Рип Винклер - Рождение бога
Шрифт:
– Мой жених... в тюрьме, вы же обещали...
– А, да, да, - недовольно махнул Баалин.
– Разберемся.
– И уже обращаясь к служке.
– Ну выпроводи ты их, в конце концов.
Сидя в парадной зале на огромном троне, Баалин возвышался над подданными. Трон представлял собой гигантскую и удивительно неудобную для сидения статую Ака Майнью. Сделан он был из чистейшего, облагороженного под давлением золота, по которому сверкали россыпи драгоценных камней. Такими же камнями сверкала и одежда мессии. Так что они вдвоем - трон и Баалин походили на увешанную гирляндами рождественскую елку.
По обычаю в день
Тех же, кто непозволительно долго прилипал к платью Мессии, уже злобно подталкивали в зад очередные соискатели.
"Так он себе все благословение заграбастает. Ишь, пальцы-то растопырил, чтоб всей пятерней в благословение, значит. Но мы тоже не промах, всякие уловки знаем. Ежели не просто дотронуться, а провести рукой по одежде - так подольше получится. А отсюда и милость божья вдвойне перепадет. Опять же по второму разу в очередь можно. Вон и стражник знакомый, ему пятерку сунешь, он и переставит, чтоб поближе..."
Особо ретивых почитателей, не особо церемонясь, когда подзатыльниками, а когда и пинками под зад, приводили в чувство два четырехруких шиваита из личной гвардии Его Святости.
Глядя с возвышения на эту копошащуюся змейку из человеческих тел, Баалин скривил рот.
Как он не любил проклятый обычай. Однако отменить не: решался - народ должен лицезреть своего кумира. Хотя бы изредка. Раз в год.
Он подозвал к себе одного из охраны и шепнул ему на ухо.
Поклонившись, шиваит удалился, а Баалин уже довольнее глянул на очередь - скоро она иссякнет.
Он велел телохранителю запереть центральные ворота. Набаловались, и будет. Всех желающих все равно не принять, хоть неделю сиди здесь истуканом.
Наконец последний счастливчик дотронулся до краешка одежды и, подгоняемый криками охраны, покинул залу. Баалин поднялся со своего места, на мозаичный пол полетела парадная накидка. За ней последовали камзол и рубаха.
– Велите, чтобы это сожгли, - бросил он брезгливо.
– И вымойте здесь все, мало ли какую заразу занесли эти...
Тай-Суй высадил путешественников довольно далеко от столицы, так что до дворца пришлось добираться на обычном флайере. Всю дорогу Эйсай то тяжело вздыхал, то вскакивал со своего места и нетерпеливо вглядывался в иллюминатор.
– Прекрати ерзать, Ромео, - посоветовал Рип. Едва они приземлились, Эйсай посмотрел на соратников умоляющими глазами.
– Ну, я пошел?
– Куда это?
– Таманэмон сделал строгое лицо.
– Э-э-э.
– Завидя улыбки на лицах спутников, Эйсай махнул рукой.
– Ну вас всех. Через минуту он уже несся к стоянке, где оставил собственный флайер.
– Любовь, любовь, - прокомментировал событие Таманэмон.
– Я понимаю его, - погрустнел Рип.
Император положил руку на плечо будущего зятя.
– Мне тоже больно. Мы спасем ее, обязательно спасем.
– Конечно. Только все надежды на встречу с Киото оказались напрасными.
– Не говори так. Наше путешествие не было пустой тратой времени. Это еще одна иллюстрация о связи событий и времен. Каждое действие влечет за собой противодействие, каждый наш шаг в реке времен неизменно отдается эхом в прошлом или будущем. Не исчезни Марико, мы ни за что бы не отправились в прошлое, не встретили Киото и не посвятили бы его в тайну установки. А это значит, что сейчас она не была бы в наших руках, более того, ты никогда бы не встретил Марико, ведь именно благодаря Тай-Сую вы и познакомились. Не говоря уже о том, что сама Марико, как прямой потомок Киото, не появилась бы на свет, как, впрочем, и я.
– Из ваших слов выходит, что я встретил принцессу только для того, чтобы потерять ее, и все ради тайны машины времени, дабы донести ее до Киото.
– Жестоко звучит, но это так. В сложной игре со временем мы лишь пешки. Как ты знаешь, неизвестно кто создал установку, мы думаем, что прогомианцы, но вполне может статься, что и для них ее возможности были не менее фантастичны, чем для тебя и меня. Может, сидит кто-то наверху и играет нашими жизнями и жизнью принцессы. В таком случае ему наверняка наплевать на твои чувства...
– Император жестом остановил уже что-то собирающегося сказать Рипа.
– Однако это не значит, что мне, как отцу, менее больно, чем тебе. Несмотря ни на что мы будем бороться, будем искать Марико, даже путая карты могущественному соглядатаю.
– Лучше бы то, что вы сказали, оказалось вымыслом. Неприятно ощущать себя оловянным солдатиком на игрушечном поле боя.
– Знаю. Все это так, не обращай внимания, бредовые идеи старика. Я верю, что человек имеет достаточно воли противостоять кому бы то ни было. Тем более, когда им движет любовь.
– В древности говорили, что боги послали любовь людям как проклятие.
– Но чертовски приятное проклятие. Может, ниспослав ее, боги ошиблись, кстати сказать, не в первый раз.
– Император обнял юношу за плечи.
– Не бери в голову. У нас позади трудное путешествие, давай сейчас просто отдохнем. Утро вечера мудренее - тоже говорили древние.
– Может, они и здесь ошибались.
– Согласен, не будем ничего принимать на веру, испробуем на себе.
Рип невесело улыбнулся.
– Но есть одна проблема.
– Какая же?
– Сейчас уже утро.
Эйсай, хлопнув дверью, влетел в спальню. Девушка, закинув руки, все еще лежала в кровати. Во сне Оля была особенно прекрасна. Длинные рыжие волосы разметались по подушке, рот слегка приоткрыт, в разрезе не застегнутой до верха рубашки соблазнительно выглядывала упругая грудь.
Эйсай со всей нежностью поцеловал спящую в податливо распахнутые губы. Ресницы Оли затрепетали, она открыла глаза, и сонная пелена сменилась в них радостью. Впрочем, девушка тут же погрустнела.
– Уже уходишь, да?
Эйсай молча улыбнулся.
– Береги себя, - прошептала Оля, погладив его по колючей щеке.
– И помни, здесь ждет тебя любящий человек.
Эйсай улыбнулся еще шире.
– Насколько любящий?
– Сильно-пресильно.
– Оля обвила его шею руками и прильнула к губам юноши.
– Ну как?