Ритуал последней брачной ночи
Шрифт:
Итак, водопроводчики, слесари, почтальоны и официанты. Отлично.
Но в этой схеме, поначалу показавшейся мне безупречной, что-то сбоило. И этим «что-то» был распроклятый нож. После того, что я пережила полчаса назад, едва не отправив на тот свет доверчивого Сергуню, после всего этого кошмара я готова была поверить, что не нож был орудием убийства.
Орудием убийства вполне мог быть человек.
А Нож только направлял его. Нож становился самостоятельным игроком. Его мог взять кто угодно — из простого любопытства — и совершить то, что
Все это мне не нравилось. Очень не нравилось.
И я решила вернуться к безопасной версии с официантом. Здесь все было просто. Кто-то хотел убить Олева — и убил. Один ли, с сообщниками — большого значения не имеет. Главным является то, что убийца был связан с гостиницей, он находился внутри. Я снова вспомнила официанта; убийство — не его жанр. Кража из буфета булочек с вареньем — это да. Но все остальное… Нужно расспросить у Синенко о гостиничных постояльцах, быть может, здесь меня ожидает что-то любопытное…
Я налила себе виски, чокнулась с бутылкой и шепотом произнесла: «Разузнать у Сергуни подробности о проживающих в гостинице».
Покончив с логовом на Крестовском, я перешла к убийству Стаса. И чем больше я о нем думала, тем более нелепым оно мне казалось. Ну, не то чтобы совсем нелепым, — я просто искала связь со смертью Олева Киви. Искала — и не находила. А ведь они стояли слишком близко, оба эти убийства, — слишком близко для того, чтобы не попытаться их связать. Стасевичу почему-то до зарезу понадобился виолончелист, и по странному стечению обстоятельств виолончелиста убивают. А может, он понадобился не Стасу, а кому-то другому? Тому, кто использовал Стаса, указал, как подобраться к Киви, вручил ему перстень и фотографию…
Господи, что дурного я сделала, чтобы заслужить это?!
Лучше бы я лежала где-нибудь в тихой заводи, раздвинув ноги, как лягушка, господи…
Или ты решил отвратить меня от публично осуждаемых занятий таким варварским способом? Если да, то у тебя получилось. Ты преуспел, поздравляю…
И старуху-домработницу ты подсунул мне вовремя, и консьержка баба Люба оказалась на своем боевом посту в масть. Она отметила время моего визита и с радостью об этом донесла. Вот только лифт, которого я так и не дождалась…
Я хлопнула еще — на этот раз текилы — и принялась будить Сергуню. Мои старания увенчались успехом только через двадцать минут. Несколько мгновений он смотрел на меня бессмысленными глазами, потом пришла радость узнавания.
— Ты здесь, — утробным голосом произнес он и коснулся пальцами моей щеки.
— А где же мне еще быть?
— Голова раскалывается…
Плеснув в стопку текилы, отдающей банальным деревенским самогоном, я почти насильно влила ее в глотку Сергуни. Ему сразу же полегчало.
— Какая ты красивая… Можно я тебя поцелую? Целовать убийцу — в этом есть свой шарм, не говоря уже о том, что описание этого поцелуя займет
— В обмен на информацию, — тут же начала торг я.
— Какую?
— Мне нужно знать, кто еще, кроме Олева, проживал в гостинице.
— Зачем?
— Пока ты спал, я кое-что проанализировала…
До сих пор я анализировала только состояние своего здоровья, раз в полгода проверяясь на СПИД. Но само слово «проанализировала» сразу же возвысило меня в собственных глазах. И в глазах Сергуни тоже. Он напрягся и сделал стойку «верный спаниель».
— Я кое-что проанализировала, — с апломбом продолжила я. — И пришла к одному неутешительному выводу. Возможно, я убрала не того человека.
Эта реплика произвела на Сергуню магическое действие. То, что он испытывал ко мне сейчас, легко подпадало под категорию «роковое влечение».
— Ты уверена? — Мысленно он уже снял с меня все тряпки и добрался до кожи.
— Все может быть. Так ты достанешь мне список постояльцев?
— Попробую.
— Как можно скорее. Завтра. То есть сегодня…
— Попробую сегодня. Что-нибудь еще?
— Да. Ты говорил, что консьержка на Суворовском запомнила время моего визита… А что, кроме меня, никто больше не появлялся?
— В это время — нет. Кроме домработницы Дремова, естественно.
Интересное кино. В течение как минимум получаса я была единственной посетительницей. А что тогда делать с работающим лифтом? Кто-то же в нем спускался? Или жильцы дома уже вне подозрений?
Жильцы дома. Бесперспективно. Соседи, в закрытых кондоминиумах не станут резать друг друга, как кур. А посторонний мог уйти и по крыше. И через мансардное окно.
Я прикрыла глаза и попыталась восстановить свою вахту у мансардных окон. Пальма, попугай Старый Тоомас, мертвый Стас, лежащий на кровати… Мансардные окна были закрыты изнутри. Теперь я вспомнила это. Мансардные окна были закрыты, а у Стаса был кондиционер.
Оставалась крыша.
Но крышей убийца мог воспользоваться только в том случае, если знал, где лежит ключ от чердака. Не думаю, чтобы Стас посвятил его в это за несколько минут до смерти. Следовательно, если не произошло ничего сверхъестественного, он покинул квартиру через дверь. И растворился где-то между этажами…
— Может быть, старуха-консьержка просто не сочла нужным сообщать о выходивших жильцах? Может, она просто забыла об этом?
— Такие старухи никогда и ничего не забывают, — сказал Сергуня. — А ты что, пытаешься скроить себе алиби?
— Я пытаюсь понять, кому еще понадобился Стас. Кроме меня.
— За ним шла охота? — с почтением спросил Сергуня.
— Скажем, им интересовались.
Я надолго замолчала. Древнейшая профессия научила меня угадывать желания клиента. Вот и сейчас я продолжаю жить по ее принципам. Я говорю репортеру то, что он хочет услышать. Главное — не перегнуть палку и не взять на себя еще несколько преступлений, включая убийство Джона Леннона и Индиры Ганди.