Римское частное право

Косарев Андрей Иванович

Furtum (кража) каралась уплатой потерпевшему двойной стоимости украденной вещи. Но, если вор захвачен на месте преступления, он подвергался бичеванию и выдавался потерпевшему, оказываясь в положении раба или несостоятельного должника. Такой же была ответственность и в том случае, если вещь обнаружена у вора в результате обыска в предписанной квиритским законом форме: потерпевший являлся в дом заподозренного «голым с повязкой вокруг бедер и сосудом на голове» (формализм права). В случае ночной или вооруженной кражи вор мог быть убит на месте преступления. Раб, уличенный в воровстве, после бичевания сбрасывался с Тарпейской скалы (Табл. VIII. 14. 15а, б).

В Законах XII таблиц говорилось и о случаях противоправного уничтожения чужого имущества. Так, смертным грехом для взрослого

считалось «потравить или сжать в ночное время урожай с обработанного плугом поля». Того, кто «поджигал строение или сложенные возле дома скирды хлеба», XII таблиц предписывали «заключить в оковы и после бичевания предать смерти» (Табл. VIII. 9. 10).

Обязательства из договоров

В этой области также хорошо видны черты начального состояния гражданского права. К рассматриваемой группе обязательств следует отнести манципацию и стипуляцию.

Выше о манципации говорилось как о форме заключения сделок, способе установления собственности на вещь. Однако в манципации представлен и обязательственный характер отношений сторон: зачатки ряда конкретных обязательственных отношений. Так, она использовалась в сделках купли-продажи, при фиктивной продаже имущества в целях завещательного распоряжения, для передачи имущества на хранение, взятия в кабалу чужого сына и т. д. Манципация была независима от своей цели – causa, была отвлечена от нее и потому называлась у юристов абстрактной сделкой. Другая существенная черта манципации – строгий формализм. Малейшее отступление от установленной формы влекло недействительность сделки.

Видом договорных обязательств можно считать и стипуляцию (stipulatio). Стипуляционное обязательство вступало в силу лишь с момента произнесения сторонами строго определенной словесной формулы, причем требовалось буквальное совпадение вопроса будущего кредитора с ответом должника. Например: «Обязуешься?» – «Обязуюсь», «Дашь?» – «Дам», «Обещаешь?» – «Обещаю», «Ручаешься своей честью?» – «Ручаюсь своей честью».

Относительно стипуляции было высказано предположение о ее религиозном происхождении – «происхождение стипуляции следует искать в древнейших религиозных формулах». Связь с религией и формализм стипуляции являются решающим при отнесении ее к древнейшему этапу римского обязательственного права.

Это решение не бесспорно: формальные начала стипуляции сравнительно просты, и она особенно широкое распространение получает в классическом праве. «По своему характеру, – пишет И. А. Покровский, – стипуляция является как бы соединительным звеном между старым цивильным слоем и новым: с одной стороны, она еще сделка формальная… но, с другой стороны, ее форма опирается уже на простое абстрактное обещание должника, что придает стипуляции совершенно новые, старому праву неизвестные черты» [39] . По нашему мнению, стипуляция в своей древнейшей форме принадлежит первому этапу римского права, а освободившись от формализма, – классическому и даже постклассическому праву.

39

Покровский И. А. История римского права. – Рига, 1924. – С. 402. Подробно об этом см.: Римское частное право. С. 386.

Манципация и стипуляция были односторонними обязательствами. В них следует выделить также личный характер ответственности должника. Не уплативший в срок долга, как и вор, захваченный на месте преступления, головой выдавался кредитору. Кредитор имел право «наложить руку» на должника (вести его в суд) в силу самого факта неисполнения обязательства (см. Табл. III, 2). И еще одна характерная черта: на действительности договора не отражалось наличие угрозы или обмана при его заключении, так как сами эти понятия в римском праве еще не сложились. Строгое следование формальным началам права требовало буквального толкования договора (D. 45. 1. 91 рr).

