Римский сад
Шрифт:
Когда двери лифта открылись, ее сердце подпрыгнуло. Она выпрямилась и захотела подготовить его к тому, что он увидит. Она не могла написать ему об этом в СМС или рассказать по телефону. Ей было так жаль. Она надеялась, что сможет стереть большую часть надписи до возвращения Фабрицио. Но ей нужно было еще поговорить с ним до того, как вернется Массимо (те, у кого есть дети, не могут импровизировать, только организовывать). Она не сумела остановить его вовремя. Увидела, как его глаза расширились. Лицо побледнело. Она тоже повернулась к надписи, и ей стало ясно: она трудилась
Ну хотя бы фото Терезы не было. Оно лежало в кармане Франчески и кричало оттуда.
Фабрицио сделал два шага. Она гневно зашипела, стараясь, чтобы девочки не услышали:
— Что им еще нужно сотворить, чтобы ты решился сообщить в полицию? Фабрицио, пожалуйста, — она обняла его так крепко, как только могла, сжала: — Уезжай отсюда. Убирайся. Мы с тобой найдем способ. Уезжай, сообщи о них, я тебе по могу. Мы призовем их к ответу.
Он напрягся. Сказал:
— Это мой дом.
Пучок лезвий, вылетевший из рук метателя ножей, вонзился в сознание Франчески. Но Фабрицио прав. Зачем ему уезжать из кондоминиума? Зачем покидать свой дом? Он ничего не сделал.
— Позволь тогда мне что-нибудь сделать.
— Ты уже много сделала. Ты единственная.
Ты единственная. Ты ему веришь? Да.
Франческа подошла к двери Фабрицио. Склонилась над ведром. Взяла губку. Передала ее Фабрицио. Он посмотрел на нее, казалось, с облегчением, взял губку. Она взяла другую, обмакнула ее в ведро и снова принялась тереть. Фабрицио тоже начал оттирать дверь. Веселые голоса из телевизора неслись из дома Франчески. Она не бросила его.
Она поклялась ему.
— Мы уезжаем, — сказал Массимо, входя в дом.
Франческа купала Эмму. Жестом велела мужу не кричать. Вытащила девочку из воды, завернула в маленький халат с капюшоном в форме утки. Малышка была теплой и ароматной, она улыбалась. Массимо тоже ей улыбнулся. И пошел в гостиную.
Франческа нашла его в темноте, комнату освещал только далекий свет фонарей на улице и луны на небе.
— Мы уезжаем, — повторил он.
— О чем ты говоришь.
— Ты видела, что там? — Массимо был вне себя. — У двери этого… (Кого «этого»? Скажи.)
Франческа остановилась в полумраке гостиной.
— Я видела.
— Он, должно быть, пытался стереть надпись, этот… (Этот?) Мы уезжаем.
— Ты знаешь, кто это написал, верно? — Франческа говорила спокойно.
— Кто бы это ни был, Франческа, мне насрать. Кто-то уверен, что это он забрал Терезу. Мне плевать, мне плевать. Бери Анджелу и Эмму и отправляйтесь в отель. Сегодня же.
— Я никуда не поеду.
— Но Франческа, ради бога! Ты же сама хотел уехать отсюда. Ты всегда… Ты хотела уехать с того самого дня, как мы переселились сюда. Ты была права. Ты была права. — В тусклом свете было слышно, как скрипит дом. — Уходите сейчас же.
— Нет.
— О да, да, ты уедешь. Вы уедете, — голос стал жестким, угрожающим.
— Массимо, о чем ты говоришь? Как им удалось тебя убедить?
— Им? Кому, Франческа? Ты с ума сошла?
— И давно ты знаешь? Давно ты знаешь,
— Только что, Франческа, я узнал все только что, — муж провел рукой по побелевшему лбу. — Но сейчас вы уедете, втроем. Я приеду завтра.
— Почему завтра? Что ты должен сделать? Что вы должны сделать?
— Заткнись, Франческа, — он сжал кулаки. Костяшки так побелели, что, казалось, сейчас прорвут кожу. — Заткнись.
— Назови мне одно доказательство, всего одно доказательство его вины, которое у вас есть. Только одно, и я уеду.
«Франческа, — сказал дом, — держи язык за зубами».
Массимо стукнул кулаком по столу. Он посмотрел на нее, будто хотел наброситься на нее. Она подобралась. Если он все еще был тем Массимо, которого она знала, он никогда не причинит ей вреда. Если нет, Франческа была готова. Он подошел к ней, злобно глядя ей в глаза, лицом к лицу, лицом, которое Франческа так хорошо знала.
Затем его глаза превратились в две узкие щели, он замер в миллиметре от нее. Сказал (но на самом деле это не было вопросом):
— Как думаешь, почему они больше не отправляют к нему детей учиться?
— Кто не отправляет?
— Жильцы, Франческа, все жильцы, — Массимо посмотрел на нее. — Ты не знала?
В ее голове промелькнуло воспоминание: она, Фабрицио и Эмма едут на пляж, и он говорит, что «ребенок» отменил урок музыки. Но он не сказал, что это был маленький ребенок или ребенок из их двора. И не сказал, что этот ребенок был не единственным. Что они все так поступили. По ее коже пробежали мурашки: почему он мне не сказал? Потому что он не хотел, чтобы ты волновалась.
— Ну, как думаешь, почему они больше не позволяют ему видеться со своими детьми?
— Потому что они сумасшедшие.
— Я бы хотел, чтобы они были просто сумасшедшими, Франческа, — Массимо успокоился, посмотрел на нее нежным, отстраненным взглядом. — Я бы хотел, чтобы мы были просто сумасшедшими. Но это не так.
Вы. Ты сдался, Массимо? Теперь ты один из «них»?
— Массимо, о чем ты, черт возьми, говоришь? Что вы знаете такого, чего не знаю я? Что вы затеяли? Расскажи мне!
«Молчи, Франческа», — сказал дом.
Массимо взял ее за руку. Он дрожал.
— Франческа!..
Он всегда был ее мужем. Каким бы путем он сейчас ни шел, он по-прежнему оставался человеком, которого она знала лучше всех на свете.
— Да, — единственное, что ей удалось сказать.
Казалось, внутри него с чудовищной силой бурлила волна темной энергии, он боролся с ней. Но он все еще был очень нежен, когда сказал:
— Я совершил так много ошибок, — он держал ее за руку. Она позволила ему держать ее за руку. — Я совершил так много ошибок. И ты тоже наделала много ошибок, — волна кислоты прокатилась по ее желудку, разлилась по всему телу. — Но для меня, Франческа, наша семья стоит на первом месте. Прости мне мои ошибки, — Массимо, казалось, съежился в полумраке, — потому что я готов простить твою.