Рио-де-Жанейро: карнавал в огне

Кастро Руй

Я же говорил, что это клише.

* * *

И подумать только, косвенно Рио обязан этим человеку совершенно лишенному чувства юмора, который никогда здесь не появлялся, — Наполеону. В 1808 году, пытаясь попасть по Англии, он нацелил свои пушки на Лиссабон, старого стратегического союзника Англии. Не имея возможности ответить тем же или хотя бы сопротивляться, португальский двор погрузился на корабли и быстренько сбежал в Рио, взяв с собой все, что можно было унести, включая трон и корону. Они плыли под эскортом британского флота, чем закрепили решение, о котором Англия давно мечтала: отныне бразильские порты были открыты и Британия могла торговать с колониями напрямую. И порты действительно открылись, а на таможне перед англичанами буквально раскатывали красные ковровые дорожки. Даже португальцы, которые, в конце концов, были здесь хозяевами, не имели столь благоприятных

и выгодных условий торговли с Бразилией.

В мгновение ока британцы наводнили Рио: моряки, промышленники, купцы, специалисты по горному делу, фермеры, дипломаты, художники, ремесленники, писатели, миссионеры, искатели приключений. Что же давало жизнь мечтам всех этих людей и заставляло стремиться навстречу полуденному солнцу? Не только желание обогатиться или спасти души. Часть из них, должно быть, все еще верили в рассказы об обнаженных индейцах, другие хотели оказаться в сердце таинственных джунглей, а кто-то просто бежал от жены. Так или иначе, Рио стал самым оживленным портом этого полушария, английские корабли непрестанно выгружали на берег все новые и новые партии людей и товаров. В 1808 году в порт вошло 90 кораблей, а в 1810-м уже 422. Иногда приезжие совершали странные ошибки: один англичанин привез шерстяную одежду, зимние ботинки и печи… и умудрился продать все это! Большинство устраивались так хорошо, что уже не хотели возвращаться в Европу. Здесь обосновалось так много англичан, что через несколько лет они построили в Гамбоа собственное кладбище, чтобы не приходилось терпеть унижение — быть похороненными рядом с католиками, неграми и аборигенами.

Еще почти сотню лет преимущественно именно на их долю приходились городской транспорт, сбор мусора, канализация, уличное освещение и телеграф, а также текстиль, тяжелая индустрия и большая часть оптовой торговли и импорта. Сначала все их офисы и магазины находились в одном месте — руа ду Увидор, длинном, узком переулке, под прямым углом пересекавшем главную артерию города — руа Дирейта, позже — Примейру де Марсу. Но британцы недолго главенствовали в Рио. С 1810 года здесь стали обустраиваться многие антибонапартистски настроенные французы с благословения португальской короны. Среди них были богатые люди, которые заводили в холмах Тижука кофейные плантации и строили там прекрасные дома. А с 1815-го, после поражения Наполеона при Ватерлоо и возвращения Бурбонов в Версаль, настала очередь бонапартистов переезжать в Рио. Несмотря на то что в этом пестром обществе многие были политическими противниками, все они научились неплохо уживаться друг с другом, а если им когда и случалось отвешивать друг другу пощечины и хвататься за шпаги, в деле непременно была замешана женщина, а не политика.

Португалия и Франция снова были в хороших отношениях, как того и хотелось всегда Дону Жоау, и король заказал в Париже художественную миссию — пригласил людей поселиться здесь и прибавить блеска его новому двору. И тогда приехали художники, музыканты, искусные мастера-ремесленники и один архитектор; некоторые из них пользовались неплохой репутацией в Париже. За ними пришли и другие, уже по собственному почину. Неожиданно французов стало так много, что на ум невольно приходило сравнение с вторжением пиратов, которые некогда пытались захватить город, — вот только на сей раз они пришли без пушек, катапульт и мушкетов. Вместо этих орудий войны новые французские «захватчики» вооружались более тонким инструментом: портновским мелом и мерной лентой, гребнями, париками, нитками, булавками, ножницами, румянами и белилами, веерами, шелком, помпонами, турнюрами и крахмальными нижними юбками. Из всего этого можно уже вычислить основную разницу между двумя волнами иммиграции — британской, по большей части состоявшей из серьезных, зрелых мужчин (мне они все представляются похожими на актера С. Обри Смита), и французской, большинство в которой составляли… женщины.

