Роберто Баджо. Маэстро итальянского футбола
Шрифт:
– Правда, что ты так нервничал, что звонил своему другу Джанмикеле в три часа ночи? Что думал, будто весь мир настроен против тебя?
– Правда. Слишком много ответственности. В конце концов, черт возьми, это был «мой» чемпионат, он проникал в меня, а я не мог заставить его течь в нужном направлении, найти верное русло. Если бы не моя вера в гохондзон [5] , все могло бы закончиться настоящим кошмаром. Я молился, очень много молился. Чем труднее мне было, тем чаще я уединялся, часто читал Даймоку и в полной тишине старался найти в себе необходимые жизненные силы.
5
Гохондзон –
– И вот – одна восьмая финала, Нигерия.
– И там то же самое – начать хуже мы просто не могли. Сразу преимущество на их стороне в один гол. Нигерия была очень сильной, и не только физически. Не просто так она победила Аргентину. Критики ее недооценивали. И мы действительно большую часть матча играли плохо.
– В том числе и ты. Когда Сакки выпустил Дзолу, которого потом истерично удалил арбитр Брицио Картер, многие думали, что поле покинешь и ты.
– Я не чувствовал себя спокойным, на меня давил весь мир, и я был не в своей тарелке. Но, судя по тому, как все развивалось дальше, думаю, Сакки правильно оставил меня на поле.
– Конечно. За минуту до конца ты сравнял счет. И начался совсем другой чемпионат – и для тебя, и для Италии.
– Да, тут все изменилось. Я получил пас от Мусси, пробил с правой, и мяч полетел, задев ногу защитника, точно под правую от вратаря штангу. Неберущийся удар.
– Повезло, посчитали многие.
– Когда забиваешь на девяностой минуте, всегда есть доля везения, но я хотел направить мяч именно туда. И потом… наверное, в этом вдохновении было нечто особенное.
– В каком смысле «особенное»?
– В том смысле, что, наверное, в тот раз мой Учитель помог мне гораздо больше, чем обычно. Может быть, мне помогла моя вера, мое доверие к себе самому, мое умиротворение в душе. Несмотря на все бури того чемпионата, оно сохранялось во мне.
– В тебе что-то изменилось?
– Я больше не чувствовал тревоги. Я играл с легкостью, у меня все получалось естественно. Да, я снова почувствовал себя освободившимся. Это могло быть – должно было быть – основным.
– Так и произошло. Решающий гол в ворота Испании, дубль в матче с Болгарией. В первом тайме того полуфинала, может быть, мы видели лучшего Баджо.
– Я помню тот гол в четвертьфинале под занавес матча, помню, как обнимался с Беппе Синьори после финального свистка. Полуфинал сразу пошел как по маслу, но я до сих пор вспоминаю о нем с сожалением.
– Почему?
– Мы были уставшими, играли при адских температурах, некоторым из нас нужно было передохнуть. И мне в том числе. В первом тайме было три стопроцентных момента для того, чтобы сделать счет 3:0. Тогда бы борьба закончилась и в перерыве можно было бы сделать замены. Мне тоже хотелось отдохнуть. Но вместо этого – 1:2 и пришлось выкладываться до самого конца.
– Кстати, в том матче ты травмировался. И твое присутствие в финале до самого конца было под вопросом.
– Ничего серьезного, это было просто мышечное перенапряжение, но оно мне мешало в подготовке к финалу с Бразилией. Для остальных это несерьезная травма, но мне с моей «хрупкой» фактурой это было тяжело. Но я хотел играть любой ценой, для меня не было ничего важнее этого финала.
Я ИГРАЛ БЫ, ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ МНЕ ОТРУБИЛИ НОГУ, ФИНАЛ ЧЕМПИОНАТА МИРА – НЕЧТО ТАКОЕ, ЧТО ИМЕЕТ
– Твое настроение понятно, но ты не думаешь, что, играя в этом матче, ты в определенном смысле поставил Италию в тяжелое положение? Ты был не в лучшей форме, Дзола вернулся после дисквалификации. Кто-то считает, что именно из-за твоего присутствия сборная была вынуждена играть вдесятером.
– Извини, давай по порядку. Я нормально себя чувствовал перед матчем, иначе я не вышел бы на поле. Я тренировался все утро перед игрой. Я провел самую настоящую тренировку в гостинице, в зале, который обычно используют для свадебных банкетов. На мне были кроссовки, и я бил в стену до полного изнеможения. Мышцы реагировали, ноги были свободны, я не чувствовал боли. Уверяю тебя, я спокойно мог с этим справиться.
– Кто видел тебя в этом матче, не вполне с тобой согласны.
– В полуфинале мы играли на сорокаградусной жаре при стопроцентной влажности – это очень тяжело. Через три дня я играл – и бегал – сто двадцать минут. Если бы это было что-то серьезное, то в таком климате, в жаре, с джетлагом, да еще и с нервным напряжением, если бы я при всем при этом не был в нормальном состоянии, я бы, наверное, там просто умер. Имей в виду, что мы еще были выжаты шестичасовым перелетом до Калифорнии, а бразильцы сразу были на месте, и, конечно, это стало их большим преимуществом. Кроме того, они шли до финала не таким трудным путем. Если бы я не был в форме, я бы просто столько не выдержал. Италия не играла вдесятером. Да, возможно, вначале я был чуть скован, подсознательно боялся что-то повредить, но потом я полностью расслабился.
– Прости, но, по-моему, ты провел не выдающийся матч.
– Конечно, не выдающийся, как и вся команда. Мы были вымотаны.
– Какую роль сыграл в твоем выходе Сакки?
– Он отдал это решение на откуп мне. Он спросил меня перед игрой, как я себя чувствую, я ответил, что хорошо, и он включил меня в состав. Ответственность полностью на мне.
– Икеда оказался прав: исход чемпионата решился в последнюю секунду.
– Бывает такое, что ты хочешь сделать одно, а получается совсем другое. Мы проседали физически, были менее напористы, чем соперник, по тем причинам, которые я назвал. Я не преувеличиваю, но в своей карьере я редко ошибался в пенальти. И даже когда мне не удавалось забить, это было из-за того, что мяч брал вратарь, а не из-за того, что я бил выше ворот. Это чтобы тебе было понятно: случившееся в Пасадене не имеет простого объяснения. Когда я шел к 11-метровой отметке, я был относительно спокоен – насколько это вообще возможно в такие мгновения. Я помнил, что Таффарел всегда прыгает, я хорошо его знал, поэтому решил пробить по центру, на середину высоты ворот, или примерно на полметра выше, чтобы Таффарел не смог отбить мяч ногой. Это был правильный выбор, потому что Таффарел бросился влево, и там, куда я намеревался послать мяч, он бы его ни за что не взял. Но, к сожалению, я не знаю, каким образом мяч взлетел метра на три над перекладиной.
– Бразильцы сказали, что твой мяч поднял Сенна с небес.
– Как знать. Это романтическое объяснение совершенно необъяснимого с технической точки зрения – причиной могла быть разве только моя усталость.
– Ты чувствовал, что забьешь этот пенальти?
– Я был основным пенальтистом, и не было причины, по которой я мог бы его не забить. Я никогда не убегал от ответственности. Как я уже много раз тебе говорил, в пенальти ошибаются только те, кто имеет мужество их бить. А в этот раз я промахнулся. Точка.