Действительные отношения сторон при стипуляции не учитывались правом.

«Считалось достаточным представить доказательства того, что было произнесено при заключении сделки, а отказавшийся от своих слов

подлежал штрафу вдвое» (Табл. VI). Стипуляция распространялась лишь на лиц, непосредственно участвовавших в соглашении (D. 45. 1. 38. 20).

Материальное содержание стипуляции могло быть весьма разнообразным (купля-продажа, заем, усыновление, завещание, дарение).

Пока сделки носили единичный, случайный характер, сложности формализма не затрудняли существенно товарооборот. К тому же формализм имел и положительные стороны – четкость и определенность устанавливаемых отношений, относительная легкость доказывания спорных фактов. В древнейший период, как уже отмечалось, лишь договоры, облеченные в требуемую квиритским законом форму, получали юридическое признание и наделялись исковой защитой. Неформальные соглашения или соглашения, заключенные с нарушением формы, юридического значения и правовой защиты первоначально не имели. Манципацию, конечно, нельзя считать конкретным обязательством, договором. То же самое следует сказать и о стипуляции. Они – «абстрактные сделки», т. е. определенные формы, в которые облекались самые различные обязательственные отношения. Именно форме заключения договоров придавалось первостепенное значение. Обязательства делились не по их материальному содержанию (например, заем, ссуда, купля-продажа, наем, поклажа и т. д.), а по форме их заключения.

Договор нексум (nexum). Типические черты раннеримского права, в частности обязательственного, полно представлены и в договоре нексум. Он принадлежал к манципируемым договорам, но вместе с тем имел более конкретное содержание обязательства. Он использовался в сделках займа, но мог иметь место и при установлении приданого для дочери, при продаже товара в кредит и т. д. Другую существенную его сторону составляло то, что отрицательные последствия неисполнения обязательства, например при займе, выражались в установлении кредитором своей власти над личностью должника. Кредитор «налагал на должника руку»: мог 60 дней держать его в своем подвале закованным в цепи. В течение этого времени должник трижды выводился на городскую площадь в расчете на уплату долга кем-либо из его друзей и близких, а в третий базарный день предавался смертной казни или поступал в продажу за границу. Должника, имевшего нескольких кредиторов, по Законам XII таблиц следовало разрубить на части пропорционально величине долга каждому из них (Табл. III. 5. 6). Правда, по некоторым свидетельствам, это предписание закона не применялось буквально.

В договоре нексум хорошо видно, что древние римляне еще не делали различия между нарушением данного в договоре слова и всякой другой обидой. Ответственность за неисполнение договора имела характер примитивного мщения, взыскание обращалось на личность должника, которого можно было даже убить.

Проявлением формализма квиритского права было требование симметричности установления и прекращения обязательства. Примечательно, что уплаты суммы долга было недостаточно для прекращения обязательства. Напротив, совершение манципации даже без погашения долга означало прекращение обязательства. Договор нексум заключался лично сторонами, а заключение договора через представителей, замена кредитора или должника считались недопустимыми.

В древнейшем римском праве появляются и литтеральные обязательства, заключаемые путем совершения определенных записей в приходно-расходных книгах.

Характеризуя обязательственное право Рима на первом этапе, необходимо отметить сравнительную скудость правовых средств регулирования договорных отношений. Существовали недифференцированные виды договоров, различаемые по форме их заключения. Гражданские правонарушения не были четко отграничены от уголовных преступлений. Взыскание при неисполнении обязательства обращалось не только на имущество, но и на личность обязанного лица. Проявлением неразвитости права был и односторонний характер обязательств. Юридическая сила договора зависела от соблюдения предписанных обычаем и законом формальных действий. Сила договора поддерживалась торжественной обрядностью его заключения, религиозной клятвой. На действительности договора не отражалось наличие угрозы или обмана при его заключении. Формализмом права определялось господство буквального толкования договора. Следует отметить и строго личный характер обязательства: оно не распространялось на третьих лиц.