Робинзон по пятницам
Шрифт:
— Я тебе верю! Кто-то встал на твоем пути, — Клара обличающе потрясла томиком Кристи. — Но я найду негодяя, и тогда справедливость восторжествует.
— Угу! Ищите.
— Но ты мне должна все рассказать. — Клара достала из кармана халата блокнот, явно приготовившись записывать исповедь несостоявшейся (а то и состоявшейся) убийцы.
— Мне нечего рассказывать. Если нужны подробности, обратитесь к следователю Федорову. — Сквозь дрему я слышала, как Клара ругала меня и Федорова. Похоже, старушка уже подкатывалась к нему, но парень оказался не промах. Настоящий партизан.
— Эфа!
— Господи, ну что на этот раз?!
На этот раз меня посетил дедушка Карл, во рту которого дымилась старая трубка. Под мышкой
— Дедушка, где вы взяли этот вонючий табак?
— В магазине "24 часа". Стефа, я должен с тобой поговорить.
— Утром нельзя?
— Дело безотлагательное. Над нашим домом нависла тень подозрения. Тебя обвиняют в убийстве!
— В двух.
— Ах, да! В двух убийствах! Это позор для всей семьи. Поэтому я должен вмешаться… Видишь ли, дорогая, никогда тебе не рассказывал, но сейчас пришло время. В молодости я служил в разведке. Однажды нас послали в Китай…
Хочешь, дружок, я расскажу тебе сказку? Дедуля превзошел не только братьев Гримм, но и Ганса Христиана Андерсена. За столь головокружительный сюжет, каждый из классиков, не задумываясь, отдал бы правую руку, да еще зуб мудрости в придачу. Молодой советский новобранец получил задание соблазнить дочку Великого Кормчего. Для чего КГБ устроило в Пекине благотворительный бал. Дедуля враз очаровал китайскую красотку: то ли красными лампасами, то ли черными усами. Девушка не устояла и устремилась за кавалером в машину, где все было готово для воплощения идеи интернациональной любви. Мягкие подушки и записывающие устройства. Однако в самый неподходящий момент у Карла произошел досадный сбой. Он вспомнил бабушку Клару. То есть тогда она еще не была бабушкой, но об ее ревнивом и горячем нраве слагали легенды. В общем, деду не помогла даже энергия "ци", которую в него попыталась влить новая подруга. Весьма оригинальным способом, надо сказать. Тут Карл смущенно закашлялся. Финал сказки печальный. Китаянка прочирикала "пфуй-пфуй", и деда разжаловали в солдаты. Но опыт разведчика остался. Не пройдет и двух дней, как он распутает это заковыристое убийство.
— …Два убийства, Соня. Не забывай.
— Фима, я никогда ничего не забываю. — Отчеканила тетушка и плюхнулась прямо мне на ноги.
— Господи, угомонитесь ли вы сегодня? — простонала я.
Фима осуждающе посмотрел на меня.
— Плохо выглядишь, Эфочка.
— А как я должна выглядеть в пять часов утра?
Родственники проигнорировали мой вопрос, видимо, посчитав его мало актуальным. Фима сосредоточенно перелистывал шестой том собраний сочинений Рекса Стаута. Тетя Соня бережно держала "Дело о светящихся пальцах". До Деллы Стрит она явно не дотягивала. Впрочем, как и дядя до Ниро Вульфа. Похоже, убийство Алекса разбудило в моей родне древний инстинкт охотника. И что-то мне подсказывало, что в качестве жертвы они выбрали меня. Предчувствия не обманули. Супруги вцепились как два голодных энцефалитных клеща. Один слева, другой справа.
— Стефания! Ты должна вспомнить все события с точностью до секунды. Иначе мы ничего не гарантируем.
— Мы ничего не гарантируем, — поддакнул дядька. — Без твоих показаний наше расследование может пойти по ложному пути. — Он перелистнул несколько страниц. — Ты его убила?
— Кого? — сопротивляться не было сил.
— Алекса. И еще этого… Твоего начальника.
