу. Легионы из Европы уже перебрасывались на Восток. Туда же направлялись запасы зерна и снаряжения. Только Сура мог бы попытаться остановить это еще медленное, тяжкое, но уже набиравшее скорость движение. Только его согласился бы выслушать Траян. Но Сура был тяжело болен, у него не было сил для трудного разговора с другом-императором. Он умер, так и не сумев осуществить это свое намерение. Скрытое противоборство с партией войны было проиграно. Однако Траян, видимо, успел о нем догадаться. В его отношении к новоизбранному консулу появились отчуждение и холодность. На совещания, связанные с подготовкой войны, Адриана не приглашали, хотя и звание консула, и победа над сарматами, казалось бы, давали ему право в них участвовать. Впрочем, дел у него хватало, поскольку император понемногу устранился от всех забот по гражданскому управлению.

По окончании консульских полномочий, в 113-м году Траян посылает Адриана наместником в Сирию. Это означало начальствование над глубоким тылом грядущей войны. По дороге наместник на несколько месяцев задерживается в Греции.

Двадцать лет пролетело со времени его ученичества. Тогда он покидал эти края, как юноша, узнавший первую любовь. Теперь возвращался зрелым мужем, прошедшим через грязь и кровь двух жестоких войн, через зависть и интриги императорского двора. Все эти годы в глубине души он бережно хранил воспоминания о пленившей его красоте. Питал их чтением бессмертных творений древних авторов, собирал коллекцию произведений греческого искусства, которые находил не только в Италии, но и в Галлии, и на берегах Дуная. Когда по дороге от Пирея к Афинам показалась вершина Акрополя и словно парящий над ней, розовый в лучах восхода контур Парфенона, сердце его забилось, как у любовника, спешащего на давно желанное свидание...

Двадцать лет назад лишь немногие ученые афиняне с сожалением провожали необыкновенно одаренного юношу Теперь весь город готовился встретить родственника и легата римского императора. Старейшины и жрецы в торжественном собрании граждан почтительно и не без опасения, как это будет воспринято, объявили о присвоении Адриану почетного звания архонта. Вскоре опасения рассеялись. Высокий римский гость оказался не только другом афинян, но знатоком и почитателем великого прошлого их города. Он жадно всматривался в дремлющую красоту современной Греции. Путешествовал по стране. Посетил Спарту Мегары, Аркадию, Дельфы, два дня провел в Херонее у Плутарха. Наметанный глаз Адриана с горечью замечал опустевшие ниши, откуда были вывезены статуи, оголенные площади и портики. С тяжелым сердцем бродил он среди руин разрушенного некогда римлянами Коринфа. Он все более утверждался во мнении, что неуловимое чувство прекрасного, почти религиозное поклонение красоте не умерли в душе этого давно покоренного грубой силой народа. Его творческие силы точно ждали своего часа, чтобы проснуться и вновь одарить, облагородить одичавшие в суетной борьбе за власть и богатство народы...

В Сирии Адриан увидел совсем иную картину. В столице провинции, Антиохии, кипела жизнь. Пестрая, разноликая толпа торговцев, ремесленников, солдат и воров, богачей и нищих заполняла улицы, оглашая их гортанными криками на множестве языков (хотя преобладал все же местный греческий диалект). Базары ломились от разнообразных товаров. Собирались и разгружались караваны, уходившие и возвратившиеся из далекой Индии и Китая. Объехав всю страну, Адриан с удовольствием отметил ухоженность полей, хорошее состояние дорог, строительство и обустройство городов. После умиротворения этого благодатного края и организации местного самоуправления, произведенных почти два века назад

великим Помпеем, после обуздания императорами дома Флавиев произвола наместников и откупщиков Сирия расцветала. Римская организация и греческая культура, дополняя друг друга, приносили обильные плоды мира и благосостояния. Некоторые из местных советников с тревогой говорили ему о тайных сборищах секты христиан. Но их малочисленность и отталкивающий фанатизм явно не представляли серьезной опасности для дальнейшего прогресса этой, пожалуй, самой благоустроенной провинции Рима.

