Римский орел

Мазин Александр Владимирович

— Слава кентуриону Черепу! — взревел Мелантий Ингенс.

— Ave! Vivo! Victoria! — вразнобой закричали легионеры.

Вот так-то лучше.

— Они станут еще веселее, кентурион, после дележки трофеев, — заверил Черепанова Трогус, когда колонна тронулась.

Рука декуриона повыше кисти была перетянута льняным бинтом, но физиономия так и сияла.

— Не сомневаюсь, — кивнул Геннадий. — Это только начало, Тевд. Нас всех ждет славное будущее.

— С тобой — да! — Трогус осклабился. — Ты — победитель! Увидишь, сколько будет кандидатов на

освободившиеся вакансии в нашей последней кентурии! У тебя есть шанс здорово разбогатеть!

— Неужели ты думаешь, что я стану наживаться на новобранцах?

— А ведь и впрямь не станешь! — констатировал декурион. — Слушай, командир, пожалуй, я хотел бы родиться там, где все вожди такие, как ты. Будь вы хоть трижды варвары!

— Каждому — свое, Тевд, — сказал Черепанов. — Имей в виду, если ты и у меня будешь опаздывать из увольнения — мало не покажется. Но одно опоздание я тебе прощаю. Авансом. За сегодняшнюю доблесть.

— Ты знаешь! — удивился Трогус. — Ах да, конечно. Ты же читал мои бумаги. Ты не думай, командир. У нас все опаздывали. Только у меня три раза не нашлось денег для отступного. Проиграл все, понимаешь…

— Не понимаю, — сказал Черепанов. — И не пойму. Но к «серебряному запястью» тебя представлю. Заслужил.

— Благодарю! Слушай, а эта домна и впрямь дочь сенатора?

— Да.

— Тогда я свое запястье получу, это точно. А ты, готов побиться об заклад, получишь «венок». Никак не меньше.

— Поживем — увидим, — философски ответил Черепанов.

Лучшей наградой для него была сегодняшняя победа. Его первая победа на этой земле. И четкое понимание, что сегодня они сделали нечто действительно настоящее.

Глава седьмая

Еще один визит в сенаторское поместье

Золоченый панцырь вожака варваров Черепанов взял себе. Выглядел он ничуть не хуже доспехов, в которых красовался преторианец. И шлем Геннадий надел парадный. И «форменные» серебряные поножи. Приоделся, словом. Не хуже Аптуса. У того, правда, вся грудь — в наградах, а у Черепанова — ни одной. Но это даже и неплохо. Скромно.

— В Августу? — поинтересовался Пондус, когда Черепанов пришел за увольнительной.

Геннадий пожал плечами. В Августу он не собирался, но Толстяка это не касается. Перстень из трофейных, подаренный Черепановым, красовался рядом с золотым кольцом первого кентуриона. Дорогой перстень. Наверняка ворованный, содранный с пальца какого-нибудь римлянина. Или отрубленный вместе с пальцем. Почти все трофеи, взятые на разбойниках-варварах, были примерно одинакового происхождения. Но это никого не интересовало. Черепанов уже знал: гражданские законы о возврате похищенного имущества на армию не распространяются. Вот если у тебя в трактире плащ сопрут, а потом ты его увидишь на каком-нибудь гражданине, — можешь смело тащить гражданина к судье. Если справишься. И получишь плащ обратно, если там, у судьи, сумеешь доказать, что плащ — твой.

Но если ущемленный в имущественных правах гражданин попробует наехать на кентуриона, носящего перстень,

некогда принадлежавший гражданину, но взятый в качестве добычи… Что ж, зубные протезы делают и здесь. И жаловаться особо некому, потому что полицейские функции в пограничных провинциях тоже выполняют легионеры. И функции палачей, кстати. Местные вигилы — они больше насчет пожаров. Хотя вот Черепанова в свое время едва не прихватили «за оскорбление величества». Так что всякое бывает. Впрочем, Черепанов готов был на что угодно спорить: первый кентурион Тит Пондус, с детской непосредственностью обрадовавшийся подарку, к желающим отнять у него «игрушку» отнесется точно не по-детски.

Черепанову перстня не жалко. И набитой серебром шкатулочки с затейливой инкрустацией и хитрым замочком, которую Геннадий преподнес Феррату, — тоже. Надо, значит надо. А вот Аптусу он сделал подарок не по долгу, а от души: орин, снятый с вожака варваров, две сцепившиеся кошки из тяжелого мягкого золота. Штуковина, хоть и выкованная с большим искусством, но явно не римской работы — и тем особенно ценна. Редкость.

Ничего, были бы руки да голова, а деньги будут. Это Черепанов усвоил твердо. Еще в той жизни.

С собой он взял Трогуса. Для солидности и чтобы в дороге не скучать: Тевд, битком набитый всякими местными историями, был превосходным спутником. Он, единственный в черепановской кентурии, умел читать и писать. Окончил так называемый лудус — местную начальную школу. В Риме. Отец Тевда планировал вывести старшего сына в люди, но разорился. Тевд вступил в армию и ничуть об этом не жалел. Полагал, что быть удачливым воином поинтересней, чем вороватым чиновником.

— Это потому, что ты еще мальчишка, — заметил Черепанов. — Посмотрим, что ты скажешь через двадцать лет.

— Через двадцать лет, когда мне стукнет сорок, я уже буду первым кентурионом! — самонадеянно заявил Тевд. — А то и старшим — чем я хуже Феррата? Или военным префектом. А еще через пять лет, когда я выйду в отставку с полными сундуками серебра и изрядным жалованьем, женюсь и, может быть, захочу стать чиновником. Каким-нибудь квестором. А еще лучше — изберусь в эдилы. Здесь, в приграничье, для отставного кентуриона, вдобавок грамотного, любая должность открыта.

— А если тебя убьют или покалечат?

— На все воля богов, — последовал ответ. — А боги ко мне благоволят, командир.

— И в чем это выражается?

— Вот тебя мне подослали! — Парень засмеялся. — Я-то думал: как мне из такой дерьмовой кентурии выбираться? А тут появился ты — и вытащил меня из дерьма. Вместе с кентурией.

Это была самая своеобразная версия попадания Черепанова в этот мир. Чтобы поправить карьеру Тевда Трогуса.

За прошедшие три дня в поместье сенатора Гордиана многое успели сделать. Теперь только обгорелая роща да светлые створки новых ворот напоминали о недавнем побоище. Это, да еще воронье, обсевшее повешенных, уже источавших тяжелый смрад разложения.