Ритуал последней брачной ночи
Шрифт:
Или спецназ ждет меня за дверью, у лифта?..
Лифт.
Теперь я вспомнила: этот гнусный лифт ездил в моих извилинах туда-сюда, как ненормальный, — даже Веру Константиновну я встретила у лифта. А к Стасу я поднималась пешком, потому что… Потому что кто-то увел лифт из-под самого моего носа! И спускался этот «кто-то» с верхнего этажа. И вполне мог оказаться убийцей.
— По-моему, сыр великолепный, — медленно произнесла я, не спуская глаз с Сергуни. — Где твои дуболомы?
— Какие дуболомы?
— В бронежилетах. Ты ведь привел «хвост».
Сергуня неожиданно густо
— Выпьем? — подбодрила я его. — На посошок?
И тут произошла удивительная вещь: Сергуня приблизился ко мне и отвесил пощечину. Пощечина была не сильной, но достаточно обидной. Она возвращала меня к благословенным таллинским временам, когда именно таким способом Стас Дремов отучал меня утаивать часть денег, полученных от клиентов. Страх, который казался навсегда похороненным в фамильном склепе на задворках души, тотчас же выполз и продемонстрировал хорошо сохранившиеся мощи.
Я по-настоящему испугалась; я втянула голову в плечи и попыталась заслониться рукой.
Но еще больше испугался сам Сергуня.
— Неужели ты думаешь, что я могу сдать тебя?! — запричитал он фальцетом. — Неужели ты и вправду так думаешь?!
Любой нормальный человек поступил бы именно так. Но Синенко не был нормальным человеком, — он был ненормальным журналистом. Ненормальным журналистом, специализирующимся на криминале. Теперь, глядя ему прямо в глаза, я поняла это окончательно. Моя потенциальная виновность привлекала его так же, как привлекает кобеля сука в течку. Он находил ее возбуждающей.
— Ты ведь это сделала, скажи мне?!
— Что именно?
Мы по-прежнему разговаривали страстным шепотом.
— Ты замочила этих двоих… А потом пришла ко мне. — Кажется, он даже не верил своему счастью.
— Не боишься? — спросила я.
— Ну, знаешь… Червей бояться — в гроб не сходить…
— А все-таки?
— Бояться? Тебя?
— А если я маньячка?
— На маньячку ты не похожа… Я исследовал маньяков. Написал кучу статей.
— А на кого я похожа?
— Ни на кого, — он говорил совершенно искренне. — Ты ведь расскажешь мне все, правда?
— Возможно… Если ты мне поможешь.
— Все, что угодно, — он клятвенно прижал руки к груди.
— Материал на книгу я тебе обещаю, — с пафосом сказала я, удивляясь лживости и спокойствию своего голоса. Откуда только что берется?..
— Они были как-то связаны — виолончелист и Дремов? Вместе проворачивали темные делишки в международном масштабе?
Теперь я знала, что делать. Я снова была в своей родной стихии.
Я коснулась губ Сергуни пальцами. Он моментально воспользовался ситуацией и залепил их поцелуями.
— Я же сказала — все объясню чуть позже.
— На кого ты работаешь?
— На себя… — Это было правдой лишь отчасти. Последний раз я работала на себя в возрасте семнадцати лет, когда по доброй воле отдалась Сюлеву Хаасу, своему первому парню и однокласснику. Поздним вечером, на веранде детского сада.
— Не страшно было убивать?
— Как два пальца об асфальт.
Вожделение размазало несчастного Сергуню по дивану с такой силой, что я искренне
После стольких лет плотного контакта с мужиками я знала все их повадки вдоль и поперек, я научилась реагировать на каждое их движение, даже непроизвольное. Вот и теперь — я знала, что произойдет: либо Сергуня полезет ко мне целоваться, либо (если ситуация уже вышла из-под контроля) — отправится в ванную: утихомирить член и слить в раковину ополоумевшую сперму.
— Извини, мне нужно выйти, — тяжело дыша, пробормотал Сергуня. — Я быстро…
Мы перепились как последние свиньи. Сергуня еще несколько раз надолго зависал в ванной, мешал текилу с виски, а виски с водкой. Заплетающимся языком он пытался расспрашивать меня о том, что чувствует человек, когда убивает другого человека, и правда и, что в этот момент он переживает нечто вроде сексуального возбуждения. Я многозначительно мычала и откликалась единственно на вопросы о сексуальном возбуждении. Только об этом я имела хоть какое-то представление.
Потом он перекинулся на факты, снова совал мне диктофон под нос и требовал, чтобы я изобличила русско-эстонскую шайку в:
1. Торговле наркотиками;
2. Торговле антиквариатом;
3. Торговле старинными музыкальными инструментами;
4. Торговле живым товаром;
5. Торговле экзотическими животными;
6. Торговле ядерными технологиями;
7. Торговле ноу-хау в области компьютерного обеспечения.
Я периодически гладила его по голове и мягко увещевала:
— Определись, милый, что именно ты хочешь от меня услышать? И что пикантнее с точки зрения вашего издания?..
Сергуня разразился речью о читательских предпочтениях и весьма авторитетно заявил мне, что респектабельные экономические преступления волнуют людей гораздо меньше, чем кровавые убийства с использованием ножей, топоров, бензопил и автогенов. По ее окончании пламенный трибун рухнул под козлы и благополучно отрубился.
Я вышла на кухню, задала корму всеми забытому и преданному любимым хозяином Идисюда, положила перед собой сумку и выключила свет.
Сверкающий огнями ночной порт был еще более величественен, чем днем. Я с трудом заставила себя не глазеть на мерцающие светляки портовых кранов и сделала то, что хотела сделать весь день.
Я вытащила нож. Я снова взяла его в руки.
И снова почувствовала ту необъяснимую власть, которую имеют над людьми некоторые старинные предметы. А в том, что нож был старинным, у меня почти не оставалось сомнений. В каждой грани его клинка, в каждой грани его алмаза (о, если бы только это действительно был алмаз!) чувствовался бесстыжий, ничем не прикрытый намек на вечность. Ни один нормальный человек по доброй воле не расстался бы с этим ножом, он не оставил бы его даже на собственной кухне, среди погнутых вилок, — не говоря уже о теле другого человека.