Ритуал возмездия

Тамоников Александр

Эстонец посмотрел на часы: 23-40.

— Так, господа, обсудим план действий конкретно в доме. Георг и ты, Василь, берете пистолеты «ТТ» с глушителями и саперные лопатки. Ровно в полночь спускаетесь в детскую. Работаете быстро. Шестерых сразу мочите из стволов, двоих рубите лопатами. Ну, а я займусь Ахмедом и его женами. В 0-30 все должно быть кончено! И больше крови, больше жестокости. Это любят журналисты. Фотографии этого растерзанного русскими солдатами селения обойдут весь мир! Будете где-нибудь в обществе ахающих проституток, на море, рассматривать плоды трудов своих.

Часы

на руке Герхарда пропищали полночь. 0 часов! Начали!

Ломидзе и Таравка вытащили «ТТ», привели их в боевую готовность, загнав патрон в патронник и укрепив на стволах глушители. Взяли саперные лопатки, стоявшие у стены, пошли на выход, освещая себе путь фонарями.

За время пребывания в доме они хорошо узнали его внутреннее расположение, поэтому двигались уверенно и бесшумно.

Вот и детская комната!

Наемники открыли двери, вошли в небольшую комнату.

На полу в ряд спали дети. Но их почему-то оказалось семеро. Георг с Таравкой переглянулись. Последний пожал плечами. Ломидзе пальцем указал на детей, выделив крайних: мальчика лет четырех и девочку года на три постарше.

Таравка кивнул головой, что понял.

Бандиты сняли пистолеты с предохранителей. Прицелившись, каждый выстрелил по пять раз в головы спящих детей, разбивая их мощными пулями «ТТ». Отстреляв, разошлись в стороны, к тем детям, что спали с краю. В ход пошли саперные лопатки. Отрубив изуродованные головки, забрызгав кровью и серой жидкостью постель, ставшую общим саваном для ни в чем не повинных детей, протерли ручки орудий смерти, бросили лопатки на убитые крохотные тела.

С «ТТ» сняли глушители. Закрыв за собой двери, пошли в женскую половину дома. Возможно, Герхарду там понадобится помощь.

Но эстонец в помощи не нуждался.

Держа в одной руке нож, в другой пистолет, он первым делом зашел в спальню к Ахмеду, который после любовных утех с третьей, самой пока желанной женой спокойно спал. Рядом голой лежала молодая женщина.

Герхард на минуту остановил свой взгляд на точеной фигурке шестнадцатилетней женщины. Черные волосы длинной прядью спадали с плеч, слегка прикрывая стоящую торчком упругую грудь, ноги были раскинуты в стороны, выставляя напоказ интимное место.

Желание поднялось в Герхарде, он пересилил его, дважды выстрелив в женщину: первым выстрелом прямо туда, между ног, вторым в сосок такой привлекательной левой груди.

Ахмед спал чутко. От хлопков выстрелов он проснулся, и… увидел стоящего с оружием Герхарда.

— Господин Милле…

Эстонец молча стоял, перебросив в руках пистолет с ножом, теперь в правой руке он держал широкий, острый тесак и смотрел на чеченца.

Тот приподнялся, повернул голову в сторону жены. Открыл рот в немом крике, да так и не успел его закрыть.

Милле сделал шаг к хозяину дома, наотмашь полоснул ножом по шее. Из широко раскрывшейся раны полным ручьем хлынула кровь.

Командир наемников напоследок выстрелил в голову голой женщины, сплюнул на залитую кровью постель, не стал смотреть на предсмертные судороги Велиева, вышел из комнаты, пошел по коридору. Встретил подельников. От неожиданности чуть было не разрядил в них остаток обоймы.

Молча покрутил концом глушителя у виска, показал им, чтобы убирались, пошел дальше.

Комната средней жены.

Она спала, закутавшись в одеяло и забившись в дальний угол комнаты.

Герхард подошел к ней, пнул ногой.

Женщина мгновенно перевернулась на спину, будто и не спала. Ахмеда ждала, что ли?

Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела наведенный на нее зрачок глушителя. Крикнуть средняя жена тоже не успела.

Из зрачка вырвалось пламя, и голова взорвалась на тысячу мелких осколков, навсегда гася сознание бедной женщины.

Герхард выстрелил еще раз. Прямо в лоб. Повернулся, так же бесшумно вышел и из этой комнаты. Оставалось навестить комнату старшей жены Ахмеда, Лили.

И она не спала. Чего никак не ожидал убийца.

А дело было в том, что дочь Лили заболела и сейчас металась в жару, а мать, забрав ее из детской, сидела рядом, постоянно меняя холодный компресс на лбу одиннадцатилетней девочки.

Когда Герхард открыл дверь, женщина, не обернувшись, спросила:

— Ахмед, ты пришел? Я ждала тебя! Надо бы фельдшера вызвать, Айне все хуже и хуже. Хотя бы температуру сбить.

Кривая ухмылка перекосила физиономию эстонца.

— Фельдшер уже здесь, дорогая! И он сейчас вылечит вас обеих. Болезнь отступит, будь уверена, Лиля!

Услышав голос, не принадлежавший мужу, женщина резко обернулась, но нож по ручку вошел в ее грудь. Лиля захрипела, схватилась за рукоятку тесака, но вытащить его не смогла. Смерть уже цепко ухватила ее в свои холодные объятия. Нож выдернул Герхард, ногой оттолкнув в сторону умирающую жену хозяина дома, который приютил его. Не обращая больше внимания на женщину, убийца склонился над мечущейся в забытьи девочкой.

Она была красива. И вообще все дети Ахмеда были красивы, но эта девочка особенно. А Айне какой-то притягательный шарм придавал больной румянец и мелкие капельки пота, выступившие на лбу. Словно девочка, только что испытав неведомое ранее наслаждение первой близости с мужчиной, закрыла в истоме глаза.

И вновь в наемнике вспыхнуло желание, на этот раз настолько сильное, что он решил не лишать себя удовольствия. Черт с ней, что она больна, не сифилисом же? Айна вообще была еще девочкой. Так перед смертью станет женщиной! Русский пьяный солдат обязательно изнасиловал бы чеченку, пусть так потом думают те, кто будет лицезреть последствия этого кровавого шабаша. И Герхард решился.

Обойдя затихшую, окровавленную мать, он закрыл на щеколду дверь, быстро разделся, взял в руку нож. Подошел к Айне, клинком сбросил с нее мокрую простыню. Она лежала совершенно голой, как и младшая жена отца, и тело ее было покрыто холодными капельками пота. Герхард резко развернул девочку на живот. Грубо вошел в нее. Она застонала, и это еще больше возбудило насильника, который почувствовал, как лишил девочку девственности. Чувствуя приближение оргазма, Герхард схватил Айну за волосы, подняв голову. Удар наслаждения совпал с ударом ножа по туго натянутой коже горла хрипевший от боли девочки, ставшей женщиной одновременно со смертью.