Римский орел
Шрифт:
– Но кроме Сената есть еще и народ, - заметил Черепанов.– Народ любит победителей.
– Народ? Народ Рима?– Антонин Антоний расхохотался.– Народ Рима любит победителей, это верно! Но народ считает победителем того, о ком ему скажут: вот победитель!
Как ты думаешь, кого римляне считают победителем парфян? Максимина? Или Александра, которому Сенат устроил триумф и который закатил по поводу победы многодневные Игры? Народ Рима, Геннадий, любит тех, кто устраивает праздники и раздает зерно. А командующий Максимин никогда не станет развлекать народ, чтобы добиться его переменчивой любви. Ибо считает, что ему достаточно любви своих легионеров.
– Думаю, он прав, -
– Две, - уточнил сенатор.– Разогнать можно. Цезарь в свое время это доказал. Но то был Гай Юлий Цезарь. А Гаю Юлию Максимину до него далеко. Однако мы отвлеклись. Ты знаешь, что я пригласил тебя не только чтобы поблагодарить. Ты мне интересен, Геннадий Павел. Ты мне непонятен. И это привлекает меня. Но я чувствую, что ты - человек особых достоинств. И можешь достичь многого. Поэтому я, Антонин Антоний Гордиан, предлагаю тебе свою поддержку...
– В обмен на...
– В обмен на твою дружбу.– Сенатор одарил его открытой улыбкой.
– И только?
– Дружба такого человека, как ты, Геннадий, в наше переменчивое время может стать очень большой ценностью.
Черепанов пожал плечами.
– Ты преувеличиваешь мой потенциал, - сказал он.
– Возможно. Но это мой риск. Итак, ты согласен?
– Ну разумеется!– Черепанов засмеялся.
Он прекрасно знал, что радушие политика стоит не дороже недоступности проститутки. И вряд ли в этом времени дело обстоит иначе. По крайней мере, проститутки здесь такие же. Другое дело - конкретная выгода. Но что скрывать, предложение сенатора ему польстило. Дружба с представителем одной из лучших патрицианских фамилий - это не полкило фаршированных фиников.
– И чем же мы скрепим наш союз?– спросил он.– Клятвой богам?
– Ну не контракт же нам подписывать?– усмехнулся Антонин Антоний. Юпитер свидетель, я говорю искренне.
И плеснул немного вина в сторону того угла, где, как бы возглавляя череду "предков", возвышалась статуя Юпитера.
– В таком случае я клянусь благосклонностью Венеры, что не использую во вред сказанного тобой сегодня, - произнес Черепанов и тоже плеснул в сторону мраморного изображения богини, которая ничего не возглавляла, зато изваяна была в позе весьма фривольной.
– И пусть Янус, который явно благоволит тебе, скрепит наше начинание!– на этот раз очень серьезно и торжественно провозгласил Антонин Антоний.
Они осушили чаши.
– А теперь, - Черепанов усмехнулся, - когда мы с тобой уже заключили союз, может, ты скажешь мне правду?
– Какую именно?– Сенатор тоже улыбнулся, обаятельно и чуточку простодушно.– Какую правду ты хочешь услышать, друг мой?
– Ту самую. Для чего потомку победителей Ганнибала, патрицию, чей род восходит к основателям Рима, понадобился какой-то младший кентурион, никому не известный и вдобавок варвар с отвратительной латынью? Неужели только потому, что этот варвар удостоился мимолетной благосклонности императора?
Сенатор засмеялся.
– Если я скажу: это желание богов?– весело проговорил он.– Ты мне поверишь? Черепанов покачал головой.
– А если я скажу: мне нравятся твои глаза?
– Под каким соусом? Рыбным или фруктовым?
Гордиан вновь расхохотался.
А потом улыбка внезапно сошла с его лица: как будто сдернули маску.
– Ты прав, - сказал он.– Твоя латынь омерзительна, а благосклонность Августов - временна. Но есть нечто - важнее желаний богов и прихотей владык. Важнее Сената и народа Рима. Важнее его императоров... Это сам
"Да, - подумал Геннадий.– Ты прав, я могу. И стану. Только не гражданином города Рима, а гражданином Римской империи. Я им стану! И буду драться за эту империю! И сделаю все, чтобы она - была! Она того стоит, черт возьми! А я не хочу, чтобы засранцы-политиканы просрали ее, как просрали мою Родину!"
– Теперь ты мне веришь?– сухо спросил сенатор.
– Да. И ценю твое доверие.
– Цени, - кивнул патриций.– Если ты передашь мои слова Августу, это может стоить мне должности претора.
– Ну это вряд ли...– усмехнулся Черепанов.– С моей латынью император даже и не поймет, что я ему сказал.
Гордиан расхохотался.
– В таком случае я знаю, что тебе подарить!– объявил он.– У меня есть раб, грек, который превосходно обучает грамматике и риторике. Я пришлю его тебе сегодня, Геннадий, потому что ты прав: твоя латынь ужасна. У моего друга не может быть такого произношения.
– Принимаю и благодарю.– Черепанов церемонно наклонил голову. Право, даже не знаю, чем мне отдариться. У меня нет ничего, достойного этого дома и его хозяина.
– Ты уже отдарился, - возразил сенатор.– На много лет вперед. Твой подарок - жизнь моей дочери.
"Ну да, - подумал Черепанов.– А я в качестве ответного дара охотно принял бы не ритора, а Корнелию".
Глава пятая
КОЛИЗЕЙ
Корнелию он увидел спустя два дня. На скамье подия [Подий - широкая терраса рядом с ареной. В лучшем месте подия располагается императорская ложа. Остальные места принадлежат сенаторам, послам и т. п. Над подием располагается собственно амфитеатр, разделенный на три яруса. Размеры Колизея таковы, что он был способен вместить 50 тысяч зрителей. Первые два яруса занимали мужчины, третий, отделенный стеной, женщины, а на самом верху, у внешней стены, имелись стоячие места для рабов. Внутрь цирка вело восемьдесят арок и четыре главных входа. Всего же проходов, ведущих в амфитеатр, было сто шестьдесят.] Амфитеатра Веспасиана. Сюда, на места, зарезервированные для семейства Гордианов, Черепанов был приглашен со всей обстоятельностью. И его право на проход было зафиксировано не на глиняном "билете", а на листе папируса с личной печатью сенатора.
Единственное, что слегка омрачило радость Черепанова, это присутствие расфранченного трибуна Секста Габиния. Судя по вытянувшейся физиономии последнего, появление Черепанова тоже не привело его в восторг.
Но на этот раз он воздержался от реплик по поводу "всяких варваров". Потому что за эти два дня произошло многое.
Во-первых, Черепанов удостоился еще одной аудиенции императора. На этот раз - только императора. Без "соправительницы".
На этой аудиенции Черепанову был торжественно вручен тот самый венок "за спасение гражданина", который ему прочили соратники. И денежная премия в размере двух годовых "окладов". И золотая фалера с изображениями Александра и Мамеи. Кроме того, он получил отдельную награду как "лучший кентурион" и перстень с профилем императора, дающий ему право на "личное" обращение к Августу. И еще ему было сообщено, что представленный им список наград и поощрений легионеров его подразделения, "завизированный" легатом Максимином, императором утвержден полностью, а черепановской кентурии будет вручен специальный знак "за храбрость", который отныне будет навечно прикреплен к сигнуму подразделения. "Самая трусливая кентурия легиона" отныне официально перестала быть таковой.