РО (о загадочной судьбе Роберта Бартини)
Шрифт:
«…Привидения — это, так сказать, клочки и отрывки других миров, их начало, — рассуждает Свидригайлов. — Здоровому человеку, разумеется, их незачем видеть, потому что здоровый человек есть наиболее земной человек, а стало быть, должен жить одною здешнею жизнью, для полноты и для порядка. Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше…»
А это — хрестоматийный Достоевский, мимо которого мы проходим в школе: «Преступление и наказание». Мысль малосимпатичного господина Свидригайлова нуждается в расширении — речь идет о любой проблеме, встающей перед человеком: болезнь, житейский тупик, муки творчества…
«Учитесь видеть сны, джентльмены!» — самодовольно наставлял коллег Фридрих Кекуле. Морфей подарил ему формулу бензола.
«Практический интерес», вероятно, представляют только «ближние» миры — и лишь те из них, которые сдвинуты вперед по длине времени относительно нашего мира. Когда необходима «подсказка», мозг сканирует соседние миры-варианты и, найдя подобную ситуацию, включается в наше тамошнее «Я». «Утро вечера мудренее!» — даже если вещий сон не запомнился, суть «подсказки» обязательно всплывет в виде правильного решения.
«Механизм» сновидения — это нечто похожее на телефонный коммутатор. Важно правильно и четко сформулировать вопрос — и лечь спать. Но почему — во сне?.. А почему звезды не видны днем? «Виновато» Солнце и свечение атмосферы. Реалии нашего мира «ослепляют» нас. Спящее сознание — «ночь», когда становятся видны «звезды» — «параллельные» миры. Люди, для которых это необязательно — визионеры. Они выполняют ту же операцию, входя в необходимое состояние во всякое время. «Сломанный коммутатор» — психически больной человек. Идет бессмысленная мешанина «картинок» — бред — или всюду чудятся опасности. Но это опасности иномиров! Или же — раздвоение сознания, когда мозг не в силах «выключиться» из контакта — «эффект доктора Джекила и мистера Хайда». «Имя нам легион, ибо нас много»…
Но вещий сон в чистом виде — явление достаточно редкое. Обычно мы просыпаемся, помня о каком-то коктейле из обрывков разных сюжетов — и при этом отнюдь не чувствуя себя больными. Особенно часто хаотичные сны бывают после напряженной умственной работы. Можно допустить, что в экстремальной обстановке происходит не просто просмотр и отбор подходящих вариантов. Одновременно подключаются десятки индивидуальных сознаний. И не только во сне. Известно, сколь различна у людей реакция на смертельную опасности. Слабый человек мгновенно отключается: обморок — это стремление мозга «сжать» время ожидания неизбежного. Сильный «растягивает» секунды чуть ли не в часы — и спокойно находит выход. Летчик-испытатель Марк Галлай пишет о своих ощущениях в охваченной пламенем машине: «Каждая секунда обрела способность неограниченно — сколько потребуется — расширяться. Кажется ход времени почти остановился!..»
Дисторсия времени. Наука, по сути, подтверждает это — и останавливается за полшага до истины. Вот что пишет известный исследователь «физиологического времени» профессор Н. Моисеева: «Решение принимается за счет одновременного параллельного (а не последовательного, как обычно) рассмотрения вариантов. При этом в сознании фиксируется только тот единственный вариант, который совпал с моделью идеального решения».
Моисеева совершенно справедливо связывает этот процесс с ощущением замедления времени. Разумеется, — с субъективным ощущением… Но это не иллюзия. Трехмерное время действительно меняет свои параметры — в зависимости от того, сколько «параллельных» индивидуумов перед лицом опасности на мгновение образовали «мозговой трест». Грубая модель этого процесса — река. «Трус» — как горный поток в узком ущелье, у него нет других вариантов и он стремительно несется к развязке. «Супермен» словно разливается по равнине иномиров.
