Римский сад
Шрифт:
Все уже были внутри. Фабрицио-Фабрицио-Фабрицио. Жильцы кондоминиума разговаривали и улыбались. Квартира Колетт, наверное, была не больше, чем их с Массимо, но казалась бесконечной. Дом женщины, которая долго жила и много путешествовала; на стенах — старые фотографии Колетт с мужем на фоне красивых пейзажей, старинные картины в отреставрированных рамах, блестящий пол, чистый и стильный. Франческа искала глазами Фабрицио, но не могла не заметить, что Колетт тепло, очень тепло, поздоровалась с Массимо и обняла его, как друга, как сына. И Анджела тут же вклинилась в толпу жильцов, без раздумий бросила мать, стала играть
— Когда ты успел здесь побывать? — шепотом спросила его Франческа, пока жильцы наливали себе выпить.
Её окликнула Микела Нобиле, обвила руками за шею. Она была красива.
— У тебя просто великолепный муж, — сказала она Франческе, — тебе страшно повезло.
С каких это пор Массимо так хорошо знает этих людей? Познакомился, когда вешал шторы, такие же, как у всех? Или это случилось раньше, когда он начал поздно возвращаться с работы? Или еще раньше?
С ней, конечно, тоже говорили. Но с такой же отстраненной добротой, как всегда. Они приглашали выпить, сесть, закусить, хвалили ее потрясающие волосы, фантастическое платье, дочерей, которые были как два сокровища. Да, но…
«Дом? — спросила Франческа. — Что происходит?» Но дом был далеко и не мог ей ответить. А Фабрицио? «Там все будут», — сказал Массимо.
Сейчас я его спрошу, иначе умру. Что делает Фабрицио? Он придет?
Ты сумасшедшая, закрой рот и улыбайся.
Этот голос, который с ней говорил, не мог быть голосом дома. Дом был похож на мать: ее советы делали Франческу лучше. Направляли на правильный путь, позволяющий встретиться с миром лицом к лицу.
— Привет, Франческа, как поживаешь?
Она повернулась и увидела Карло. «Успокойся, — казалось, говорил взгляд подростка, — дыши». Она ему улыбнулась: «Да». Они выпили по бокалу — она вина, он колы, — стоя рядом, в тишине.
Фабрицио вот-вот придет, сказала себе Франческа. Колетт попросила минутку внимания.
— В такие мрачные моменты, как этот, — возвестила она с вершин своей власти, — очень важно встречаться и поддерживать друг друга! Давайте помнить каждую минуту о Марике, Джулио и бабушке с дедушкой пропавшей малышки. Мы для них надежда и опора. И давайте всегда помогать друг другу. Не будем забывать, кто мы такие, — она улыбнулась, источая храбрость, — будем рядом.
Все они посмотрели друг на друга, будто Колетт только что прочитала «Отче наш» [32] , а потом приступили к ужину.
Он просто опаздывает. Придет.
Франческа заставила себя съесть незнакомое блюдо с пряностями. Когда он придет? Она даже не знала, как называлось это блюдо. Специи ощущались очень остро. Она открыла рот. Сунула туда вилку с едой. Прожевала. Проглотила. Выпила. Она улыбалась в ответ тем, кто улыбался ей. Отвечала тем, кто задавал вопросы. Болтала, как если бы хорошо умела болтать.
32
«Отче наш» {лат. Pater Noster)
Просто нужно подождать. Фабрицио придет. Но когда легчайшим штрихом в минуту тишины ее ушей коснулись звуки музыки, музыки Фабрицио, той, что теперь была ее музыкой, сердце Франчески разбилось и осколки прозвенели: его не пригласили. Он не придет.
Дайте мне послушать эту музыку. Хотя бы дайте мне послушать мою музыку.
Но ей показалось, что, как только заиграла виолончель, жильцы стали говорить громче, подняли шум Все пошло в ход: столовые приборы, смех, стаканы, шаги, болтовня, кастрюли, крышки, дети — все что угодно, лишь бы заглушить эту музыку.
— Франческа, дорогуша.
Колетт, похоже, обращалась к ней не в первый раз, поскольку все замолчали и уставились на нее, и мелодия, чистая и прозрачная, хоть и звучала далеко, заполнила все пространство. И Франческе было невыносимо сложно сидеть тут, а не броситься ей навстречу.
— Прости, Колетт, — улыбнулась она хозяйке дома. — Я слушаю.
— Ты не могла бы принести хрустальные бокалы? Мы с мужем, — ее взгляд смягчился, — купили их много лет назад. Целую жизнь назад. В поездке по Америке. Я уже немолода, — она огляделась, и все улыбнулись, будто эти слова произнесла двадцатилетняя женщина, — и мне приходится беречь силы… И я буду тебе очень признательна, если ты принесешь эти бокалы… для меня.
Для меня. Буквы «д», «л», «я», «м», «е», «н», «я» кружились перед глазами Франчески. Почему Колетт попросила ее? Почему не обратилась к кому-то из близких друзей (одному из членов семьи)? «Они в кладовке, последняя дверь слева, на нижней полке», — сказала Колетт, и эти слова мягко вытолкнули Франческу из гостиной, дальше по коридору, на кухню. Все прекрасно знали, где стоят бокалы.
Здесь музыка Фабрицио была не слышна.
Наклонившись, чтобы достать бокалы, Франческа уловила шелестящий шум, доносящийся из гостиной. Казалось, там все перешли на шепот. О чем говорили эти люди? Франческа беззвучно достала бокалы. Нужно торопиться. Где поднос? А, вот он! Так, всё на месте. Теперь быстро назад. И как можно тише.
Франческа затаила дыхание, стараясь сохранить баланс и донести чертовы стекляшки без единого звяка. Выскользнула из кухни. Беседа в гостиной шла своим чередом. Слов разобрать не удавалось. Она двинулась по коридору. Стремительно. Тихо. Что-то пошло не так. Что-то было абсолютно неправильным. Она остановилась в шаге от двери, где ее не могли заметить. Прислушалась, ни секунды не сомневаясь, что соседи шепчутся о ней. Затаила дыхание. Но не могла ничего разобрать. Осторожно заглянула в гостиную — сердце колотилось — и увидела, как они склонились над столом, вытянув шеи, чтобы быть ближе, чтобы не повышать голос. Словно чертовы черепахи. Она снова прислушалась. Что вы говорите? Речь шла о ней? «Твоя душечка-жена — такая шлюха, дорогой Массимо».
Но я ничего не делала!
В ее голове, в сердце, в каждой клеточке ее тела стучали молоточки. Вы сплетничаете обо мне? Соседи не умолкали. Слов было не разобрать. Она очень скучала по Фабрицио.
Сперва животик. Затем груди (уже налившиеся молоком). Потом тело. Потом лицо. Улыбка. Улыбка, скрывающая угрозу?
— Франческа нашла бокалы! — громко прощебетала Микела Нобиле.
И тут же бормотание превратилось во вполне себе обычную болтовню: столовые приборы, стаканы, смех, стулья двигались. Как ни в чем не бывало.