Рисунки Виктора Кармазова
Шрифт:
В кино он сегодня не собирался. С утра отец на своей старенькой „Победе“ повез его и Андрея в деревню Холмы, к которой примыкал очень хороший в плане грибов лес. В лесу отец сначала не отставал от молодежи, но потом Андрей шепнул Шурику, что, мол, есть секретный разговор, и надо от предка оторваться.
Прибавив ходу, они оставили отца далеко позади, и тут Андрея словно прорвало. С упоением рассказывал он, о счастливейшей ночи в своей жизни: и как бежал в обход, чтобы, словно невзначай, встретиться с Таней, и, как они познакомились, и, что он чувствовал, когда она улыбалась, и, как они гуляли до самого утра, болтая обо всем на свете.
Шурик
Про увиденное ночью и про найденный бумажник, Шурик молчал. Сказал только, что, придя к танцплощадке и безуспешно прождав там Андрея, вернулся домой. Фотографию из бумажника Шурик держал при себе. В лесу, вместо того, чтобы все внимание уделять грибам, то и дело украдкой доставал ее из кармана и любовался Ириной. Она была очень похожа на артистку из фильма „Свадьба в Малиновке“ — ту самую, которая „тараньку — зубками“. Такая же крепкотелая — не ущипнешь, загорелая, белозубая, сероглазая и черноволосая, только без косы. Ему очень хотелось с ней познакомиться. Желательно так же легко, как познакомился Андрей со своей Таней.
Шурик решил, что обязательно вернет Ирине и бумажник, и деньги, но не знал, как лучше это сделать. К примеру, можно было подойти к ней на улице с вопросом: „Не ваш ли бумажник я нашел, и не ваша ли это фотография, на которой вы так неотразимы?“ Но тогда, наверное, пришлось бы объяснять, где нашел и когда.
Признаться, что видел, как бумажник вытащила из кармана джинсов ее подружка, Шурик не собирался, не хотелось разоблачать Коротышку. Она хоть и украла, но это не значит, что воровка по жизни. Вон, Андрей — тоже украл складень из музея, но разве он вор!
Грибов он набрал всего лишь треть корзины. Отец даже удивился, что так мало. У него самого корзина была почти полная. Андрей, как всегда, нашел больше всех и подберезовиков, и белых, а на самом выходе из леса в елочках наткнулся на два огромных и главное — не червивых подосиновика.
Вернувшись из леса, Андрей отдал грибы Шурику, пообедал и уехал в Москву — пора было подыскивать работу. Сказал, что пробудет там несколько дней — пока не найдет чего-нибудь подходящее.
Шурик весь день шлялся по городу. Он надеялся повстречать Ирину, но увидел ее только ближе к вечеру у кинотеатра. Она вместе с Коротышкой стояла в очереди за билетами. Шурик тоже встал в очередь и, взяв билет на ближайший сеанс, поспешил домой за бумажником…
В то время как на экране старый солдат Данила всадил кривой нож в спину убийце дочери, Шурик покинул свое место и пробрался поближе к выходу. В зале зажегся свет. Как он и надеялся, интересовавшие его девушки потеряли друг друга в толкотне покидающих кинотеатр зрителей. Когда рядом оказалась Коротышка, он преградил ей дорогу и сунул бумажник под нос.
— Можно тебя на минуточку?
— Чего-чего? — возмутилась, девушка, но, узнав бумажник, прикусила нижнюю губу.
— Я все знаю и все видел вчера вечером, — он взял ее за руку и притянул к себе. Она податливо прижалась к нему грудью, и Шурик, глядя на нее сверху вниз, сразу почувствовал себя очень важным и деловым.
— Что ты хочешь? — на ее глазках мигом навернулись слезы.
— Поговорить
— Прямо здесь?
— Нет. Лучше без свидетелей. И главное — чтобы Ирина нас не заметила.
— Ты ничего ей не скажешь, правда? — всхлипнула Коротышка. — Я тебя очень прошу. Я для тебя все сделаю…
— Тихо, — перебил Шурик. — Встречаемся в половине одиннадцатого в парке, у самолета. Все, иди, — и он подтолкнул девушку к выходу…
К памятнику-самолету, темным силуэтом выделявшемуся на фоне неба, Шурик подошел минут за десять до назначенного срока. Сколько раз вместе с Андреем он наперегонки забегал вверх по наклонной плоскости постамента, чтобы ухватиться за хвост самолета и потом, семеня мелкими шажками, спуститься обратно! Затея эта была опасна — на узком для двоих постаменте можно было запросто потерять равновесие и свалиться с пятиметровой высоты. Но „возбегание на летящую смерть“ стало традицией.
„Надо же было свое первое свидание с девушкой назначить под „летающей смертью“, — усмехнулся Шурик. — Хотя свидание не любовное, а деловое, но все равно…“
Совсем рядом мелькнул огонек сигареты. Коротышка не опоздала.
— Давно ждешь? — тихо спросила она, приблизившись.
— Недавно, — Шурик помахал рукой, развеивая дым. — Тебя как зовут?
— Вообще-то Катя.
— А меня Шурик. Пойдем вон туда, под горку. Там скамеечка есть, и нам никто не помешает.
— Принес? — спросила Катя, когда они остановились у скамейки под нависшей над обрывом липой.
— Принес. Вот, — Шурик показал бумажник.
— Что ты хочешь за него?
Шурик молчал, не зная с чего начать. Вдруг она шагнула к нему, прижалась грудью, точно так же, как в кинотеатре, потом поднялась на цыпочки и влажно поцеловала в губы. Шурик не успел опомниться, а Катя уже опустилась на корточки и проворно расстегнула ремень на его брюках…
Потом он долго сидел на скамейке под липой расслабленный и счастливый. „Вот я и стал мужчиной, — думал Шурик. — Как же это было здорово! И какая же Катька молодец, как она все умеет делать! Расскажу Андрею — завидовать будет. А может, не поверит. Правда, если сказать, что за полученное удовольствие я отстегнул пару сотен рублей, он, наверное, посчитает меня совсем свихнувшимся…“»
Виктор хорошо помнил истринский кинотеатр. В начале каждого месяца у главного входа вывешивали большую афишу со списком фильмов на дневной сеанс, билет на который стоил всего десять копеек. Большая часть фильмов особого интереса не вызвала, и зрителей оказывалось хорошо если четверть зала. Зато, когда показывали про индейцев, спартанцев или мушкетеров, в кинотеатре неизменно был аншлаг. На вечерние сеансы почти всегда приходилось отстоять очередь, особенно если показывали такой фильм, как, к примеру, «Табор уходит в небо».
Он нарисовал на чудесной страничке очередь в билетные кассы и среди других — Ирину, Коротышку, себя — сразу за девушками, а немного позади — Шурика. Прежде чем сделать последний штрих, задумался.
Посредством чудесной странички он воплощал себя в своей же юности уже три раза, при этом, так или иначе, входил в контакт с одними и теми же людьми. Однако Таня не узнала его ни на танцплощадке, ни во время якобы случайной встречи на ночной истринской улице. Не то чтобы не узнала, а по ее же словам, впервые видела. Как не узнал и Андрей, набросившийся на него с кулаками, словно между ними не было инцидента на пляже.