Римский сад
Шрифт:
Франческа остановилась сразу за порогом, чтобы найти шлем дочери и убрать чемоданы, которые принесла из дома. Анджела прошла мимо ряда ящиков и металлических полок, стремясь побыстрее добраться до своего бело-розового велосипеда.
— Мама, тут Бирилло! — радостно крикнула она из глубины сарая. — Ты взяла ошейник?
— Да, дорогая. Сейчас принесу тебе.
В школе Анджела сделала для Бирилло картонный ошейник. Аккуратно вырезала и написала на нем какие-то корявые буквы, которые должны были обозначать его имя. Франческа надеялась, что захватила поделку. Она перерыла всю сумку, но ничего
— Аристокот! — снова донесся до нее голос Анджелы. — Темно, мама, ты идешь? Я должна надеть ему ошейник!
— А вот и я, — Франческа нашла шлем дочери и присоединилась к ней. — Идем к Бирилло.
Эмма, услышав это имя, стала крутить головкой с широко раскрытыми, полными любопытства глазами.
Котенок лежал в уединении в тени металлических стеллажей с полками, на которых аккуратными рядами хранились вещи жильцов. Он был таким маленьким. Как ее дочь, как ее дочери. Такой невинный.
Ободренная присутствием матери Анджела восторженно бросилась к котенку. Котенок, котенок два, котенок три. Она была ужасно счастлива. Франческа посмотрела на нее. И при виде сияющей — от такой малости — Анджелы неделями истязавшая ее головная боль вдруг исчезла. В голове больше не крутились темные мысли, отравлявшие каждый день, черная липкая патока, которая не позволяла Франческе думать, о чем хотелось, заставляла забыть обо всем, что она сделала, омрачала самые дорогие воспоминания. У тебя есть муж, которого ты любишь, две прекрасные девочки. Все отлично. Она вздохнула, и ее грудь наполнилась теплом. Вот это и называется счастьем? Его могут подарить вот такие мелочи? Очевидно, да. Ей просто нужно научиться жить иначе. По-новому. Солнце сияло, оно ждало их там, скоро наступит лето, Массимо возьмет отпуск, и они все снова будут вместе. Франческа улыбнулась, и сарай, двор, и все здание улыбнулись ей в ответ: вот и вы, наконец-то.
После поездки по кварталу на велосипедах, Франческа сразу начнет рисовать — не совсем сразу, конечно, после того, как закончит с домашними делами. Вдруг у нее возникло безумное желание рисовать, появилось столько идей. Она закончит книгу через несколько недель. Эмма хихикнула, играя с волосами матери.
— Во-сы, — сказала она. Малышка говорила все лучше и лучше. Это было заметно даже соседям.
Франческа собиралась ей что-то сказать, когда…
— Мама? — это Анджела позвала ее, она наклонилась погладить котенка.
— Что такое, дорогая?
— Мама, почему Аристокот не храпит, он меня больше не любит? — маленькая девочка прилегла рядом с котенком и гладила его.
— Он спит, разве ты не видишь? Хватит, не мешай ему. Он маленький, ему нужно поспать. Как Эмме, да? Маленьким нужно много спать, потому что им нужно расти. Оставь его в покое, вернешься и поиграешь потом.
— Мама, — Анджела легонько встряхнула котенка. — Давай отнесем его на солнышко, здесь холодно.
— Ну нет, ему не холодно, он выбрал место… — Франческа подошла к коту. И только тогда увидела.
Кот валялся на сером полу — жесткий, твердый.
Его рот был широко
Глаза застыли в гримасе боли. Язык — твердый — свисает изо рта. Тельце перекручено, голова в неестественном положении, повернута к хвосту. То, что под ним, было не тенью полки, как Франческе показалось издалека, а лужей крови. Она вытекла из-под маленького тельца, красная, такая темная, что казалась черной. Запекшаяся. И Анджела лежала рядом с котенком. В крови?
Кто-то свернул животному шею. С такой силой (с такой жестокостью), что разорвал горло. Из раны проступило темно-красное волокнистое вещество. Но это еще не все. Еще была рана на животе. Дыра, проделанная с дикой яростью, рвущимся безумием, кажется, голыми руками. Из этой дыры вывалились кишки. Франческа замерла.
Ноги командовали ей отступить, бежать, спасаться, какой ужас, беги. Но она была матерью, а матери сначала спасают своих детей. Матери никогда не убегают.
Она подавила крик. Натянула на лицо маску, которую надевают все хорошие матери (сердце колотилось в горле — горло разорвано), когда им приходится убеждать маленьких детей, что все в порядке. Анджела, должно быть, не знала, что она гладила мертвого котенка (она испачкалась в крови? Где она испачкалась? Как девочка ничего не заметила? Не заметила, что лежит рядом с мертвой зверюшкой).
— Тут мокро, — озадаченно сказала Анджела. — Мама, вот тут…
(Торопись! чего ты застыла? поспеши!) Она подхватила дочь на руки.
Постаралась не выглядеть взволнованной, выглядеть как спокойная рассудительная мать, мать, которая всегда улыбается.
— Идем! — сказала она и засмеялась.
Анджела сопротивлялась. И да, кровь была. Эта мертвая кровь коснулась ее ребенка. Она испачкала ей щеку и одежду. Анджела не должна была заметить (поторопись). У Франчески подкосились ноги. Повсюду была кровь. Ей хотелось закричать. Она хотела спастись.
— Я хочу Аристокота-а-а! — маленькая девочка пиналась.
Франческа — Анджела на руках, Эмма в слинге — пыталась увести из сарая дочерей, скорее, как можно скорее.
— А может, мы пойдем и выпьем вкусного сока? Что скажешь? Потом соберем пазл или, если хочешь, почитаем «Машу и Медведя». Или «Робин Гуда». Хочешь, посмотрим «Робин Гуда»?
Франческа улыбалась, смеялась и не сбавляла шага и наконец сумела выбежать из сарая во двор, вся в поту, стараясь не дрожать, а «Маша и Медведь» вместе с «Робин Гудом» и соком убедили Анджелу идти домой.
Как ей хотелось позвонить своей матери. Мама, почему я не вижу тебя в своих воспоминаниях? Мам, что мне делать?
И этот кот, этот котенок, такой милый, такой маленький, как ее дочери, этот котенок (это ты, это твоя вина, ты назвала его глупым котом, ты думала, что ненавидишь его, это ты, ты, ты, корень зла). Что с ним случилось? Кто мог сотворить такую ужасную вещь? (Котенок, мой котенок, мой аристокотенок зарезан и выпотрошен, знаешь, в детстве у меня был котенок, зарезанный и выпотрошенный котенок.)