Ринсвинд и Плоский мир
Шрифт:
Лакированные двери услужливо распахивались перед стражниками и тут же снова захлопывались. Ринсвинда несли через длинную анфиладу огромных, богато украшенных и абсолютно пустых залов.
Наконец, миновав еще один комплект дверей, стражники остановились и бесцеремонно швырнули Ринсвинда на пол.
В своих путешествиях Ринсвинд успел поднабраться кое-какого опыта, поэтому знал: в подобных обстоятельствах лучше не смотреть наверх, пока тебе этого не прикажут.
В конце концов официозный голос произнес:
– Ну и как ты можешь оправдаться, жалкая блоха?
–
– Молчать!
Ага. Значит, собеседование будет такого рода.
– А где великий… визирь? – едва слышно прозвучал второй голос, надтреснутый, принадлежащий кому-то очень старому.
– Удалился в свои покои, о наивысочайший. Сказал, что у него очень разболелась голова.
– Вызови его сей… час же.
– Разумеется, о наивысочайший.
Ринсвинд, чей нос был плотно прижат к полу, продвинулся в своих умозаключениях еще на пару шагов. Когда поминают великого визиря, это плохой признак, обычно следом за этим переходят на разговоры о диких лошадях и раскаленных докрасна цепях. А обращения типа «о наивысочайший» почти наверняка означают, что пересмотра вашего дела не будет.
– Это… мятежник? – фраза была не столько произнесена, сколько астматически выхриплена.
– Воистину так, о наивысочайший.
– Пожалуй, я присмотрюсь к нему по… внимательнее.
По залу прокатилась волна бормотания, долженствующая выражать большое удивление со стороны собравшихся, после чего что-то загремело, как будто передвигали мебель.
Ринсвинду показалось, что боковым зрением он увидел одеяло. Кто-то катил по полу кровать на колесиках…
– Заставьте это… встать.
Паузу посреди фразы заполнило бульканье, наводившее на мысль о последних каплях, с шумом всасывающихся в сливное отверстие. Как будто некая пенистая волна отхлынула от берега.
Чья-то нога пихнула Ринсвинда в область почек. На эсперанто жестокости это могло означать только одно требование. Ринсвинд поднялся.
Перед ним и в самом деле стояла кровать, причем самая большая из всех когда-либо им виденных. На кровати, запеленутый в парчу и почти утонувший в подушках, лежал старик. Ринсвинд ни разу не встречал человека, который выглядел бы настолько больным. Бледное лицо старца отдавало зеленью, вены на его руках выпирали, будто гигантские, длинные червяки.
Император удовлетворял всем требованиям, предъявляемым обычно к трупу, – кроме, пожалуй, одного, самого главного.
– Итак… это и есть тот самый Великий Волшебник, о ко… тором мы так много чи… тали?
Каждый раз, когда раздавалось громкое бульканье, которым то и дело прерывались его фразы, придворные дружно задерживали дыхание, видимо надеясь, что этот «бульк» будет последним.
– Я… – начал Ринсвинд.
– Молчать! – проревел камергер. Ринсвинд пожал плечами.
Он не знал, чего можно ожидать от встречи с императором, но почему-то тот рисовался Ринсвинду огромным жирным боровом с перстнями на каждом пальце. Разговор же с этим человеком был сродни некромантии.
– Ну что ж, продемонстрируй нам… свое волшебство, Великий Волшебник.
Ринсвинд посмотрел на камергера.
– Я…
–
Император неопределенно махнул рукой, с усилием побулькал и опять вопрошающе посмотрел на Ринсвинда. Ринсвинд решил рискнуть.
– Пожалуй, я могу кое-что исполнить, – сказал он. – Фокус с исчезновением.
– Ну?…
– Только прикажите открыть все двери и повернуться всем спиной.
Выражение лица императора не изменилось. Двор замолк. Затем послышался звук – как будто душили десятка два кроликов.
Император засмеялся. Как только с этим определилось, все остальные придворные тоже засмеялись. Нельзя смеяться раньше человека которому казнить вас – все равно что сходить в уборную.
– Как же нам пос… тупить с тобой? – отсмеявшись, наконец спросил император. – Кстати, где ве… ликий визирь?
Толпа расступилась.
Ринсвинд рискнул бросить в сторону косой взгляд. Стоит попасть в руки великому визирю – и ты покойник. Каждый великий визирь – это патологический интриган с манией величия. Наверное, это входит в их функциональные обязанности. «Итак, насколько я понял, вы абсолютный безумец, предатель и интриган? Прекрасно, вы приняты. Вы будете моим ближайшим и пользующимся наибольшим доверием министром».
– А, лорд… Хон, – прохрипел император.
– Э-э… прошу помилования, – подал голос Ринсвинд.
– Молчать! – завопил камергер.
– Посоветуй, лорд… Хон, – произнес старик-император. – Как мне наказать… чужеземца, вторгнувшегося… в Запретный Город?
– Лишите его всех конечностей, отрежьте уши, выколите глаза и отпустите на все четыре стороны, – мгновенно ответил лорд Хон.
Ринсвинд поднял руку.
– А если это мое первое правонарушение? – поинтересовался он.
– Молчать!
– Вот и отлично. Шанса совершить второе у тебя уже не будет, – ответил лорд Хон. – Кто он такой?
– А мне он нравится, – сказал император. – Пожалуй, я… оставлю его здесь. Он сме… шит меня.
Ринсвинд опять открыл рот.
– Молчать! – завопил камергер несколько не к месту, учитывая изменившиеся обстоятельства.
– Э-э… а нельзя ли сделать так, чтобы он перестал затыкать мне рот всякий раз, когда я пытаюсь сказать хоть что-то в свое оправдание? – спросил Ринсвинд.
– Разумеется… Великий Волшебник. – Император кивнул стражникам. – Уведите камергера и… отрежьте ему… губы.
– О наивысочайший, я…
– И уши… тоже.
Несчастного уволокли. Лакированные двери захлопнулись. Придворные зааплодировали.
– Не хочешь ли… посмотреть… как он… будет их есть? – Император улыбался счастливой улыбкой. – Это необы… чайно забавно.
– Ха-ха, – откликнулся Ринсвинд.
– Очень мудрое решение, мой повелитель, – кивнул лорд Хон.
А затем, повернувшись к Ринсвинду, украдкой подмигнул ему – к огромному удивлению и некоторому ужасу волшебника.
– О наивысочайший, – пухлый придворный упал на колени и пару раз, словно мячик, слегка отскочил от пола, после чего нервно подполз к императору, – но, может, это не вполне разумно проявлять такое милосердие к какому-то чужеземному дья…