Ритуал Пейотля у индейцев племени тараумара
Шрифт:
Еще я сказал ему, что пришел к тараумара не из любопытства, а чтобы найти Истину, потерянную европейской цивилизацией, но сохраненную их Расой. Это сделало его моим союзником, и он рассказал чудесные вещи о Добре и Зле, Истине и Жизни.
– Все, что я говорю, исходит от Сигури, Он научил меня всему, — рассказывал Жрец. — Вещи не такие, какими мы их видим или ощущаем в большинстве случаев, они такие, какими их преподал нам Сигури. Время от времени их поражает Зло, Злой Дух, и человек не может вернуться к Истине без помощи Сигури. В начале вещи были истинными, но чем старше мы становились, тем более они делались ложными, потому что Зло принималось за них. Сначала мир был совсем настоящим, он звенел в сердце человека и в унисон с ним. Теперь сердце уже не то, и душа не та, потому что из них ушел Бог. Видеть вещи значило видеть Бесконечность. Сейчас, когда я смотрю на свет, мне трудно думать о Боге. Все–таки создал Все Он, Сигури. Но Зло присутствует во всем, и я, человек, не чувствую больше себя
Слова Жреца, которые я здесь привожу, абсолютно достоверны: они представляются мне слишком важными и очень красивыми, чтобы я позволил себе что–либо в них изменить. Но если они и не переданы слово в слово, то почти близки к тому; понятно, что они сильно поразили меня, поэтому мои воспоминания предельно точны. Впрочем, повторяю, я не удивился ясности сознания жреца — он только что принял Пейотль.
По окончании беседы он спросил меня, желаю ли я вкусить Сигури и с его помощью приблизиться к Истине, которую я искал.
Я ответил, что это мое самое заветное желание, что я не верю, что без Пейотля можно догнать ускользающее, то, от чего нас все больше отдаляют время и вещи.
Он высыпал мне в левую руку что–то — не больше зеленого миндаля — по его словам, этого хватило бы, чтобы два или три раза увидеть и узнать Бога, ибо Бог не всегда может быть узнанным. Чтобы предстать перед Богом, необходимо по меньшей мере три раза испытать действие Сигури, но каждая доза не должна превышать размер горошины.
Я остался у тараумара еще на несколько дней, с тем чтобы лучше понять Пейотль, и мне понадобился бы большой объем для передачи всего, что я увидел и испытал под его действием, того, что рассказали жрецы, их помощники, их семьи. Я расскажу о моем видении, посетившем меня и признанном подлинным Жрецом и его семьей, кажется, оно было о том, кто есть Сигури и кто Бог. Но испытав его, нельзя было не испытать страдание и тревогу, которые словно опрокидывают тебя и снова наполняют с другой стороны , и уже мир, из которого ты только что вылился, тебе непонятен.
Я говорю: налитым с другой стороны, а это такое ощущение, будто страшная сила возвращает тебя тому, что существует с другой стороны. Уже не чувствуешь покинутое тобой тело, в пределах которого было так безопасно, зато счастлив от мысли, что принадлежишь беспредельности, а не себе, понимаешь, что, то, что было тобой, пришло из основания этой беспредельности — Бесконечности, с которой ты скоро повстречаешься. Ты словно в газообразной волне, которая издает непрекращающийся треск. Все, что порождает селезенка, печень, сердце, легкие, непрестанно высвобождается и взрывается в колеблющейся между газом и водой атмосфере, которая как будто втягивает эти порождения в себя, приказывая им соединиться.
То, что порождали мои селезенка и печень, имело форму букв очень древнего и таинственного алфавита, выжеванного гигантским ртом, букв, чудовищно напечатанных, спесивых, нечитаемых, завистливых в своей невиданности; и эти знаки во всех смыслах были выметены в космос, пока я, как мне казалось, туда поднимался. Один. Поддерживаемый неведомой силой. Более свободный, чем на земле — все же я был одинок.
Вдруг поднялся ветер, и пространство расступилось. В месте, где должна быть селезенка, образовалась глубокая впадина, расцвеченная серым и розовым, как морской берег. В ее основании показался вырванный из земли корень, по форме напоминавший букву J, имевшую в вершине три ответвления, увенчанные Е, печальной и блестящей, словно око. Левое ответвление J пылало, и пламя, которое огибало букву сзади, сдвигало все вправо, в сторону печени, и даже дальше. Я этого уже не видел: все исчезло, или я потерял сознание на пути в обыкновенную реальность. В любом случае, я, кажется, успел увидеть самый Дух Сигури. Я думаю, что, объективно все это похоже на трансцендентальное представление, рисующее самые последние и высокие реальности. Мистикам следует обходиться подобными состояниями и картинами, прежде чем, в соответствии с формулой, сгореть в смертном огне, подвергнуться смертным мукам, после которых они падут в Господних объятьях, как курица в лапах кота.
Я много размышлял о психическом действии Пейотля [5] .
Пейотль возвращает «я» к истинным истокам. Выйдя из такого состояния видений, уже нельзя, как прежде, смешивать ложь и правду. Ясно, откуда пришел и что ты есть, и больше нет сомнений в собственном существовании. И нет ни такого чувства, ни внешней силы, которые могли бы заставить нас в этом усомниться.