— Велосипед изобретаете, уважаемые! Об этом еще Кант говорил — и почти теми же словами!
Ничего не имеем против такой компании. Но, если перевести это в практическую плоскость — становится возможным буквально все! Например, пересмотреть представление о том, что до Нью-Йорка сколько-то там тысяч километров. Окажемся ли мы при этом на Бродвее?
— А вы поспите! — советует Скептик. — Чуть проблема появилась — скорее баиньки! Как двоечник, который сразу в конце задачника норовит ответ посмотреть. Или — в тетрадку к соседу… Предпочитаю по старинке полагать, что мои сны — продукт моего сознания!
Мало найдется людей, способных зримо представить — лицо своей матери, например. Попробуйте сами! Простейшее задание: красный кубик на голубом фоне. Трудно? А ведь в наших снах — полнейший эффект присутствия!
Наука прилагает прямо-таки фантастические усилия, чтобы механизм сновидения свести к жвачке дневных впечатлений. Все мы — ночные Бергманы, Феллини, а иногда прямо Хичкоки! И не только режиссером и сценаристом, но и художником, костюмером, бутафором, гримером, осветителем, пиротехником, звукооператором…
Мании величия можно избежать, допустив реальность того, что мы видим во сне. И — альтернативность истории.
— Ну, хорошо — согласился Скептик. — Не получается — подсмотрим у соседей. А они где берут? Где подсмотреть самое первое — то, чего нет ни у кого? Ведь должно же быть что-нибудь самое первое?!
Нас губит «одна, но пламенная страсть» — к упрощению. Упрощаем до подмены одного другим — и приходим к абсурду. Никто никому ничего не подсказывает! Может ли, допустим, ваше правое полушарие подсмотреть у левого?! Подойдем осторожно к краю бездны и заглянем. Узрим жуть шестимерную: себя — единого и неделимого — во многих мирах. Даже в самых «дальних» — в таких, что и не поймешь ничего, если «забредешь» случайно. Я — нить. Рядом вьются нити моих родных, друзей, коллег, соседей, знакомых, полузнакомых и совсем не знакомых людей. Все это свивается в шнур сверхцивилизации, на который тесно нанизаны прозрачные бусины отдельных миров — они делят единый шнур на маленькие участки. Это — мы…
«Бусинки», «ниточки», «шнурок»… Мы снова прячемся за метафорой. Так астроном чередой нулей откупается от страшной реальности, абстрагируется от бездны — иначе она раздавит слабый разум, как муравья — асфальтовый каток!
…Упавшая книга раскроется на нужной странице, нечаянная встреча подскажет выход, форма облака замкнет цепь догадок, чья-то рука сунет журнал в ваш почтовый ящик… Или — выпадет карта, закрутится биорамка, черный кот дорогу перебежит — да мало ли что еще!.. Нужно только спросить — и быть готовым услышать ответ. Наше единое «Я» решает все проблемы сообща, подключая при необходимости новые и новые «мощности». Это похоже на стрелковый взвод, наступающий цепью. Со временем цепь редеет — число миров, где мы есть, сокращается. Снижается ментальность, скорость реакции, а значит и возможность выживания каждого индивида. Угасание. Старость.
Фронт Разума: отдельные цивилизации гибнут и отступают, устремляются в прорыв или топчутся на месте. Но единый фронт ширится и движется вперед. Дарвиновская теория не может объяснить, как успевает происходить отбор и закрепление полезных признаков — ведь для того, чтобы эволюционно, путем проб и ошибок, «сконструировать» даже вирус, природе нужно времени больше, чем существует сама Вселенная! Все становится на свои места, если допустить мысль об эволюции «по всему фронту», и о совместном использовании наработанных результатов. Нечто похожее уже нашли кибернетики — новейшие суперкомпьютеры класса «Крей» обрабатывают информацию по десяткам параллельных логических цепей.