Риск эгоистического свойства
Шрифт:
Ну, что еще? Полы, скажем, помыть вместо санитарки Федосеевны или чего позаковыристей – поругаться «за правое дело» с завотделением! Хотя нет, чего с ним ругаться, он и сам «за правое», и еще как! Ну, тогда с коллегой Малюковым на вечную тему его наплевательства к больным, тягу к взяточничеству и плохую работу.
– А нету Малюкова, – вслух пожурилась Катерина. – У него сегодня ночное.
Тогда что?
«Тогда правду, – вздохнула Катерина Анатольевна. – Сбежала. Точно!»
Она вспомнила взгляд Бойцова, когда он посмотрел
Ну ладно, ладно, не вспомнила – не забывала! Несла в себе все время, пока спала недолгие часы, проснулась, занималась Соней, кожей чувствуя его близкое присутствие, ехала на работу. Только во время операции отодвинула, убрала, забыла, а из операционной уже с ним вышла.
Этот. Его. Взгляд!
Она поняла, услышала, почувствовала, что он подумал! Он решил, постановил и принял, как уже свершившееся, что займется с ней, Катериной Воронцовой, любовью. И ее понимание, согласие-несогласие, уже не имело значения.
Мужик с такой силой воли, которого жизнь пропустила через кузнечное горнило, закалив в дамаск, в ухаживающие расшаркивания не играет.
Она, само собой, тоже не учебная шпажка, а боевой клинок и закалкой в том же кузнечном цеху не уступает! Но…
Но Катерина знала, честно признавалась себе, что уже шла ему навстречу и ни черта не зависит теперь от ее осознанного нежелания уступать, вполне оправданного возмущения из серии «фи, разве можно так прямолинейно!».
Осмысленное – это наносное, игры в социальную мораль и потакание выкрутасам своего характера. Внутри, пугающее, подсознательное – вот настоящее!
Как решиться на что-то запретное, тайно желаемое, неразрешенное? Знаешь, что сделаешь вопреки всему, и уговариваешь себя, с восторгом осознавая, что не уговоришь: «Ой, ой, это же страшно, нельзя!»
И «ой», и «нельзя», и «страшно», но уже решился и шагнул, еще до всех этих «ой», которые и произносишь больше для очистки совести, что-то из разряда правильных поступков: «Я же себя отговаривала!»
Она не отговаривала!
Знала, что произойдет, где, когда, как, это не важно, технические детали – произойдет! И понимание холодило мурашками ожидания грудь.
Он притягивал ее, завораживал, будил что-то скрытое в ней, расшевелив спавшую сексуальность.
«Может, Тим приедет и остановит все это?» – с последней надеждой подумала Катерина.
– Осталось восемь дней, – прошептала Катерина.
Тимофей вернулся из армии, когда Катерина сдавала последний выпускной экзамен в школе. Катька, наверное, около часа все плакала от счастья, не выпуская его руки, за которую ухватилась двумя ладошками, и никак не могла остановиться. Следующий час ее «выгульного» времени они потратили на то, чтобы ликвидировать следы радостного слезотечения. Прикладывали лед, который Тим выпросил у продавщицы ларька, и пакетики с чаем из двух пластмассовых стаканчиков, купленных в том
И говорили без остановки.
На выпускной бал Катерина не пошла. Ей были безразличны и школа, и ее одноклассники, имен которых она и не помнила, и само торжественное мероприятие. Получив свою золотую медаль, она послала прощальный поцелуй учебному заведению и с чистой душой пошла дальше по жизни.
Но у Ксении Петровны на участие в «отмечании» она отпросилась.
– У нас состоится выпускной вечер в школе, – доложила Катерина, встав как положено перед бабушкой по стойке «смирно».
– И что ты хочешь мне сообщить? – строго и недовольно спросила товарищ Александрова.
– Это официальное мероприятие, сначала нам в торжественной обстановке вручат аттестаты, после чего состоится праздничный банкет и гулянье по ночной Москве под руководством преподавателей. – Официальный тон протокола бабушка уважала больше всего.
Бабушка уважала, а Катерина пользовалась этой ее слабостью в нужных ей целях.
– Денег на одноразовое расфуфыривание и твои наряды у нас нет, – не то чтобы отказала она.
– Значит, я пойду в том, что у меня есть, но на проведение вечера сдать небольшую сумму придется.
Ксения Петровна поразглядывала внучку каким-то странным взглядом. Долго разглядывала. Задумчиво.
– Для меня это лишние расходы и ненужное беспокойство. Но коль это официальное мероприятие и одноразовое, то в виде исключения я тебе разрешу его посетить.
На вручение аттестата и золотой медали с ней пошел Тимофей. И подарил букет цветов, который конечно же нельзя было принести домой, но Катька прижимала его к себе всю ночь. До утра, пока они бродили по ночной Москве.
Первый в ее жизни букет цветов.
Первая в ее жизни ночная романтическая прогулка.
Они бродили, Тимофей показывал ей Москву, и разговаривали, разговаривали, разговаривали…
На следующий вечер по уставу о распорядке дня Ксения Петровна потребовала у Катерины пересказать ей прочитанное за день по программе изучения классической литературы, которую никто не отменял.
Когда только эти гребаные классики иссякнут?! Сколько же они понаписали!
Она читает, читает, читает каждый день, девять лет подряд, и пересказывает этой партийке-диктаторше каждый день, а ни конца ни краю не видно!
– Нет, – первый раз за девять лет возразила Катерина. – Я теперь не могу читать художественную литературу. Я готовлюсь к экзаменам в медицинский институт, и мне необходимо очень много заниматься и читать учебники.
– Мне это не нравится, – предупреждающе сделала нажим бабушка.
– Мне тоже не нравится, но ничего не поделаешь! – не уступила Катька.
– Ты не поняла! – добавила металла в голосе Ксения Петровна. – Мне не нравится, что ты не согласовала со мной этот вопрос и решила все самостоятельно! И мне не нравится тон, каким ты разговариваешь! Много бунтарства.