Сначала появились жены художников и их femmes de chambre [3] . За ними пришли портнихи, модистки, парикмахерши, флористки, торговки парфюмерией и крепкими напитками. А чуть позже — актрисы, танцовщицы и кокотки. Очень может быть, что многие из них, даже те, кто здесь взял в руки ножницы и расческу и занялся совсем другим ремеслом, у себя во Франции занимались проституцией. Когда они решили отправиться в Новый Свет, Рио, наверное, казался им настоящим Эльдорадо: джунгли, девственные и нецивилизованные, где кругом рассыпаны горы сокровищ — только руку протяни. К ним самим руки протягивали уже предостаточно, тут сыграли свою роль и возраст, и ночи, проведенные в Париже и Марселе. Рио предоставлял им возможность начать жизнь сначала. Некоторые привозили с собой мужей или компаньонов.

3

Содержанки (фр.).

То,

что француженки стали зарабатывать на жизнь иначе, нежели на родине, отнюдь не означает, что они плохо владели своими новыми профессиями. Первое завоевавшее успех ателье на руа ду Увидор, где до тех пор была исключительно английская территория и в лавках продавали пиво, свинец, порох, бронзовые кровати и корабельные якоря, открыла мадмуазель Жозефина в 1821 году. Через несколько месяцев ее подруги тоже сумели устроиться. К 1822 году со своими bonjour и mon chouchoux [4] французы потеснили английских лавочников, которые с негодованием переехали в близлежащие переулки, и превратили руа ду Увидор в arrondissement [5] Парижа.

4

Здравствуйте и мой дорогой (фр.).

5

Округ (фр.).

На этой старой улочке, где уже давно не было ничего, кроме бакалейных лавок и магазинчиков с железной утварью, они открыли сверкающие магазины платьев, парикмахерские, лавки модисток, магазинчики перчаток и духов, а также цветочные лавки, которые изо всех сил старались перещеголять одна другую красотой и яркостью витрин. Благодаря этим француженкам Рио начал постепенно открывать свое истинное «я» — тщеславное и женственное. Именно на руа ду Увидор женщины-кариоки смогли осознать, какие возможности открывает перед ними новоприобретенная свобода.

Собственно, такие учителя, как французы, и были нужны женщинам Рио, которым только-только удалось выбраться на улицы, и они научили их и хорошему, и плохому. До их появления женщины Рио сами или с помощью рабынь шили себе одежду по одним и тем же выкройкам, сохранившимся со времен первых поселенцев. И вот в их распоряжении оказались люди, согласные сделать эту работу за них, — швеи и портные, послушные последним капризам Парижа. Одеваться у модистки стало de rigueur [6] в новой столице, и кариокам приходилось выходить за пределы своего дома, брать кабриолет и ехать на руа ду Увидор. Раздеваясь для примерки в этом царстве игл и булавок, кариока вдыхала либеральные нравы, которыми жили эти удивительные женщины. Они были значительно «современнее», космополитичнее ее, читали последний (вышедший в 1782 году) скандальный роман Шодерло де Лакло «Опасные связи» и, казалось, сами сошли с его страниц.

6

Обязательным (фр.)

Именно француженки научили кариок одеваться, причесываться, пользоваться косметикой и духами, готовить, пользоваться столовыми приборами, класть салфетку на колени и обмениваться под столом незаметными ласками с соседом. Научили их говорить, хотя по-французски многие кариоки и так говорили, притом что зачастую не умели ни читать, ни писать по-португальски, теперь же их научили искусству светской беседы, обмену легкими шутками и насмешками. И по ходу дела mesdames преподали своим португальским подругам пару истин о мужчинах — ведь в области взаимоотношений с сильным полом опыта им было не занимать.

Как и во Франции, большинство модисток с Увидор брали и дополнительную «работу» на дом, в разных смыслах этого слова, то есть они пользовались покровительством почтенных придворных господ. Одна из этих француженок, мадам де Сэссе, была фавориткой молодого императора Дона Педру I, который нередко заглядывал в жилые комнаты ее ателье с благодушного согласия месье Сэссе. И ни у кого не возникало ни малейшего повода для беспокойства, о чем свидетельствует тот факт, что жили они долго и счастливо, а сыну, которого она родила от Дона Педру, император оставил после смерти некоторое наследство. Мадам Сэссе, по-видимому, была удивительно верной и преданной любовницей, но, как правило, тайные куртизанки с улицы Увидор, принимавшие «помощь» от джентльменов в возрасте, сами совершенно безвозмездно «помогали» привлекательным, но бедным юношам. Такая практика обычна в обществе подобного типа, но в данном случае она имела огромное значение, ведь таким образом француженки помогали молодым кариокам постигать премудрости плотской любви.