Ритуал для призыва профессора
Шрифт:
— А что еще ты любишь? — Хаул распахнул двери моих кухонных продуктовых шкафов и внимательно изучил их содержание. — Рыба красная, овощи, вроде ничего необычного.
Он явно ожидал увидеть там нечто другое. Я, поправив надоевшую блузку, только вздохнула, покосившись на ванную комнату. Переодеться бы!
— Я забыл туники: сейчас принесу. А ты пока составь в уме список самых любимых блюд. Надо же мне знать, чем тебя баловать.
Хаул поднялся и исчез в тенях.
Я снова тяжко вздохнула и глянула на гирлянды из моих выстиранных вещей. Это же надо было
Пройдясь по комнате, я заглянула в ванную. Стирка шла полным ходом. Дрюня полоскал, его Клац-клац плавал в воде рядом с замоченным бельем, сидя в небольшом тазу, а из крана свисал элементаль и руководил всем этим парадом.
Какой дурдом!
— Переоденься, — шепнул на ухо некромант. От неожиданности я вздрогнула и тут же оказалась в объятьях мужчины. — Тихо, не пугайся так.
— Не подкрадывайся, — проворчала я. — Вот, где мне переодеваться. Тут такая бурная деятельность, что не выгонишь их из ванной.
— В комнате смени одежду, а я прогуляюсь за тазом, — предложил Хаул. — Так понимаю, что Клац-клац — это вовремя не сваренный краб?!
— Именно, — я подняла указательный палец вверх. — Будет мне уроком, никогда больше ничего не куплю в живом виде. А то обрасту живностью и выселят меня из моей же комнаты.
Некромант тихо засмеялся и нежно коснулся губами моего виска. В руки мне были вложены туники, свернутые валиком.
— Переодевайся, а я пошел искать тару подходящего размера.
Отстранившись, Хаул действительно снова исчез. Не долго думая и не дожидаясь его возвращения, я быстро разделась до нижнего белья и приложила к телу вещи моего жнеца. Его туники доходили мне до колена. Черные из непривычно грубой ткани, одно плечо будет явно оголено, горловина сползет. Рукава придется подкатить, наверное, втрое. Неужели храмовник настолько высок, ведь на нем все это сидит в обтяжку.
Я глянула на себя в зеркало и тут же увидела возмутительно невероятное: из тени в углу комнаты на меня смотрел, не отрываясь, Хаул, и было в его взгляде столько неприкрытого желания, что я сглотнула, но не подала вида, что застукала его за подглядыванием. А у самой внутри все в узелок скрутилось и ладошки вспотели. Так на меня никто никогда не смотрел. Я ощутила себя невероятно красивой и желанной. Он продолжал разглядывать меня. Его взгляд скользил по моему телу, а потом, плотно зажмурившись, он сделал шаг назад и исчез.
Комната медленно погружалась в сумерки.
— Ирина, такая посудина нам подойдет? — вынырнув из темного угла, Хаул показал мне деревянную кадку. — Больше ничего подходящего я не нашел. По-хорошему, в город бы сходить и там заказать у мастеров что-то специальное. Но уже вечер и все закрыто.
— Да, конечно, пойдет, абы мою ванну оставили в покое.
Забрав у мужчины тару, я пристроила ее рядом с печью. Дрюня пусть сам разбирается со своим Клацом: краб — не моя забота. К слову, золушек все еще разводил активную деятельность в ванной, но соваться туда я больше
— А что это? Я еще в прошлый раз обратил внимание, да спросить постеснялся, — Хаул крутил в руках удочку Алексея.
Я впервые за все время, что живу здесь, обратила внимание на эту гору хлама из багажника. Моя машина все так же сиротливо стояла на газоне, иногда возле нее крутились студенты, но не трогали.
А в комнате у меня помимо запаски лежала арматура, которой я на ДолСоу замахивалась, сумка с инструментом, домкрат, и большой рыбацкий рюкзак, принадлежащий бывшему. Вот он и заинтересовал моего храмовника. Хаул, отложив удочку, теребил застежки, пытаясь добраться до его содержимого.
Подойдя ко всему этому богатству, вытащила рюкзак и, распахнув, показала его все, что там сокрыто своему жнецу.
— Это чтобы рыбу ловить, — пояснила я, — там перебрать нужно, может, выкинуть половину.
Я порылась внутри и вынула пластиковые коробки с блеснами, силиконовыми и поролоновыми приманками для спиннинга. Отдельно в чехле обнаружились и удочки. Часть их валялась просто так. Сдвинув в сторону инструменты, нашла и короб для зимней рыбалки. Похоже, Лешенька остался совсем без снастей. Я подленько захихикала себе под нос.
— А чье это? — мой муж с любопытством вскрывал коробку за коробкой и изучал их содержимое.
— Моего деда, — сознательно солгала я, хотя и неприятно было. Но понимала ведь, скажу правду — избавится от всего. Так что, пусть будет ложь, хуже от этого никому не сделается. — Он любил рыбачить и меня учил тоже. Мы часто на реку выезжали семьей.
А вот это было уже правдой.
— Я тоже люблю рыбачить, — Хаул с интересом разглядывал крючки, грузила, поплавки, да катушки с леской. — Как домой вырываюсь, так с отцом сутки на речке пропадаем. Но вот такого у нас точно нет.
— А вы как ловите? — мне стало любопытно.
— Ну, — Хаул пожал могучими плечами, — палка, к ней привязываем плетеную веревку, а дальше на тонкую чуть согнутую иглу насаживаем червей или личинок мух. В общем, что рыба берет. Но это, конечно, куда совершеннее.
Он снова схватил удочку и крутил зажатый в пальцах острый крючок. Столько восторга было в его глазах, что я успокоилась. Да, соврала, но оно того стоило. Моя маленькая ложь, обернулась радостью для любимого мужчины. Пусть думает, что это дедушкино. Ну и пользуется без задних мыслей о моем бывшем женихе.
Мой жнец сейчас напоминал большого мальчика, нашедшего игрушку. Он копался в грузилах и леске, перебирал искусственные приманки, проверял на прочность резиновых червяков и силиконовых рыбок.
— Покажешь, как это работает, — он потряс в воздухе воблером.
— Покажу, конечно. Это для судаков и щук. А вот поплавочная снасть для мирной рыбы. Будешь этих ваших деликатесных карасиков, тиной воняющих, таскать из болотин, а я форель и икру уплетать за обе щеки.
Присев на запаску, Хаул зарылся с головой в рыбацкий чемоданчик, вытаскивая оттуда разные мелочи. Наблюдая за ним, невольно улыбнулась, ну ребенок великовозрастный.