— Ага. Обоих. Задушила в объятиях, утопила в вине, сожгла в огне страсти. А потом станцевала над бездыханными телами ритуальную джигу. Родственнички, дорогие, если через пару секунд вы не уберетесь отсюда, я то же самое проделаю и с вами. И любой суд меня оправдает. Состояние аффекта. Понятно?
Я протянула руку к подушке. Тетка с дядей синхронно вскочили с кровати и попятились к двери. Из-под одеяла вылез Жбан и уставился на непрошеных гостей.
— Жбаня! Фас!
Визитеров след простыл.
Или
— Где вы их взяли, изверги?
В ответ послушалось довольное сопение: ну да, зачем задавать столь идиотские вопросы? Ясное дело: позаимствовали на время у представителей правоохранительных органов, пока те несли свою опасную и нелегкую службу. Интересно, а ключиком-то успели разжиться? А то ведь сейчас закуют незаконную жену своего блудного папки в кандалы, и…
Мысль о ключе подбросила меня под самый потолок.
— Отставить! Как дам ремня хорошего!
— На детей кричать нельзя! — нравоучительным тоном объяснила мне Ольга (и эта сюда пожаловала!). — Их нужно холить, лелеять и воспитывать.
— Ну и воспитывала бы себе на здоровье Песталоцци ты наш доморощенный, вместо того, чтобы мешать покою честных граждан.
— Честных граждан в убийствах не обвиняют, — съязвила Ольга, запахивая розовый халат, от чего она стала похожа на раскормленного дождевого червя. — Меня, например, не обвинили. А у тебя подписку взяли! — И такая зависть у нее в голосе прозвучала, что я даже на минуту пожалела о своем вынужденном участии в трагических событиях. Была бы моя воля, отдала бы криминальные лавры своей родственнице: и сомнительное алиби, и отпечатки пальцев, даже подписку о невыезде, и ту бы отдала. Только бы они меня все оставили в покое! Но нет: у Ольги оказалась своя версия, которая требовала немедленной проверки.
— Эфа, я на досуге сопоставила отдельные факты и поняла: ты не виновата. Просто ты была в состоянии эффекта.
— Аффекта.
— Ага, я так и говорю. А за это у нас не судят. Ты, главное, не бойся. Признайся, и сразу на душе легче станет. У нас, кстати, самый гуманный суд в мире. Я про это читала.
— И еще смотрела, в "Кавказской пленнице".
Ольга не смутилась:
— Смотрела. У меня широкий культурный кругозор. Правда, дети?
Дети охотно согласились, поскольку умудрились таки надеть на мамочку украденные накануне наручники. Я оказалась права: ключ они взять не догадались. Засыпала я под злые завывания Ольги и радостное хихиканье младших Сидоровых.
Под утро мне приснился толстый зеленый принц. Светящимися пальцами он прикуривал трубку от огромной орхидеи и требовал от меня подписку о невыезде.
***
От ночных игр в детективов был только один плюс. Намаявшиеся родственники спали без задних ног. Поэтому утро прошло в хорошей дружеской обстановке. Рыбки меланхолично слопали кусок сырого мяса. Гена удовольствовался вегетарианской пищей. Жбан устроился прямо на столе и гипнотизировал свое отражение в блестящем кофейнике. Я смотрела новости.
Местное телевидение билось в чернушной истерике: война, забастовки, поджог, убийства. Декан и Алекс оказались в неплохой компании. Помимо них, в иной мир накануне отправились банкир, политик и директор овощной базы. Журналистика — это когда сообщают: "Лорд Джон умер", — людям, которые и не знали, что лорд Джон жил. Так говорил Гилберт Честертон. Российская журналистика — разговор особый. Неважно, что именно сообщить, главное — сообщить. Пытаясь объять необъятное и объяснить необъяснимое, журналисты тянули параллели. Параллели пересекались на удивление плохо, но кто ж отступает перед трудностями? Политика назвали светилом отечественной политики, банкира — финансовой системы, директора — национального овощного хозяйства, декана — солнцем российской науки. Алексу в этом ряду достойного места не нашлось, поэтому его сделали народным представителем. По словам кожаного мальчика-аналитика, наступало очередное затмение. Солнце выбирало себе жертв. Самых лучших. Когда дошло до ацтеков, я переключила телевизор. Ацтеки, зимой? Это слишком.