В течение года Адриан готовит и заполняет воинские склады, принимает и размещает прибывающие легионы. Затем приезжает Траян со своим штабом и многочисленной свитой. Императора сопровождают Плотина и племянница Матидия. Хотя брак Адриана не ладился, теща под влиянием Плотины относится к нему хорошо. Император одобрил действия своего наместника, произвел смотр легионам и отправил экспедиционный корпус в Армению. Остальное войско под его командой стало выдвигаться к верховьям Евфрата. Армения была захвачена без труда. На зиму Траян вернулся в Антиохию, а весной 115-го года отбыл к войску, которое стало спускаться вниз по течению реки. Парфянская война началась. В ту зиму общение с императором было дружественным, но не более. Как и ожидал Адриан, ему было приказано обеспечивать нужды армии, оставаясь в глубоком тылу Единственным успехом за это время было назначение Аттиана (под влиянием Плотины) главным советником императора, а затем и префектом претория. Вскоре бывший опекун Адриана прибыл из Рима — преторианцы участвовали в кампании — и через Антиохию проследовал к действующей армии. Встреча с Аттианом ободрила Адриана. Однако связь между Антиохией и войском была нерегулярной. В течение года с большими опозданиями доходили вести сначала об успешном продвижении римлян на юг, потом о взятии Вавилона, Селевкии и парфянской столицы Ктесифена. Вместе со всеми Адриан радовался успехам римского оружия, но в глубине сознания упорно пряталась тревога. Сообщения о решительном сражении не было. Военный опыт наместника подсказывал ему, что парфяне избрали тактику отступления с арьергардными боями, чтобы завлечь Траяна в глубь своей необъятной территории. Остановиться нельзя, закрепиться негде. Когда кончатся запасы продовольствия, снабжение огромной армии, далеко ушедшей от плодородного побережья и морских путей в пустыню, станет невозможным. Неподалеку за Тигром, вдоль всего нижнего течения реки протянулась мощная горная цепь. Пытаться преследовать парфян в горах — безумие. Следующую зиму Траян потратил на безрезультатную осаду расположенной посреди пустыни неприступной крепости Асра. Адриан понимал, что действия императора продиктованы уже не стратегическим замыслом, а упрямством...

Весной вспыхнуло новое восстание иудеев. Банды иерусалимских зелотов перерезали сухопутные пути доставки хлеба в армию из Египта. В Сирии было спокойно, но другие арабские страны, терпевшие большой ущерб из-за прекращения караванной торговли, в любую минуту могли присоединиться к мятежу. Траян снарядил карательную экспедицию против иудеев, но вынужден был признать неудачу своего похода. Римское войско возвратилось на правый берег Евфрата. Опасения Адриана оказались не напрасными. Сначала Дакия, теперь Парфия! Пагубность политики завоеваний подтвердилась...

Долгими зимними вечерами, отдыхая от суеты дневных забот, один в огромном дворце сирийских царей, Адриан предавался воспоминаниям и размышлениям. Погасив светильники, допоздна засиживался у очага в мрачноватом покое. Рассеянно следил за синими огоньками, пугливо пробегающими по тускло мерцающей груде углей. Из темных углов зала подступали видения. Германия... Рим... Истерзанная войнами Дакия... Бешеные наскоки свирепых сарматских конников... То чудились голоса боевых товарищей, солдат его легиона, то оживали в памяти неторопливые, проникнутые древней мудростью беседы под сенью афинских портиков. И всякий раз его мысли обращались к туманному будущему Империи. Странные мысли, не подобающие наместнику провинции всемогущего Рима...

Недопустимо, думал Адриан, постоянно воевать на дальних окраинах государства. Это истощает силы, отрывает от земли многие тысячи крестьян. Следует не только отказаться от расширения владений Рима, но и уйти из тех диких краев, где его власть и влияние удерживаются только силой оружия. Вернуть земли, захваченные у парфян, уйти из Армении, стран Малой Азии и Ближнего Востока. Кроме приморских областей, уже воспринявших влияние греческой культуры, начавших освоение римских порядков и латинского языка. Уйти из зарейнской Германии. Быть может, и из Дакии, хотя при этом возникнут большие проблемы с возвращением колонистов. Основой внешней политики Империи пусть будет вооруженный мир. Божественный Август понимал необходимость прочного мира для процветания Рима. Он сумел договориться с парфянами, увел войско из Германии. Впрочем, в одном Август ошибался: он хотел оставить приграничные провинции в принудительном подчинении Риму, сохранить обложение их данью. Такой мир будет непрочным, а положение римлян в этих провинциях — ненадежным. Оставшиеся в сокращенных границах Империи народы должны получить равные права с италиками, почувствовать себя добровольными подданными единого для всех государства. Римское гражданство надо постепенно, но неуклонно расширять. Сначала на тех, кто пожелает вступить в ряды войска, потом и на все остальное население провинций. В годы смертельной опасности все римляне выходили на стены древнего Города, чтобы отразить нашествие врага. Империя должна стать как бы огромным городом, граждане которого готовы защищать себя и своих детей на его границах. Дома и храмы города заменит единый для всех порядок, основанный на многовековом опыте Римского государства. В новых масштабах должно возродиться гражданское ополчение. Тогда никакие орды варваров не смогут вторгнуться в пределы обновленной римской империи. Национальные особенности сохранятся, но латинский язык будет играть роль могучего средства сближения народов. Не военные трофеи и ограбление покоренных соседей — мысленно возражал своим оппонентам Адриан. Торговля позволит использовать ресурсы огромного государства и станет источником благосостояния римлян. Всю империю надо покрыть сетью дорог, не уступающих италийским. Возрожденная культура Греции в сочетании с опытом римской цивилизации постепенно преобразуют ныне дикие провинции да и саму Италию. В обозримом будущем Рим не сможет освободиться от позора рабства. Но приток новых рабов прекратится. Дети нынешних постепенно будут обретать свободу. Следует уже сейчас учить римлян уважать человека в рабе...