Рисунок на снегу
Шрифт:
— Они умели молчать. До последней минуты…
Тихону вновь вспомнился партизанский лагерь.
— Я сегодня Колю ихнего видел. Такой весёлый… Ещё ничего не знает.
Тётя ничего не ответила. Только вздохнула.
— Я пойду, а то поздно уже. — Тихон поднялся.
— Ночевать будешь у меня?
— Не знаю, может, там, где Женя с Ниной.
— Смотри. Если вернёшься ко мне, постучи в ставню. Я услышу.
К ночи мороз покрепчал. А может, Тихону так казалось после тёплой хаты… Он шёл по улице и не мог отвести глаз от дома Козловых. Ещё
На другой стороне улицы стояла хата колхозного садовника Игната Гайдука. Летом за невысоким штакетником перед её окнами буйно цвели георгины, розы, нежно-розовые гладиолусы и белые нарциссы. Весь дом был увит виноградом. Виноградные грозди висели чёрные, как смородина, только более буйные. Однажды Тихон с Лёнькой сорвали по грозди, попробовали ягод, и физиономии у них перекосились.
— А говорят, что виноград сладкий, — сказал Тихон разочарованно.
— А ты поверил! — ухмыльнулся Лёнька.
— И правильно сделал, что поверил! — К ним подошёл хозяин дома Игнат Гайдук.
Ребятам стало неловко, что их застали в чужом саду, и они понурив головы принялись разглядывать свои босые ноги.
— Ничего, ребятки, приходите через два года. Такой будет виноград — пальчики оближете!
Дядька Игнат повёл их в сад. Угостил такими вкусными яблоками, каких они никогда в жизни не ели. А может, это им так показалось, потому что хозяин не кричал на них, а добродушно посмеивался?
С того времени прошло три года.
Виноградные лозы, затвердевшие на морозе, скрежетали, словно жаловались, что им холодно, что о них забыли.
На стук Тихона дверь отпер сам Игнат Михайлович. Он постарел, сгорбился, отпустил бороду. Рубашка на худых плечах висела, как на вешалке.
— А, Тихон, проходи, проходи, расскажи, что творится на белом свете! — Голос у Игната Михайловича сиплый, простуженный.
— Я на минутку, дядя Игнат. Сестрёнок моих у вас нету?
— Были, а теперь нету.
— Не знаете, у кого они?
— От меня взял Василий Пухнаревич. Да зайди ты, дай хоть поглядеть на тебя!
Тихон прошёл в хату.
Стены на кухне завешаны сухой мятой, пучками полыни и чебреца. На чисто выскобленном столе стоял кувшин.
— Я тебя хоть квасом попотчую.
Дядька Игнат взял кувшин и вышел в сени. Тотчас вернулся, достал с полочки чистый стакан и налил из кувшина мутноватого квасу. Во рту защипало, и будто бы стало легче дышать.
Ни у Василия Пухнаревича, ни у Ивана Пашко, ни ещё в двух хатах, куда заходил Тихон, девчонок не было. Он нашёл их недалеко от своего дома, у бабки Мальвины, пройдя чуть ли не всё село.
СЕСТРЁНКИ
Бабка Мальвина, маленькая, старая, долго допытывалась у Тихона, кто он, покуда отперла дверь.
Нина и Женя сидели на печке, забившись, словно мышата, в уголок, за какие-то лохмотья. Увидев Тихона, они стали поспешно слезать с печи, цепляясь босыми пальцами ног за давно не белёные кирпичи. И когда они в одних
— Тиша, Тишечка…
Тихону хотелось сказать им что-нибудь ласковое, чтобы успокоить. Ему, как и им, очень хотелось быть вместе.
— Скоро мы будем вместе. Вот только немного потеплеет. Вот только сойдёт снег. И вы будете с нами, и больше никогда-никогда мы не будем разлучаться! — успокаивал он сестричек.
— А где мама, где папа? Почему они не приходят?
— Не могут. Они в лесу.
— И мама в лесу?
— И мама.
Разве мог им Тихон сказать, что он ничего не знает про маму? Знает только, что она осталась в концлагере. А то, что говорил Павел, провожая его из леса, может, правда, а может, и нет. Павел сам так сказал. А девчонки, они маленькие, пусть думают, что мать уже в лесу, уже со своими.
Тихон снял с плеча торбу, положил на широкую лавку, стоявшую между столом и окном. Достал сухой сыр, хлеб и два серых кусочка сахару. Всё, что осталось после встречи с немцами. Протянул девчонкам:
— Нате сахар, сладкий.
Девочки откусили по крохотке, потом позвали:
— Бабушка Мальвина, посмотрите, что нам Тихон принёс!
Бабка Мальвина вышла на кухню, шаркая ногами по полу. Девочки протянули ей сахар:
— Попробуйте, правда сахар!
— Спасибо, детки. Ешьте сами. Я уже напробовалась за свою жизнь и сладкого и горького. Всего хлебнула. Это у вас ещё всё впереди.
— Куски большие, всем хватит.
— Ладно, спасибо, я своё съела. Только вот бог про меня забыл. Хлопот много у него или что…
Она взяла веник и стала подметать возле печи весь исковырянный земляной пол.
А Тихон протянул девчонкам Павлов подарок- кукол. Как они обрадовались! Забыли про всё. В их глазах было столько счастья, столько восторга.
— Куклы! Какие красивые! — щебетали девочки.
— Завтра мы им платьица сошьём, а то им холодно, — сказал Тихон.
— Сошьём, завтра, — как эхо, повторяли девочки.
— А теперь ложитесь спать, а я сейчас приду.
— Так скоро?! — Нина и Женя готовы были снова заплакать.
— Я только погляжу на нашу хату и сразу вернусь. И мы будем вместе.
— И мы с тобой, и мы с тобой! — в один голос закричали девочки, боясь отпустить Тихона хоть на одну минутку.
— Поздно уже.
— Нет-нет, мы с тобой!
Они понадевали всё, что у них было тёплого. Тихон завязал им крест-накрест на спине чужие платки, и сестрёнки стали похожи на двух маленьких бабушек с худыми бледными личиками.