Римский орел
Шрифт:
— Наверное, желающих не много?
— Напротив! Стать весталкой — большая честь.
— И ты едешь в Рим, чтобы стать весталкой? — Черепанов слегка испугался. С чего бы это? Ведь он понимал, что между ним и дочерью сенатора — практически непреодолимая дистанция. И у нее есть жених. И… Все-таки, может быть, не такая уж и непреодолимая? Ему ведь достаточно протянуть руку…
— Нет, что ты! Я только должна принять участие в празднике. Я ведь из сенаторского рода!
— И что же это за праздник?
— А вот этого, Геннадий, тебе знать не положено! —
— Да, вероятно, — согласился Черепанов, которого ни в какие тайные праздники пока не приглашали. — Но ты вернешься?
— Может быть. Следующим летом. Если наши родители, мои и Секста, не решат, что наступило благоприятное время сочетать нас браком.
— Ты его любишь? — спросил Черепанов.
— Наверное. — Серьги-колокольчики тихонько звякнули. — Он красивый. И храбрый. Нас обручили через год после моего рождения. Но вот это кольцо, — она показала Черепанову узкий золотой ободок вокруг второй фаланги указательного пальца, — переделывали уже три раза. Мы должны были подписать брачный контракт, когда мне исполнилось четырнадцать, но знаки были неблагоприятны, и церемонию отложили. А потом его отец поссорился с моим — и все думали, что обручение тоже будет разорвано. Но в этом году они опять помирились. Вот Секст ко мне и приехал.
— Ты рада?
— Наверное. — Но голос ее звучал не очень уверенно. — Мы знакомы с детства, но… Мне кажется, он и не заметил, что я выросла.
— А мне показалось, он тебя слушается.
— В моем доме — да. Но мы будем жить в его доме. Знаешь, я ведь привыкла считать его своим будущим мужем. И просто не могла представить, что может быть иначе…
— А сейчас… можешь?
— Сейчас… Не знаю. — Она отвела глаза. — Сейчас я думаю, что нам пора спать. Фотида! Я думаю, мы устроим гостей в комнатах за атрием. Там уже навели порядок?
— Да, госпожа!
— В таком случае — приятных снов, кентурион Геннадий. До завтра.
Корнелия быстро повернулась и вышла из комнаты.
— Пойдем, кентурион, я покажу тебе комнаты, — сказала Фотида. — Прислать тебе рабыню в постель?
— Не нужно. Можешь предложить моему декуриону.
— Ему тоже не нужно. — Сухой смешок. — Он уже отыскал подружку. Ему никто не откажет, кентурион.
— Почему?
— Потому что мы все в долгу перед вами, — очень серьезно сказала Фотида. — Вы нас спасли.
— Это наш долг, — спокойно ответил Черепанов.
Фотида ничего не сказала. Просто взяла со стола светильник и двинулась вниз по лестнице.
На следующее утро Корнелия к завтраку не вышла.
— Нездорова, — сказала Фотида с явным неодобрением.
— Можно надеяться, что она выйдет нас проводить? — спросил Геннадий.
— Не думаю. Не мрачней, кентурион, — добавила она, понизив голос, — ты ее ничем не обидел. Она… хандрит. С Корнелией это бывает, не обижайся.
— Разве на нее можно обижаться? — Черепанов улыбнулся, но на душе скребли кошки. Да, эта девушка — не про него. Что для дочери сенатора какой-то младший кентурион?
Черепанов
Заглянув еще раз в маленький госпиталь, он пожелал своим парням скорого возвращения.
Уже у ворот его остановил новый (старого убили варвары) управитель поместья.
— Можно нам снять повешенных, кентурион? — спросил он. — Нам брус нужен. Да и воняет тоже.
— Снимайте, — разрешил Черепанов.
Глава девятая
«Заслуженная» награда
— Ага, — удовлетворенно констатировал Пондус. — Прибыл наконец!
— Разве я опоздал? — осведомился Черепанов.
— Нет, все в порядке. Давай сразу к Феррату. Тебя наш латиклавий видеть желает. Иди, получай свои награды.
Что ж, награды — дело хорошее. Но желательно бы хоть пыль с физиономии смыть и грязь с калиг счистить. С дороги-то.
— Иди-иди! Пусть видит латиклавий, что ты не вино хлещешь на радостях, а в трудах пребываешь.
Ну, раз первый считает, что грязный кентурион лучше чистого — ему видней.
Черепанов велел свести своего коня в стойло, а сам двинулся по широкой виа претория [142] в «командирскую» часть лагеря.
142
Виа претория — улица в римском лагере.
Почти все встречные приветствовали его: кентурион Череп был популярной фигурой. Разумеется, сам подполковник помнил по именам немногих. Но неизменно отвечал на приветствия и поздравления. В лагере слухи распространяются со скоростью степного пожара, а тут двое суток прошло. Немудрено, что о победе «трусливой» кентурии не знали только глухие.
Старший кентурион Феррат обитал в неплохом домике прямо напротив претория. Старший кентурион был весел.
— Прямо с дороги? Куда ездил, в Августу?
— Нет, в имение Гордиана. У меня там раненые остались…
— Молодец! — Старший кентурион аж расцвел. — Так и надо, гастат! В первую очередь — о своих легионерах. Непременно Фракийцу расскажу!
Черепанову стало очень неудобно. Поскольку вовсе не к раненым он ездил. Конечно, и к раненым тоже…
— Слушай, Сервий, я одного из моих парней хотел в декурионы представить, да не успел. Можно от позавчерашнего оформить?
— А какая разница?
— Да понимаешь…
Старший кентурион бросил на него быстрый взгляд:
— Покалечили кого? Хочешь пенсию поднять?
— Да, — честно признал Черепанов.
— Оформим, не беспокойся. Ты сегодня именинник. И список отличившихся подготовь. Укажи — кому что. Я подпишу. Знаю, лишнего не попросишь. А сейчас пошли на тебя награды вешать. Чую, будет тебе сегодня представление на золотой венок. Этот преторианец, которого ты выручил, нашему Магну родич. Так что сукин сын непременно расщедрится. Это даже и хорошо, что Фракийца нет. Максимин, он на награды скупой, уж я-то знаю.