Роар
Шрифт:
— Во что веришь ты? Какую рамку ты выбираешь для своего мира? Ты вообще во что-то веришь?
— Я верю в выживание, а это значит, что мои рамки гибки и постоянно меняются. Я верю в то, что должен, и делаю то, что обязан.
— И поэтому ты стал охотником?
Вместо ответа, он спросил:
— А ты из-за этого стала охотником?
— Ты не можешь отвечать вопросом на вопрос.
— Кажется, я только что это сделал.
Невыносимый мужчина.
— Ты был так юн, когда познакомился с Дьюком. Ты не боялся?
Краем глаза она заметила, что он стал
— К тому времени, когда Дьюк нашёл меня, у меня не было выбора. Число детей на улицах выросло, и корона посчитала нас помехой. Дети стали пропадать. Некоторых, вероятно, похитили и призвали в армию. Другие были слишком молоды. Были догадки о том, что с ними случилось, и большинство из этих домыслов были ужасными. От Локи я ждал всего что угодно. К тому времени я уже воспринимал смерть как неизбежность, так что если и был способ сделать это за пределами этого жалкого города, то мне этого было достаточно. Но, как это бывает, не боязнь смерти, делает тебя хорошим охотником за бурями.
Она взглянула на него через плечо, не оборачиваясь полностью, но достаточно, чтобы увидеть, как лунный свет отражается от его переносицы и острых углов скул.
— Сколько тебе было лет?
— Я был достаточно взрослым.
И это он считал её обескураживающей.
— Я не единственная, у кого проблемы с доверием. Ты был более честен со мной, когда я была чужаком на рынке, чем сейчас, когда наши жизни зависят друг от друга.
Он сел, отряхнул песок с рук и повернулся к ней лицом. Он сложил ноги, чтобы сидеть, как она, но его высокая мускулистая фигура не стала меньше. Он маячил на краю её поля зрения, и игнорировать его было невозможно.
— Что ты хочешь знать? Спроси, я отвечу на все твои вопросы.
Это была опасная территория. Если она спросит, он может ожидать, что она ответит взаимностью. И были некоторые вещи, которые она не могла ему рассказать, независимо от того, хотела она этого или нет.
— Я не хочу у тебя спрашивать то, что может быть твоим секретом.
— Спрашивай, Роар. Мне нечего скрывать.
Она могла бы расспросить его о детстве, о том, как он рос в Локи, но другие слова слетели с её губ раньше, чем она смогла остановить их.
— Думаешь, я совершила ошибку, придя сюда?
— Ты так думаешь?
— Не отвечай вопросом на вопрос. И дело не во мне. Я хочу знать, что ты думаешь, сожалеешь ли, что взял меня с собой.
Он коснулся её спины, прижав свои длинные пальцы. Внезапно она только форма его руки и давление, которое оказывали его пальцы, стали центром её сосредоточения. Наконец, он сказал:
— Нет, думаю, что ты не совершила ошибку.
— Даже после торнадо? Грозы, и всего остального? Как я могу охотиться на бурю, когда… когда… я даже не знаю, как это назвать! Я не могу доверять даже себе, а значит, не могу доверять никому.
Она была так убеждена, так уверенна, когда уезжала из Павана. Но теперь она не могла рассчитывать только на себя. Её тянуло к Локи, когда этого не должно было быть. Она хотела убежать домой, когда должна была набраться храбрости.
— Ты можешь доверять мне, — сказал он, рукой скользнув вниз по её спине, а затем снова вверх, в движении, которое, вероятно, должно было быть успокаивающим.
Но она чувствовала это слишком сильно, чтобы вызвать что-то, кроме страха и разочарования.
— Нет, Локи. Я не могу.
* * *
Конечно, это был удар. Но, как и любая стена, стена Роар не рухнет без усилий, и Локи был полон решимости увидеть, как это произойдёт.
— Почему же? — спросил он. — Ты думаешь, я хочу причинить тебе вред?
— Нет, я не…
— Неужели ты думаешь, что я осудил бы тебя? Мне всё равно, какой была твоя жизнь раньше, Роар.
Она усмехнулась.
— Именно так бы ты и сделал. Все вы сделали бы.
— В этой команде нет ни одного человека, у которого не было бы прошлого, включая меня. Ты же знаешь, что я был сиротой. Я уже говорил тебе, что моя единственная цель в жизни — выживание. Неужели ты не можешь себе представить, что я совершал в своей жизни поступки, которыми не горжусь? Но я здесь. Я жив. Это больше, чем можно было бы сказать. Что бы ни преследовало тебя… ты сейчас здесь. Вот что имеет значение.
Он потерял контроль над своей рукой, и теперь она скользила вверх и вниз по её спине, снова и снова прослеживая тонкую линию её позвоночника. И с каждым касанием он хотел всё больше, пока его пальцы не скользнули вверх по её шее в водопад тёмных волнистых волос.
Она вздрогнула, и её голос стал мягче, когда она заговорила:
— Если бы дело было только в чувстве вины, я бы тебе сказала. Но всё гораздо сложнее.
— Когда ты в последний раз пыталась впустить в свою жизнь кого-то ещё? Ты вообще когда-нибудь пыталась?
Её спина напряглась под его ласками, и он понял, что теряет её. В её следующих словах было достаточно жара, чтобы обжечься.
— Я пыталась. Не так уж и давно. Я боялась и беспокоилась, и я верила, что кто-то ещё может помочь мне. Что мы могли бы быть партнёрами. Но он оказался лжецом, и хотел он лишь только сломить мою волю, подчинив себе.
Локи не мог сдержать яростного желания защитить её, растущее в нём, и прежде чем понял, что делает, он обхватил её лицо ладонями и повернул к себе.
— Кто он был? Человек с рынка?
— Локи, пожалуйста…
— Если мужчине нужно причинить боль женщине, чтобы чувствовать себя хорошо, он не такой уж и мужчина.
— Всё было не так.
— Тогда как же это было? Скажи только слово, принцесса, и я выслежу его. Это то, чем я занимаюсь, и у меня это очень хорошо получается.
Она побледнела.
— Нет, нет, только не это. Он ранил только мою гордость и моё сердце. Ничего больше.
Он не должен был ревновать, зная, что кто-то разбил ей сердце. Но он ничего не мог поделать с той частью своего существа, которая завидовала мужчине, которому она позволила приблизиться к своему сердцу.