Роберт и Арабелла
Шрифт:
В ее глазах застыло выражение безнадежного вожделения. Она легла рядом с ним, провела рукой по его заросшему светлыми волосами торсу и животу, опустилась ниже, и по его телу пробежала дрожь. Роберт открыл глаза, сияющие от радости и восторга. Их первая после долгого перерыва близость была наполнена взаимной нежностью. Он страдал от невозможности быть с Арабеллой не меньше, чем она сама. Роберт осыпал ее ласками, давая понять, что она не стала ему менее дорогой, несмотря ни на что. Спустя некоторое время он поднялся и подошел к окну. Отодвинув занавеску, он зажмурился от яркого солнечного
– Уже почти полдень.
– Я вновь ожила, – с улыбкой отозвалась Арабелла, лежа на животе и уперев подбородок в кулаки. По всему ее телу разливались нега и блаженство.
Роберт задернул занавеску и обернулся к ней.
– Иди ко мне, – позвала его Арабелла. – У меня такое ощущение, что мы не любили друг друга со времен сотворения мира.
– Позже…
Арабелла села на кровати и забрала волосы в пучок на затылке. В эту минуту она заметила, что Роберт уже одет и готов выйти на улицу. Она вскочила, чтобы удержать его. Ей было страшно расстаться с ним хотя бы ненадолго.
Те слова, которые он сказал ей несколько дней назад, не выходили у нее из головы, и Арабелла постоянно боролась с собой, чтобы снова не завести разговор на эту тему. Каждый раз, когда Роберту надо было пойти куда-нибудь даже в пределах табора, Арабеллу охватывал панический ужас.
– Ты заходишь?
– Конечно. Нам нужна еда. Лошади тоже требуют ухода.
Она посмотрела ему вслед из окна и задернула занавеску. Роберт погладил лошадей, поговорил с ними, почесал за ухом Калифа и пошел прочь, даже не оглянувшись. Арабелла испытывала прилив сил. Она вдруг поняла, что проголодалась, но нашла только апельсин и кусочек сыра. После скудной трапезы она приняла ванну, накрасилась, оделась и перестелила постель – единственное, на что была способна.
Вернувшись, Роберт застал ее сидящей у стола с лютней в руках. Арабелла пела песню, которую слышала от трубадура в тронном зале королевского замка. В ней говорилось о любви и самоотречении, которое раньше представлялось Арабелле непонятным и смешным. Самоотречение в любом его проявлении плохо сочеталось с жизненной философией прежней Арабеллы.
Она всю жизнь верила, но не принимала свою веру всерьез. И вот настало время, когда вера приобрела для нее совершенно иной смысл.
Арабелла встретила входившего Роберта радостной улыбкой и поднялась, чтобы забрать у него одну из котомок с провизией, которую ему удалось раздобыть у крестьян.
Пока Роберт мылся и приводил себя в порядок, она разобрала котомки. Их ждала роскошная трапеза, совсем непохожая на ту, к которой они привыкли в таборе. Вместо незатейливого жаркого из баранины или телятины на столе появились кушанья, приготовленные умелыми руками крестьянки, – цыплята, зажаренные на открытом огне в виноградных листьях, свежайший козий сыр, а также виноград, апельсины и лимоны. Здесь же она нашла ржаной хлеб и толстый ломоть ветчины. В предвкушении пиршества она довольно потерла руки.
Роберт смотрел на нее, растираясь полотенцем. В его взгляде было столько нежности, что Арабелла не удержалась и медленно подошла к нему.
– Ты что-нибудь узнал? – осведомилась она с опаской, поскольку последние новости поубавили у нее оптимизма.
– Ничего.
Арабелла опустилась на колени и запустила руку ему в штаны.
– Позволь мне… только один раз.
– Позже, – ответил он, помогая ей подняться.
Арабелла подумала, что ждать придется недолго, но после обеда Роберт встал из-за стола, сказав, что уже полдень и ему пора заниматься хозяйственными делами: накормить животных и принести воды.
Арабелла загрустила, оставшись одна. Как жаль, что она не может склонить Роберта к близости! Но рано или поздно он сам пойдет на это, потому что нуждается, в ней не меньше, чем она в нем.
Однако вскоре ее постигло разочарование: Роберт владел собой гораздо лучше, нежели она предполагала. После полудня он вернулся и лег спать, потому что ночью им предстоял долгий путь. Он проспал пять часов, а поднявшись, сказал:
– Уже поздно, совсем стемнело. Пора в дорогу.
– Ты сказал «позже»! – воскликнула она в отчаянии. – Что ты имел в виду?
– Завтра… если мы будем в безопасности.
– В безопасности?! – Она пришла в ярость и порадовалась тому, что в кибитке темно и Роберт не может видеть ее лица. К тому времени, когда он зажег свечу, она уже успокоилась. – Ты делаешь все, чтобы защитить меня, – сказала она печально, целуя его руку. – Но мне это не нужно. Мне гораздо важнее, чтобы мы были вместе.
Роберт оставался неумолим. Он нежно поцеловал ее в губы, оделся и вышел. Арабелла не знала, чем себя занять, и вскоре уснула. Через несколько часов она проснулась оттого, что кибитка остановилась. Протянув руку в темноте, она обнаружила, что Роберт спит рядом. Она поцеловала его и заснула снова.
Ее очередное пробуждение также было связано с разочарованием: Роберт ушел, Сарацина вблизи не оказалось, а Калиф нес караул у двери.
Когда Роберт возвратился, он застал Арабеллу сидевшей в лохани. Ее волосы поддерживали китайские шпильки, украшенные драгоценными камнями. Она сидела в горячей воде, закрыв от наслаждения глаза, и, судя по всему, довольно долго, хотя постель была аккуратно застелена, а стол накрыт.
Арабелла взглянула на него, и в ее глазах отразился немой вопрос. Роберт кивнул в ответ, быстро скинул рубашку и штаны, отбросил в сторону сандалии и сел в лохань лицом к ней. Он раздвинул ей ноги и просунул ее колени себе под мышки. Он медленно вошел в Арабеллу, не свода с нее глаз.
Улыбка сбежала с ее лица, глаза стали серьезными, в них промелькнули тревога и напряженное ожидание. Она сомневалась в том, что полностью поправилась после аборта.
Роберт отдался древнему любовному танцу, и она изогнулась всем телом, стараясь принять его как можно глубже. Но он чуть отстранился, не допуская этого. Арабелла задохнулась от наслаждения, которое давно не испытывала. Наконец Роберт вошел в нее глубоко и тут же извергся.
Они оставались в неподвижности довольно долго. Затем Роберт поднялся и помог встать ей. Они молча переглянулись, радуясь, что им снова дано пережить те ощущения, от которых пришлось так надолго отказаться. Арабелла верила, что отныне с воздержанием покончено.