Роберт
Шрифт:
Но в потоке этих мыслей мисс Джилди понимала, что была одна истинная причина, по которой она не хотела появляться в учительской в эту последнюю неделю полугодия. Ей не принесли подарков, ни одного. Прежде трофеи от каждого ее класса вздымались высокими пирамидами у стены. Коробки раскрошившегося печенья, неуклюже обернутые банки варенья, шарфы, косынки, бесчисленные коробочки с носовыми платками были знаками торжества каждого учителя. И мисс Джилди, все годы в районной школе номер три смущенно гордившаяся тем, что ее пирамида
Однако когда она отпустила класс после занятий, завороженность прошла. Она заметила, что всего несколько учеников всё еще слонялись в коридоре у дверей, но Роберт оставался на месте. Когда она собирала вещи, он подошел к ней с коробкой в протянутой руке. Судя по форме, это была коробка конфет, и судя по обертке - дорогих. Машинально она протянула руку, но задержала ее на полпути. "Он никогда загладит свою вину за то, что он мне причинил, - разгневанно сказала она себе.
– И я не позволю ему".
– Да, Роберт?
– холодно сказала она.
– Это подарок вам, - сказал Роберт, разворачивая обертку под гипнотизирующим взглядом мисс Джилди.
Он аккуратно сложил бумагу на столе и поднял крышку коробки, открыв шоколадные конфеты в ней.
– Мама сказала, что это самая большая коробка, которая у них была, - с грустью сказал Роберт - Разве вы совсем их не хотите?
Мисс Джилди охватила невольная слабость.
– Ты думал, что после всего того, что случилось, я их возьму?
– спросила она.
Роберт немного подумал.
– Ну, хорошо, - сказал он, наконец.
– Если хотите, мисс Джилди, я сейчас съем одну конфету у вас на глазах.
Мисс Джилди отпрянула, будто услышав донесшееся из неведомой дали предупреждение: "Не позволяйте ему сказать ни слова больше, - возопил в ней внутренний голос, - он просто разыгрывает вас. Это одна из его ужасных штучек", и тогда она ответила мальчику:
– Почему бы это я вдруг захотела, чтобы ты съел конфету?
– Тогда бы вы увидели, что они не отравлены и не испорчены. Тогда вы, правда, поверили бы мне.
Она была готова к этому. Еще до того, как он произнес эти слова, она ощутила, что ее тело напрягается всё сильнее, предугадывая то, что, она знала, сейчас произойдет. Сам звук произнесенных слов спустил в ней перенапряженную пружину.
– Ты маленькое чудовище!
– прорыдала она и ударила наотмашь по протянутой ей коробке, отлетевшей до дальней стены, а шоколадки каскадом рассыпались по всему классу.
– Как ты смеешь!
– закричала она.
– Как ты посмел!
Ее костлявые кулачки заколотили по плечам и спине Роберта, пытавшегося увернуться.
Он полуобернулся в проходе, поскользнулся о шоколадку и упал на колени, но прежде, чем он успел подняться, мисс Джилди вновь набросилась на него, а ее кулачки молотили по нему,
– Мисс Джилди!
Она поняла, что это был голос директора, и очевидно руки мистера Харкнесса оттащили ее так грубо, что она едва устояла на ногах, ухватившись за парту. Она стояла, обмякнув, ощущая бешеный стук сердца и тошнотворное кружение в себе стыда и страдания, стараясь вновь обрести черты расплывшегося в глазах класса.
Стайка любопытных мордашек собралась у открытых дверей. Видимо, они и позвали мистера Харкнесса, а теперь он сам выслушивал Роберта, который то что-то говорил, то ревел, и во всём был полный беспорядок. Да, мелькнула в затуманенной голове мисс Дейзи смутная мысль, это, должно быть, пятна от шоколада. Пятна шоколада повсюду в ее любимом чистом классе. Потом Роберт ушел, лица у двери тоже пропали, и дверь за ними закрылась. Остался только мистер Харкнесс, и мисс Джилди видела, как он снял свои очки, тщательно протер их, потом удалил на расстояние вытянутой руки и внимательно осмотрел перед тем, как опять водрузить на нос.
– Ну, мисс Джилди, - сказал он, будто обращаясь скорее к очкам, а не к ней, - это уже дело серьезное.
Мисс Джилди кивнула.
– Меня тошнит, - сказал он спокойно, - буквально тошнит от мысли, что кто-то в школе, в которой я пытался внедрить подобающие педагогические методы, применяет физические наказания.
– Это совсем не так, мистер Харкнесс, - возразила мисс Джилди нетвердым голосом.
– Да, я ударила мальчика и знаю, что поступила неправильно, но это был первый раз в моей жизни, когда я подняла, я даже пальца не подняла на ученика. И если бы вы поняли мои чувства...
– Да, - сказал мистер Харкнесс, - именно это мисс Джилди, я хотел бы понять.
Он кивком показал ей на кресло, и она бессильно присела.
– Теперь, пожалуйста, объясните мне всё с самого начала, как вам это представляется.
Это было сложно и еще труднее от того, что мистер Харкнесс стал лицом к окну. Вынужденная обращаться к его спине, мисс Джилди ощутила себя говорящей в пустоту, но она, насколько была в силах, овладела фактами, изложила их, не сдерживая чувств, и откинулась в кресле, совершенно изнуренная.
Мистер Харкнесс долго молчал, а потом медленно повернул к ней лицо.
– Я не практикующий психиатр, - сказал он, наконец, - хотя как работник просвещения я весьма интересовался этой областью. Но я не думаю, что нужен большой опыт, чтобы определить столь ясный и очевидный случай, свидетелем которого я здесь стал. И, - добавил он сочувственно, - столь трагический.
– Но ведь может быть, что Роберт просто...
– Сейчас я говорю не о Роберте, - спокойно и рассудительно сказал мистер Харкнесс.