Робеспьер
Шрифт:
Элизабета. Ах, значит ты не любишь меня! Ты должен любить меня больше всего на свете. А больше, чем себя, — этого мало.
Леба (улыбаясь). Мало?
Элизабета (обнимая его). Нет, много. Ты для меня все... Ну зачем только родина отнимает у меня любимого?.. Ненавижу ее!
Леба. Нет, дружок, люби ее всем сердцем, если любишь меня. Ведь родина — это я, это ты, это все, что мы любим, о чем мечтаем, все,
Элизабета. Наш дорогой малыш! О да, защищай его, я тоже буду его защищать.
Появляется Сен-Жюст. Подходит сзади и кладет руку на плечо Леба.
Сен-Жюст. Привет, друг!
Леба. Сен-Жюст! Тебя тоже тюрьма не приняла?
Сен-Жюст. Да! Судьба торопит нас. Мы не сумели управлять ею. Что ж, она поведет нас за собой.
Леба. Куда же?
Сен-Жюст. Если отдаешь себя в руки судьбы, все уже наполовину потеряно.
Леба. А быть может, мы одолеем судьбу?
На башенных часах бьет одиннадцать.
Сен-Жюст. Мы узнаем об этом еще до наступления полуночи. Прощайте, Анриетта. Не жалейте ни о чем. Вы видите, нам было отпущено слишком мало времени. Я не мог дать вам счастья.
Анриетта. Я и не хочу счастья. Я хочу разделить вашу судьбу, какова бы она ни была, — и здесь и в вечности. В этом вы не можете мне отказать.
Сен-Жюст. Ну что ж, пусть будет так. Вы достойный друг. И простите меня — ведь я хотел уберечь вас от своей злосчастной судьбы. (Долго глядит ей в глаза, потом порывисто целует в губы и быстро уходит.)
Леба, вырвавшись из объятий Элизабеты, следует за Сен-Жюстом. Оба в одно мгновение исчезают в толпе. Женщины остаются одни. Анриетта стоит, безвольно опустив руки, вся трепещущая, прерывисто дыша, с блуждающим взглядом. Элизабета дотрагивается до ее плеча.
Элизабета. Анриетта!.. Милая, приди в себя! Пойдем домой! Теперь уже я поведу тебя. (Насильно уводит ее в сторону набережной.)
Анриетта все еще не может произнести ни слова. В толпе начинается ропот.
Толпа. Какого черта мы толчемся здесь, на площади?
— Ну как? Выступаем? Или ночевать здесь будем?
— Еще нет приказа.
— Куда это запропастился Кофиналь с нашим пьянчугой?
— Они пошли в Ратушу. Бросили нас здесь — поступайте, мол, как знаете!
— Неужто нам всю ночь здесь торчать?
— Секции Мюзеум давно уже был дан приказ разойтись по домам. Коммуна, правда, запретила им это, но они, один за другим, давай удирать с площади! Я сам видел.
— Я бы тоже дал тягу, кабы только Симон отвернулся. (Пытается улизнуть.)
Симон
Секционер. Помочиться.
Симон. Помочишься тут, в строю.
Секционер. Совестно.
Симон. Ну, секцию Пик этим не испугаешь.
Секционер. Слушай, Симон! Чего ради мы торчим на площади? Делать нам здесь нечего. Только стоим зря. Уж лучше бы подождать в кабачке на углу, если что случится — прибежим. У меня в глотке пересохло.
Симон. Ступай к фонтану. Испей водицы, как Анрио.
Секционер (с презрением). Не мужское это дело. Для нас вода не подходит.
Симон. А для кого же она подходит?
Секционер. Для скотины.
В глубине сцены толпа начинает волноваться и шуметь. Слышны возгласы и угрозы.
Симон (оборачивается, стараясь разглядеть, в чем дело). Что там случилось?
Голос. Робеспьер идет!
Второй голос. Давно пора! Решился-таки наконец!
Симон. Что они там кричат? (Забыв о своем приказе, расталкивает толпу и бросается вперед, чтобы увидеть Робеспьера. Отсутствует всего несколько секунд.)
Семпроний. Живее, не зевай! Вы как хотите, а я удеру... Довольно с меня! Жена ждет, бегу домой... (Убегает.)
Сципион. А я пойду промочить горло. (Убегает.)
Эпаминонд. Погоди, и я с тобой. (Хочет убежать.)
Симон возвращается и сразу замечает исчезновение секционеров.
Симон. Кто улизнул? Семпроний... Сципион... Вот скоты! Отвернуться нельзя... Стой, ты куда! Эпаминонд, вернись-ка в строй! Неужто вам не стыдно?
Слышны невнятные крики.
Секционер. Что это они орут?
Симон. Ну и люди! Подлое отродье! Родились на свет рабами, рабами и умрут. Не стоит и освобождать их.
Секционер. Кого это ты честишь?
Симон. Когда Робеспьер появился, нашлись подлецы из рабочих, которые, вместо приветствия, заорали ему: «Долой! К черту твердые ставки!» Его освистали... Им наплевать на Свободу. Ни до чего им дела нет, кроме своего кармана.
Секционер. Есть-то всем хочется.
Симон. Пускай потерпят, черт подери! Не жалко подтянуть пояс потуже, чтобы выиграть великую битву за счастье. Эх, да никто из вас на это не способен. Все вы готовы продать будущее за несколько лишних грошей.