И серия похотливых видений, которая выплескивается подсознанием, уже не оскорбит чистое дыхание ЧЕЛОВЕКА, просто потому, что Пейотль — ЧЕЛОВЕК не рожденный,
5
Я хочу сказать, что, когда в последний раз эти размышления снова посетили меня, чтобы утвердиться в моих мыслях, Пейотль, САМ, воспротивился этим смрадным духовным усвоениям, ибо МИСТИКА всегда была только смесью заумного и рафинированного ханжества, против которого восстаёт целиком и полностью ПЕЙОТЛЬ, потому что с ней ЧЕЛОВЕК, отзвякивающий безнадежную музыку своего скелета, без отца, матери, семьи, бога или общества, одинок.
Никто не провожает его. Скелет — не из костей, а из кожи — будто кожа шагает. И идёт он из равноденствия в солнцестояние, увив себя своей человечностью.
Принимаешь грезы за реальность, в которую Пейотль никогда не позволит погрузиться, где снятые с ускользающих и невозделанных низин ощущения, еще не зрелые, еще не поднятые галлюцинаторным сознанием, смешиваются с подлинными образами и эмоциями. Ибо есть в сознании Чудесное, которое помогает преодолеть вещи. Пейотль как раз говорит нам, где и в результате каких необыкновенных выкристаллизаций вдохновения, подавляемого и забитого по привычке, доставшейся нам от предков, Фантастическое может обрести форму, чтобы обновить в сознании свои фосфоресценции, свое облако пыли в лучах света. Это Фантастическое — благородного свойства, его беспорядочность только видимая, в действительности он подчиняется тайному порядку, который создается там, куда обыденное сознание не может проникнуть без помощи Сигури, и которое само по себе тайна поэзии. Но в человеке есть и другое, мрачное, бесформенное, сознание туда не входит, но оно находится рядом — то как неосвещенное продолжение, то как опасность — по воле случая. Оно лишает сознание рискованных ощущений, чувств. Его наглые фантазии поражают больное сознание. Которое предается им, в них обосновывается, когда ему не за что больше ухватиться. Пейотль — единственный барьер на пути Зла.
Я тоже верил ложным ощущениям и восприятиям. В июне, июле, августе и до последних чисел сентября я считал, что окружен бесами, мне казалось, что я различаю их, вижу, как они собираются вокруг меня. Чтобы их изгнать, я не нашел ничего лучше, как беспрестанно осенять крестом те части тела или пространство, окружавшее меня, где я видел бесов. Я исписывал клочки бумаг и книги, попадавшиеся мне под руку, заклинаниями, которые не имели ни литературного, ни магического значения, ибо то, что пишется в таком состоянии, не более чем помои, деформация, скорее подделка под высокий свет ЖИЗНИ. В конце сентября эти дурные мысли, ложные идеи, эти навязчивые пустые ощущения начали исчезать, а в октябре от них почти ничего не осталось. Начиная с 15 или 20 октября я почувствовал, что ко мне вернулись мои энергия и ясность ума. Мое сознание наконец освободилось. Не было больше ошибочных ощущений. Не было дурного восприятия. День за днем проходил, и ощущение безопасности, внутренней уверенности медленно, но верно обосновывалось во мне.
Если последнее время мне и случалось сделать что–либо похожее на поступки некоторых больных, одержимых манией религиозности, то это всего лишь издержки прискорбных привычек, оставшихся у меня от убеждений, которых не существовало. Уходя, море, оставляет на песке мутный осадок, который рассеется ветрами, — так и я, вот уже несколько недель как начал изо всех сил моей воли освобождаться от этих остатков. И я чувствую, как день за днем они понемногу уходят из меня.
В Мексике Жрецы Пейотля помогли мне увидеть одну вещь, которую я открыл в своем сознании, приняв немного Пейотля. В печени человека происходит та тайная алхимия, та работа, благодаря которой «я» каждой личности выбирает, принимает или отвергает среди ощущений, эмоций, желаний, которые формирует в нем бессознательное, то, что ему подходит, и выбранное составляет его вкусы, взгляды, его истинную веру, его идеи. Здесь «я» становится сознательным, здесь разворачивается его органическая власть признать или отринуть. Потому что именно в этом месте работает Сигури, отделяя то, что существует, от несуществующего. Печень — это органический фильтр Бессознательного.
Я нашел сходные метафизические идеи в трудах древних китайцев. В их учении печень — фильтр бессознательного, а селезенка — физический поручитель бесконечности. Впрочем, это к делу не относится.
Однако чтобы печень могла выполнять свою функцию, необходимо, по меньшей мере, хорошо кормить тело.
Нельзя ставить в упрек постепенное ослабевание Воли человеку, который заперт в течение шести лет в больнице для умалишенных и в течение трех лет не ел досыта. Случается, что я месяцами не ем ни кусочка шоколада или сахара. Что до масла, то я не помню уже сколько времени прошло с тех пор, когда я последний раз его пробовал.